Правила бунта

Я хочу, чтобы боль прекратилась. Уверена, что скоро сойду с ума, если этого не произойдет. Олдермен предложил перевести меня в частную школу в Вашингтоне, но меня охватила нелогичная, необоснованная ярость, когда я подумала о том, чтобы принять его предложение. Новое начало, подальше от всей этой ерунды и от всех трех парней из Бунт-Хауса, действительно имеет свою привлекательность, но тогда что бы это сказало обо мне? Я стала бы трусихой, убегающей от своих проблем вместо того, чтобы столкнуться с ними лицом к лицу. Бежать из Гроув-Хилла и от моего прошлого — это одно: там я убила человека. Моя мать позволила алкоголику-наркоману обменять меня, как будто я была его личной гребаной собственностью, на наркоту. Мне было одиннадцать лет. Я не жалею о том, что сделала с Кевином — я сделала то, что должна была сделать, чтобы выжить — но сейчас другое дело. Я не умру, если останусь в Вульф-Холле. Несмотря на то, что это чертовски больно, ничто из этого не выходит из-под моего контроля.

Я могу быть сильной. Могу игнорировать боль, которая парализует мою душу всякий раз, когда вижу Дэша, и могу пережить этот кошмар, пока не закончится выпускной год... потому что я отказываюсь позволить ему узнать, какую сильную боль он мне причинил.

«Как только ты кончишь на мой член, я перейду к следующей хорошенькой девушке с приличного размера сиськами, и на этом все. Ты ничего не услышишь от меня. Не будет никаких сообщений. Мы не пойдем рука об руку по коридорам этой помойки. Я погублю тебя. Я стану той уродливой раной в памяти, которая никогда не затянется, гноящаяся и отравляющая все будущие отношения, которые у тебя когда-либо будут, потому что я сделаю невозможным для тебя доверять всем мужчинам».

Дэшил был прав. Именно это он и сделал. Он продолжает жить своей жизнью, как ни в чем не бывало. Как будто меня, бл*дь, вообще не существовало. Пресли хотела убить его, когда я рассказала о том, что увидела в обсерватории. В течение нескольких недель было трудно не разрыдаться, когда я слышала, как он шутил с Рэном или ссорился с Паксом в коридорах.

Я испытала облегчение, когда в октябре семья Амалии переехала в Аргентину и забрала ее с собой. Отсутствие необходимости смотреть на нее и вспоминать, что она делала с моим парнем, немного помогло, но боль так и не прошла полностью.

Итак, мое бесконечное наказание за то, что я не вняла предостережению Дэша, продолжается. Может быть, однажды, через год или два, когда между нами будут тысячи миль, я проснусь и почувствую, что наконец-то снова могу дышать. Но пока…

— Кэрри?

Я резко поднимаю голову, отыскивая человека, который только что окликнул меня по имени. Директор Харкорт быстрым шагом направляется ко мне через библиотеку, ее лицо, как обычно, очень серьезно. Женщина натянуто улыбается, когда подходит к столу, за которым я занимаюсь, и деловито постукивает костяшками пальцев по дереву.

— Олдермен был бы рад видеть, что ты так усердно учишься, — говорит она тихим заговорщицким голосом. — Не могу понять, почему ты занимаешься здесь, когда у тебя так много места наверху. Должна сказать, я думаю, что у тебя самая лучшая комната во всей академии.

Она все еще думает, что Хлоя Хан поменялась со мной комнатами по доброте душевной. У меня нет сил сказать ей правду, что Дэш подкупил девушку. Через двадцать четыре часа после того, как застала его в обсерватории с членом во рту Амалии Гиббонс, я умоляла Хлою снова поменяться со мной комнатами. Она посмотрела на меня, как на сумасшедшую, а потом, даже не подумав, наотрез отказалась меняться обратно. Сказала, что ей нравится жить близко к душевым на втором этаже, но после того, как я приставала к ней в течение нескольких дней, Хлоя проговорилась, что Дэш сказал ей, что она не может поменяться обратно ни при каких обстоятельствах. Это чертовски сбивало с толку. Парень нагло растоптал все мои чувства, раздавил мое сердце, ему было абсолютно наплевать на меня, а затем сказал ей, что их сделка отменяется, если она примет свою старую, гораздо большую спальню обратно. Может быть, заставить меня оставаться в красивой комнате со всеми красивыми вещами, которые он мне купил, было просто еще одной формой наказания с его стороны. Той, которая действительно была очень эффективной.

Теперь я ненавижу эту комнату. Я провожу там как можно меньше времени, возвращаясь из библиотеки или из комнаты Пресли спать только тогда, когда мое тело требует отдыха.

Я натянуто улыбаюсь директору Харкорту.

