Правда о деле Гарри Квеберта

— Что за вздор вы несете, Маркус?

— Я не знаю, что писать, мне конец. Чистый лист. И так месяцами. Может, даже год.

Он расхохотался — тепло, успокаивающе.

— Ступор в мозгах, Маркус, вот это что такое! Все эти чистые листы — такая же глупость, как сексуальные неудачи, когда нужен результат: это паника гения, та самая, из-за которой ваш маленький дружок повисает тряпочкой, когда вы собрались покувыркаться с поклонницей и думаете только о том, как бы довести ее до оргазма, измеримого по шкале Рихтера. Забудьте о гениальности, просто складывайте вместе слова. Гениальность придет сама собой.

— Вы думаете?

— Уверен. Только надо слегка отвлечься от светских раутов и тарталеток. Писать — дело серьезное. Мне казалось, я вам это внушил.

— Но я работаю как проклятый! Только этим и занимаюсь! И все равно ничего не получается.

— Значит, обстановка неподходящая. Нью-Йорк — это очень мило, но там чересчур шумно. Почему бы вам не приехать сюда, ко мне, как во времена, когда вы у меня учились?

4–6 июля 2008 года

За дни, предшествующие нашей бостонской встрече с Барнаски, расследование ощутимо продвинулось вперед.

Во-первых, шефа Пратта обвинили в действиях сексуального характера в отношении несовершеннолетней, не достигшей шестнадцати лет, и на следующий день после ареста выпустили на свободу под поручительство. Он на время поселился в мотеле в Монберри, а Эми Пратт уехала из города к сестре в другой штат. На допросе в полиции штата Пратт подтвердил, что не только Тамара Куинн показывала ему найденную у Гарри запись относительно Нолы, но и Нэнси Хаттауэй делилась с ним тем, что ей было известно об Элайдже Стерне. Но Пратт сознательно пренебрег обоими свидетельствами, поскольку боялся, что Нола проговорилась кому-то из них об эпизоде в машине, и не хотел, допрашивая их, поставить себя под удар. Однако он поклялся, что не имеет никакого отношения к гибели Нолы и Деборы Купер и безупречно руководил поисками.

На основании этих заявлений Гэхаловуд сумел убедить прокуратуру выдать ордер на обыск в доме Элайджи Стерна. Обыск состоялся утром в пятницу, 4 июля, в День независимости. Портрет Нолы был обнаружен в мастерской и конфискован. Элайджу Стерна доставили в полицию штата и допросили, но обвинение ему предъявлено не было. Однако этот новый поворот событий возбудил еще большее любопытство в обществе: мало того, что по делу о смерти малышки Келлерган арестованы знаменитый писатель Гарри Квеберт и бывший шеф полиции Гэрет Пратт, в нем оказался замешан еще и самый богатый человек Нью-Гэмпшира.

Гэхаловуд во всех подробностях рассказал мне о допросе Стерна. «Поразительный тип. Абсолютное спокойствие. Даже велел своей армии адвокатов подождать за дверью. Такой внушительный, взгляд стальной, мне даже стало не по себе в его присутствии, а уж я на таких делах собаку съел. Я показал ему картину, и он подтвердил, что это действительно Нола».

— Почему у вас дома висит эта картина? — спросил Гэхаловуд.

Стерн ответил таким тоном, словно это само собой разумеется:

— Потому что она моя. Разве в этом штате есть закон, запрещающий вешать на стену картины?

— Нет. Но это портрет девочки, которую убили.

— А если бы у меня был портрет Джона Леннона, которого тоже убили, это бы имело какое-то значение?

— Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду, мистер Стерн. Откуда взялась эта картина?

— Ее написал один из моих тогдашних служащих. Лютер Калеб.

— Почему он написал этот портрет?

— Потому что любил рисовать.

— Когда была написана картина?

— Летом семьдесят пятого. В июле или августе, если мне не изменяет память.

— То есть непосредственно перед исчезновением девочки.

— Да.

— Как она была написана?

— Кистью, я так полагаю.

— Прекратите валять дурака. Откуда он знал Нолу?

— В Авроре все знали Нолу. Она пробудила в нем вдохновение, и он написал ее портрет.

— А вас не смущало, что у вас дома висит портрет пропавшей девочки?

— Нет. Это прекрасная картина. Это называется «искусство». А истинное искусство тревожит. Искусство, которое нравится всем, — это результат вырождения нашего мира, испорченного политкорректностью.

— Вы сознаете, что, владея картиной с обнаженной девочкой пятнадцати лет, можете заработать неприятности, мистер Стерн?

— Обнаженной? У нее не видны ни груди, ни половые органы.

— Но ведь она явно обнажена.

— Вы готовы отстаивать свою точку зрения в суде, сержант? Ведь вы проиграете, и знаете это не хуже меня.

— Я только хочу выяснить, почему Лютер Калеб рисовал Нолу Келлерган.

— Я уже сказал: он любил рисовать.

— Вы знали Нолу Келлерган?

— Немного. Как все в Авроре.

— Только немного?

— Только немного.

— Вы лжете, мистер Стерн. У меня есть свидетели, утверждающие, что вы состояли с ней в связи. Что ее привозили к вам домой.

Стерн расхохотался:

— И вы можете доказать свои слова? Сомневаюсь, потому что это ложь. Я ни разу не притронулся к девочке. Слушайте, сержант, мне вас жаль: ваше расследование явно топчется на месте, и вам стоит большого труда формулировать вопросы. Так и быть, я вам помогу. Нола Келлерган сама пришла ко мне. В один прекрасный день она пришла ко мне домой и сказала, что ей нужны деньги. И согласилась позировать для картины.

— Вы платили ей за то, что она позировала?

— Да. Лютер был очень одаренный художник. Безумно талантливый! Он уже писал для меня превосходные картины — виды Нью-Гэмпшира, сцены из повседневной жизни нашей прекрасной Америки, и я страшно загорелся. На мой взгляд, Лютер мог стать одним из величайших художников столетия, и я подумал, что, рисуя эту потрясающую девушку, он сможет создать нечто грандиозное. И вот вам доказательство: если я сейчас, на волне скандала вокруг этого дела, задумаю продать картину, то, вне всякого сомнения, выручу за нее один-два миллиона долларов. Много вы знаете художников, которые продаются за два миллиона долларов?

После этих объяснений Стерн, решительно заявив, что потерял уже достаточно времени и допрос окончен, удалился в сопровождении толпы адвокатов, а у онемевшего Гэхаловуда к расследованию добавилась еще одна загадка.

— Вы что-нибудь понимаете, писатель? — спросил меня Гэхаловуд, закончив рассказ о допросе Стерна. — В один прекрасный день девочка является к Стерну и предлагает за бабки позировать для картины. Вы можете в такое поверить?

— Безумие какое-то. Зачем ей нужны были деньги? На побег?