Правила Барби

После обеда я возвращалась домой, выбирала момент, когда никого нет на кухне, ужинала и отправлялась в свою комнату. Пару раз я выбиралась в город, однажды даже встретилась с Эрни. Дворецкий рассказал, что после увольнения весь персонал поместья Эвансов получил хорошие компенсации. Отец предусмотрел это. Эрни собирался уехать из города, и мне стало грустно от этого. Я теряла то, что когда-то давало мне чувство спокойствия и стабильности, но с другой стороны бывший дворецкий собирался отправиться в Канзас, он хотел наладить отношения со своим сыном, несмотря на то, что между ними была пропасть из десятков лет недомолвок и обид. Мы попрощались, и я пожелала ему хорошей дороги и удачи.

Мне не хотелось видеть Джефри, и к счастью, живя в одном доме, нам удавалось не сталкиваться. Избегать Челси было проще всего, ведь она пропала, будто кто-то выгнал ее из особняка. Но я понимала, что зло не уходит просто так, она еще обязательно даст о себе знать. А вот с Мейсоном происходило нечто странное. Большую часть времени он вел себя как самая настоящая шлюха, постоянно водил в этот дом подружек, но и с ним мы смогли найти точки соприкосновения. По крайней мере, он смирился с моим присутствием и больше не смотрел на меня этим ты-обидела-меня взглядом.

В один из дней мне удалось узнать немного больше о Джемме. После смерти Дэниела особняк, доля в компании и часть денег отошли Джефри, Мейсон и Джемма тоже не были обделены, большая часть финансов Дэниела и некоторая недвижимость отошли им. Потеряв мужа, Джемма никак не могла смириться с горем и приняла решение покинуть Солт-Лейк-Сити, сейчас она проживала и работала в Чикаго.

Каждый день у своей двери я находила конверт с наличкой – деньги, заработанные за день. Там всегда было больше, чем изначально говорил Джефри. Но объяснить это было крайне просто – у Фостера столько денег, что он их даже не считал, не глядя клал в конверт. Но пока они вообще были, и Фостер не приближался ко мне, я не собиралась жаловаться.

Я искала в своем положении и плюсы, и огромным плюсом были лошади. После выполнения всей работы я брала Герцогиню и вместе мы уходили к озеру. Я садилась на старый пирс, и смотрела на воду, но больше не рисовала. Я решила отложить свою мечту до момента, пока у меня не появятся деньги. Возможно, я выгорела, а может быть, просто отчаялась.

В начале второй недели моего пребывания в поместье Фостеров, когда после работы я как раз готовилась к прогулке с Герцогиней по округе, в конюшне появился Фостер. Я пыталась игнорировать его, даже взгляда в его сторону не бросила, но он остановился в нескольких шагах от меня, привалился мускулистым плечом к дверце денника и принялся молчаливо пялиться на меня. Нечто странное кольнуло мои виски, ведь краем глаза я заметила, что Джефри одет в простые джинсы, футболку и спортивный жакет. С момента моего появления в городе, я еще не видела его в чем-то кроме строгих брюк и рубашек. И сейчас его внешний вид был виновником болезненной ностальгии захватившей мою грудь.

Перестань, Барбара.

Прошлое было ложью, Джефри в которого я когда-то влюбилась, не существовало, он был лишь фантазией.

Все то время, что я пыталась закрепить седло на лошади, он наблюдал, и это смущало меня. Отпечаток Эффекта Фостера никогда и не покидал меня.

– Как тебе работа? – спросил он, приближаясь ко мне и оказываясь позади меня как раз тогда, когда я затягивала подпругу. Я не ответила на этот издевательский вопрос и продолжила поправлять седло. Спазм сковал мои легкие, пока спиной я ощущала его присутствие, его тело было таким большим и сильным, что наверняка имело собственную орбиту, и эта орбита вторгалась в мое личное пространство.

Его крупные ладони вдруг скользнули мимо моей талии и накрыли мои руки. Его пальцы были длиннее, поэтому пока я держалась за ремешки на седле, Фостер затянул подпругу, а затем, когда я дернула головой, его губы случайно коснулись моего уха. Почему случайно? Потому что он отстранился от меня так быстро, словно на моем ухе росли острые шипы. Я замерла, чувствуя, как от этого маленького касания тысячи мурашек атакуют мою кожу, а в груди зарождается вихрь.