— Я могу что-нибудь для вас сделать, директор Харкорт? Я как раз в середине своего задания по испанскому языку.

Она кивает.

— Да. Через пару дней у нас в школе появится новая девочка. Ее зовут Элоди. Она займет старую комнату Мары Бэнкрофт, а это значит, что она будет на вашем этаже. В качестве связующего звена между учениками и учителями ты обязана следить за тем, чтобы она устроилась здесь и адаптировалась. Вульф-Холл может быть очень подавляющим и пугающим для новых студентов. Я бы хотела, чтобы ты показала ей окрестности. Сделай так, чтобы она чувствовала себя желанной гостьей. Покажи ей, где проходят ее занятия. Что-то в этом роде. Думаешь, справишься с этой задачей?

В последнее время у нас появлялось множество новых студентов, но ни один из них, похоже, не прижился. В спальне, которую раньше занимала Мара, с таким же успехом могла быть вращающаяся дверь, из-за постоянно входящих и выходящих студенток. Несколько девушек с четвертого этажа начали сплетничать о том, что в комнате водится привидение.

— Да. Конечно. Нет проблем. — Мой голос ровный. Это голос человека, который потерял способность заботиться о чем угодно.

Харкорт не обращает внимания на мой едкий тон. Она принимает все за чистую монету, каким-то образом отключаясь от того, насколько несчастной я кажусь.

— Хорошо. Спасибо. Я знала, что могу рассчитывать на тебя, Карина. И я говорила, что будут включены дополнительные обязанности в начале года?

О боже, разве она не твердит это на каждом шагу? Я посылаю ей еще одну хрупкую улыбку.

— Да, говорили.

— Замечательно. Если бы ты могла показать ей все вокруг, привести в офис, чтобы узнать ее расписание и что-то подобное, это было бы очень ценно.

— Конечно.

Директор Харкорт, похоже, хочет сказать что-то еще. Она открывает рот, но потом передумывает.

— Ладно. Тогда я оставлю тебя наедине с испанским. Дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится.

ГЛАВА 35

ДЭШ

Будучи убежденным атеистом (к большому отчаянию моей матери), я не слишком задумывался о рае или аде. Я всегда знал, что ни того, ни другого не существует, поэтому провел очень мало времени, представляя самые лучшие или самые худшие места, в которых душа могла бы томиться всю вечность. Однако недавно обнаружил, что, возможно, ошибался. Может быть, рай и ад действительно существуют. В конце концов, я живу в чистилище с прошлого июля, пойманный в этом промежуточном мире, где испытываю сладкое облегчение, видя девушку, которую люблю каждый день, только для того, чтобы быть наказанным невыносимой болью от невозможности поговорить с ней, прикасаться к ней или даже смотреть на нее.

Я многое узнал о том, как далеко может зайти изысканная глубина боли. Сначала думал, что в какой-то момент мне придется опуститься на дно колодца, но, погружаясь все глубже и глубже, неделя за неделей, в эту черную, как смоль, яму отчаяния, я понял, что ошибался. Пустота внутри меня могла продолжать причинять боль — могла, и будет причинять — и единственное, что мне оставалось — это научиться переносить ее, не разваливаясь на части.

Я ненавижу себя.

НЕНАВИЖУ.

Но история, которую рассказал мне Олдермен, подтвердилась. После того, как мужчина высадил меня у дома, все еще истекающего кровью, я вытащил свой ноутбук и вбил «Ханна Роуз Эшфорд, Гроув-Хилл» в поисковую систему. Информация, появившаяся на экране, была ужасающей. Ряд местных газет назвал маленькую девочку ненормальной. Невменяемой. Нестабильной. Другие утверждали, что она была умной и зрелой для своих одиннадцати лет, и предполагали, что с ее стороны были какие-то злые намерения. Они указали, что убийство Кевина Уинтропа было спланировано заранее, и обсудили возможность того, что мать девочки тоже участвовала в чудовищном заговоре, чтобы покончить с жизнью этого человека.

Ни в одной статье или отчете не говорилось о жестоком обращении или бытовом насилии. Никто ничего не сказал о сексуальном насилии и не предположил, что маленькая девочка сбежала с места преступления, потому что испугалась. В их глазах девушка осталась бы, если бы была невиновна. Зачем ей нужно было бежать, если бы она действовала в целях самообороны?

В ту ночь я не спал, расхаживая взад и вперед по своей спальне, пытаясь придумать способ справиться с новой информацией, которую я узнал от опекуна Кэрри, чтобы не разбить ей сердце. Но независимо от того, какую замысловатую, полусумасшедшую, безумную идею я не придумывал, риск всегда был слишком неприемлемым.