Правила Барби

Что за черт?

Это напомнило мне события прошлого. Она словно тонула, хватала воздух ртом и не могла вдохнуть, но вокруг не было воды.

Я приблизился и опустился рядом с ней, пытаясь понять, что происходит. Мой взгляд блуждал по ее красному лицу и опухающим губам, паника поглощала меня.

– Я… не могу дышать, – прохрипела она, сжимая тонкими пальцами мое бедро.

– Что мне сделать? Почему ты тонешь? Барбара! – беспомощно позвал я, заключая ее лицо в свои ладони. Это какая-то паническая атака из-за моих слов? Ей нужна холодная вода? Как сделать так, чтобы она снова ругалась и насмехалась надо мной, а не задыхалась и теряла сознание?

И вдруг меня осенило.

Пирожное.

Страх пронзил меня до самых костей, когда я, наконец, понял, что не так было с пирожными. Орехи. Там был гребаный ореховый мусс. У нее аллергия на арахис.

– Дерьмо! – зарычал я, хватая ее на руки. Ее холодные пальцы опустились на мою шею. Почему она так быстро теряла силы?

Пробираясь через весь дом к выходу, я думал только об одном: мне нужно успеть, мне нужно добраться до больницы раньше, чем она потеряет сознание от недостатка кислорода. Люди смотрели на нас, меня кто-то окликнул, но я даже не придал этому значения. Весь шум, казалось, отошел на второй план, я слышал лишь ее тяжелое дыхание и смотрел вперед.

Только бы успеть.

Следующие события проносились передо мной подобно старой кино-пленке. Кадр за кадром: я выбегаю на подъездную дорожку, сажу Барбару на переднее сиденье. Она в сознании, но тяжело дышит и не может сказать мне ни слова, просто смотрит на меня, пока ее глаза слезятся, а лицо все сильнее опухает. Я давлю на газ, разворачиваясь, едва не задевая чью-то новую «Феррари» и, вжимая педаль в пол, несусь по ночным улицам Солт-Лейк-Сити в ближайшую больницу. Мой автомобиль ревет, руль вибрирует, ведь я впервые разгоняю машину до такой почти предельной скорости.

Я бросил на нее короткий взгляд, сразу же проклиная себя за это. Ведь мне немедленно захотелось прижать ее к себе и не отпускать ни на секунду, но сомневаюсь, что это спасет ее от приступа аллергии.

Черт возьми, почему я не придал значения ее словам, почему не додумался проверить эти гребаные пирожные? Как я мог допустить это?

В моей голове без конца проигрывались события прошлого, я слышал ее голос.

– А у тебя нет аллергии? – спросила она, глядя на то, как меня кусает змея – уж, зажатый в моей руке, так не вовремя пробравшийся в конюшню. Барбара сбежала с похорон мамы и укрылась в деннике своего пони.

Я улыбнулся. Тогда, почти пятнадцать лет назад, мне чертовски польстило то, что она беспокоилась обо мне. Девочка, за которой я бегал хвостиком, пока она не видела, переживала, что я могу умереть.

– Нет. А у тебя?

– На арахис.

– Арахис, – задумчиво протянул я. – Значит, маленький орешек может тебя убить?

– Полагаю, что так.

– Нет, черт возьми, этого не случится. Этого не случится, Барбара, ты слышишь? – мне хотелось орать от беспомощности, я выжимал всю мощь из своего «Астон Мартина», заставляя зайтись шины в громком визге, но эта скорость казалась мне черепашьей. – Блять! – я ударил по рулю, когда заметил огромный мусоровоз, перегородивший весь чертов проезд. До больницы оставалось меньше пятисот метров. Путь от особняка Поултеров на высокой скорости занял три минуты, я не могу терять время, у меня его нет, у нее его нет. Резко затормозив и, наверняка стерев резину на колесах в пыль, я остановился на обочине.

Я вылетел из машины и открыл ее дверь.

Она была без сознания, она отключилась, черт возьми!

– Нет, нет, нет, Барбара! – Она не ответила, даже не реагировала. Я схватил ее на руки и побежал. Просто побежал, даже не заглушив машину, не закрыв ее и оставив там все свои вещи. Я чувствовал, как что-то внутри меня обрывается. Я не мог проверить дышит ли она, бьется ли ее пульс, потому что смотрел лишь вперед, чтобы не споткнуться, я не мог медлить.

Барбара, пожалуйста, детка.

На долгие-долгие секунды мой мозг отключился, я видел лишь возвышающееся здание больницы «Солт-Лейк Дженерал» и старался бежать как можно быстрее. Мой пульс в висках стучал так сильно, что вызывал у меня головную боль, мышцы ног горели огнем, а живот сворачивало от страха, но, думаю, именно это позволило мне добраться от машины до больницы за пару минут.

Пожалуйста, Барби.

Меня окружили медики. Яркие длинные лампы на потолке ослепляли своим светом. Приемное отделение было заполнено. Медицинский персонал забрасывал меня вопросами, а потом они просто забрали Барбару. Перед моим лицом захлопнули дверь, запрещая идти дальше с ней, оставляя меня мучиться от неизвестности.

Ты должна выжить. Ты должна распахнуть двери, влететь в них подобно урагану и наорать на меня. Пожалуйста, детка.

Я обессилено опустился на твердое сиденье в зале ожидания и закрыл лицо руками. Горло сводило от ужаса и неизвестной мне ранее режущей боли. Я не мог вдохнуть, от быстрого бега мои легкие едва не взорвались.

Я задыхался вместе с ней.

И если она умрет, я умру вместе с ней.

***

– Ты можешь идти, – раздался голос Эванса в моей голове, перемещая меня в прошлое. Я подошел к двери его кабинета и схватился за ручку, так и не решаясь прокрутить ее и открыть дверь.

И проблема была в том, что я не мог уйти. Ведь Эванс уже озвучил свое предложение. И оно словно цепями сковало все мое тело. И дело было в одном единственном и сокровенном, на что мне никогда не было плевать, как бы я ни старался убедить себя в обратном, и я вовсе не о компании.

Время шло, а я так и стоял, чувствуя запах деревянной двери, книг и аромат вишневых карамелек, что было сущим бредом моего больного воображения, ведь Ее не было в этом доме уже четыре года. А значит, здесь не могло пахнуть Ею. Я тронулся, напрочь, потерял весь свой разум.

– Она ни за что не согласится быть со мной, – тихо сказал я, пытаясь отыскать в том, что когда-то было моим сердцем остатки чести отказать Эвансу, ведь он предлагал мне Ее в обмен на мой голос на следующем заседании совета, когда Джонсон и его шестерки попытаются убрать его. Но как бы я ни старался, не мог найти веских причин, почему бы я был против, только уверенные «за». – Ты не сможешь ее заставить. Проще заставить солнце перегореть, чем твою дочь сделать то, что она не желает делать.

Я обреченно взглянул на него и заметил жуткую самоуверенную улыбку, она так и кричала: «Я вижу тебя насквозь, Джефри, я знаю, что ты одержим Ею, и даже после разбитого сердца не сможешь отказаться от возможности получить Ее себе».

– Предоставь это мне. Она будет с тобой и более того, она сама попросит тебя об этом, – заверил Эванс.

Было просто говорить себе, что меня волнует компания, будто мне хочется спасти ее от краха, сохранить наследие, и поэтому я согласился на предложение Эванса. Но это была ложь. Я лгал сам себе, ведь думал, что таким образом спасу то, что осталось от моего сердца – не позволю Барбаре пройтись своими туфлями на высоких каблуках по пепелищу, которое она оставила после себя.