Что-то мне это напоминает, некий эпизод из моего прошлого. Тогда я взорвалась, не смогла сдержаться, но теперь Фостер получит минимум моих эмоций, потому что я не чувствую к нему ничего кроме глухой ненависти.

– Время идет, а ты все так же дерьмово обращаешься со своим седлом, – донесся его равнодушный голос.

Я принялась заплетать Герцогине косички, предпочитая игнорировать Джефри.

–Не стоит благодарности, – через некоторое время сказал он, очевидно рассчитывая на то, что я рвану сильнее Йеллоустонского вулкана. Фостер не учитывал один важный факт, если и я взорвусь, то как и Йеллоустон могу легко оставить после себя пепелище. А пока мне удавалось сдерживать дьявольский огонь внутри.

– Не разговариваешь со мной? – спросил он, и ставлю свои туфельки от «Бальман» из прошлой коллекции, что на секунду я уловила в этом тоне нотки отчаяния.

– Да я едва твое присутствие выношу, какие могут быть разговоры? – фыркнула я, оборачиваясь к нему.

Зеленые глаза обогнули мои завязанные в пучок волосы, спустились к губам и скромному декольте тренировочному поло на молнии, а затем вдруг резко вернулись на мое лицо. Между его бровей пролегла морщина, которая едва не разделила его лицо на две половины, и, оторвавшись от стены, Фостер сделал несколько шагов ко мне. Почувствовав неладное, я хотела коснуться лица – ну, не знаю, вдруг на мне сидела муха – но он перехватил мое запястье, а другой рукой коснулся моего носа: подушечка его пальца мягко прошлась от переносицы до кончика. Он делал так и в прошлом, но я никогда не предавала этому значения. Сейчас, однако, прикосновения были немного другими, он не надавливал, обращался осторожно, но мне казалось, будто он ощупывает мой нос.

Мои глаза собрались на переносице, пока я в смятении наблюдала за его действиями. Может у него поехала крыша? Смогу я использовать это в суде?

– Твой нос изменился.

Как он вообще это заметил?

– Сделала ринопластику первым делом как перебралась в Нью-Йорк, – честно призналась я. У меня была маленькая горбинка, от которой я всегда мечтала избавиться, и теперь моя внешность была идеальна по моим собственным меркам.

– Зачем? У тебя был красивый нос. Мне нравился твой нос, – забываясь, выдал он, заглядывая в мои глаза. Его голос не был лишен эмоций как прежде, что-то определенно проскользнуло в его тембре: не злость, не ярость, не разочарование, но что-то такое, что мне никак не удавалось распознать.

– Мне все равно, что тебе нравилось, – фыркнула я, отталкивая его руку от своего лица. – И не смей лапать меня своими ручищами, мне противны твои прикосновения.

– Раньше ты сама хотела, чтобы я касался тебя, – деревянным голосом сказал он. – Помнишь наш первый раз, это ведь ты сделала шаг ко мне, взяла мою руку в свою и просунула ее в трусики, мычала, вздыхала, и мурчала как котенок, пока я гладил тебя между ног. – На последнем его слове наши взгляды встретились. Я нервно сглотнула, вспоминая наш первый секс.

– Не припомню, – сухо бросила я, вытягивая шею. Но я помнила, черт возьми, я так хорошо помнила это, что иногда мне хотелось стереть себе память, ведь каждое такое маленькое воспоминание затрагивало меня до глубины души. Я злилась и грустила, приказывала себе не думать о прошлом, но все мои приказы мною же и игнорировались.

– Может, стоит тебе напомнить? – спросил он, склоняя голову на бок и останавливая изумрудный взгляд на моих губах. Фостер стоял так близко, что его запах моментально завладел моими легкими. Я почувствовала слабость в коленках, старалась сопротивляться его незримому влиянию, но проигрывала, ведь сгорая под этим взглядом, я задумалась над его предложением. Вожделение заструилось по моим венам, сворачивая каждую клеточку моего тела в желании к этому мужчине – мужчине, которого я ненавидела всем сердцем.