Правила охоты

Джим, черноволосый молодой парень из первой группы, перебил главаря.

— А что за человек стоит на третьем?

— Третий этаж — “частное крыло” — охраняется только рейнджерами. При входе в коридор они установили нечто вроде контрольной зоны. Снаружи стоит рейнджер, который охраняет первую из бронированных дверей. Он впускает посетителя в зону. В зоне стоит металлодетектор. Если ты чист, то перед тобой открывается вторая дверь, за которой стоит еще один рейнджер. Кстати, обе двери никогда не открываются одновременно, и я подозреваю, что это просто невозможно — должно быть, на них установлены электронно взаимодействующие замки.

— А видеонаблюдение? — спросил еще один террорист. Мак-Гонигэл кивнул.

— На стене установлена камера, которая располагается прямо над дверями. С ее помощью площадка просматривается до самой лестницы. Там были двери пожарного выхода, но рейнджеры их убрали. Любой, кто поднимается по ступенькам или выходит из лифта, расположенного рядом с лестницей, попадает в поле зрения камеры с того момента, как ступает на площадку третьего этажа.

В гостиной воцарилась тишина. Террористы обдумывали услышанное. Справиться с полицейским в регистратуре не составит труда, но как подняться вверх на третий этаж так, чтобы не насторожить рейнджера на посту у первой двери? У Мак-Гонигэла была одна идея — в этом отношении он всегда отличался изворотливостью и находчивостью.

— Пожарные выходы? — предложил Джим, которому нелегко давалось чтение строительных чертежей. В любом случае он предпочел бы свежую фотографию или даже набросок, сделанный от руки. Кроме того, Джим всегда с подозрением относился к древним чертежам: строго придерживаться намеченных планов было не в обычае ирландских строителей. Каковы бы ни были установленные порядки, но здания сплошь и рядом ремонтировались и реконструировались без внесения соответствующих изменений в первоначальные чертежи и регистрационные документы. Подумав об этом, Джим мельком взглянул на проставленную в уголке листа дату. Чертеж не был самым первым, но и ему было больше сорока лет. Интересно, насколько изменился за это время госпиталь?

Мак— Гонигэл кивнул головой.

— Пожарные лестницы расположены с обоих торцов здания и ведут на плоскую крышу. Я, однако, уверен, что рейнджеры законопатили тот, через который можно попасть в их крыло…

Террористы продолжали отрабатывать свой план. Кэтлин, лежавшая связанной на полу и на время позабытая преступниками, с ужасом прислушивалась к страшному сценарию, помешать осуществлению которого казалось невозможным. Оружие, вынутое из брезентовых чехлов, повергло се в полное отчаяние; она увидела не только автоматические винтовки, но и гранаты с гранатометами. Даже Кэтлин понимала, насколько это мощное оружие.

Лишь одна мысль служила ей слабым утешением. Она рассказала террористам все, и только номер комнаты, в которой лежал Фицдуэйн, Кэтлин указала неправильно. Чтобы эти ублюдки не смогли ни о чем догадаться, Кэтлин продолжала твердить, что Фицдуэйн лежит в четвертой палате, хотя на самом деле это была палата номер два. Кэтлин цеплялась за эту ложь так самозабвенно, что, похоже, начала верить в нее сама.

Прошло совсем немного времени, и пятеро террористов, включая Сасаду, уехали, оставив одного охранять пленниц на случай, если вдруг потребуются заложники. Если нападение пройдет как планировалось, то последует телефонный звонок, и обе беспомощные женщины будут убиты. Они могли опознать нападавших, а никакой пользы принести не могли. Собственно говоря, Сасада настаивал на том, чтобы расправиться с ними сразу, но Мак-Гонигэл убедил его потерпеть хотя бы еще час или около того.

Услышав, как мало ей осталось жить, Кэтлин неслышно заплакала. Оставшийся с ними в качестве тюремщика лысый Эмон слушал радио, изредка бросая на женщин равнодушные взгляды. АК-47 лежал у него на коленях, но он собирался умертвить пленниц с помощью ножа; на его счету было уже немало смертей, но Эмон еще никогда никого не убивал этим особенным способом.

Некоторое время он подумывал о том, чтобы изнасиловать молодую женщину, но она, изрезанная и окровавленная, нисколько не возбуждала его. Ждать же просто так было невыносимо скучно. Уезжая, главарь наказывал Эмону сидеть в гостиной с опущенными жалюзи на окнах, но это было глупо. Кто бы ни посмотрел в сторону дома, то увидел бы за окнами лишь темную тень, по которой невозможно отличить даже мужчину от женщины. Да и кто станет заглядывать в чужие окна в этом унылом и безлюдном районе?

Эмон встал, потянулся и прошел на кухню, чтобы согреть себе чай.

Для поездки решили воспользоваться автомобилем Медведя, который привлекал к себе гораздо меньше внимания, чем полицейские машины — без опознавательных знаков, но все равно известные каждому жителю здешних краев. К тому же, на ветровом стекле автомобиля швейцарца красовалась наклейка “Авис”, служившая в Ирландии главным опознавательным знаком зеваки-туриста.

Дороги были извилисты и узки, к тому же Медведь никак не мог приноровиться к езде по левой стороне. Каменные мосты были еще уже, и Хайни не раз думал, что еще до захода солнца он обязательно украсит несколько памятников здешнего каменного зодчества эмалью с крыльев или с борта своего автомобиля.

Когда, примерно за милю до дома Кэтлин, Медведь пытался вписаться в один из крутых поворотов дороги, навстречу ему неожиданно выскочили два автомобиля. Швейцарец заметил передний из них в самый последний момент и принялся отчаянно рулить, чтобы избежать лобового столкновения.

От резкого маневра его занесло, машина соскочила с полотна и забуксовала в глинистой канаве. Напрасно Медведь пытался выехать обратно на дорогу, действуя сцеплением и включая самую низкую передачу — ирландская глина держала его крепко. Мало того, когда он попытался выбраться, оказалось, что водительскую дверцу заклинило.

Медведь чувствовал себя полным идиотом и был крайне сердит на самого себя. Ему, конечно, следовало доверить руль одному из полицейских. В родной Швейцарии он считался неплохим водителем, однако для того чтобы привыкнуть к ирландским дорогам, ему всегда требовалось несколько дней. К тому же дороги в западных районах страны были хуже, чем в других ее частях.

Тем временем полисмен, сидевший рядом с ним на переднем сиденье, вышел из машины, и Медведь, покряхтывая, не без труда выбрался наружу через правую дверцу. Откровенно говоря, он не был создан для маневров в такой тесноте.

Четверо мужчин в течение пятнадцати минут пытались вытолкнуть автомобиль обратно на дорогу, однако все их усилия ни к чему не привели, несмотря на то, что швейцарец несколько раз падал в грязь. Как назло, они находились в долине, и их рации ничего не принимали.

Кончилось тем, что четверка отправилась к дому Кэтлин пешком. Медведь, который не слишком любил пешие прогулки, мог, однако, в случае крайней необходимости поддерживать довольно высокий темп. Вооруженный ирландский детектив замыкал шествие; он достал свой “узи”, который обычно держал в дипломате, и повесил через плечо.

Через пять минут ходьбы небо почернело, набежали облака, и полил настоящий ливень. Вдали над холмами сверкали молнии и рокотал гром.

С усов Медведя закапало. Когда начался дождь, он мгновенно промок от редеющих волос на макушке до самых мысков своих дорогих и стильных ботинок, и теперь, уже не в первый раз, он задумывался о капризах ирландской погоды. Обычно он предпочитал более просторную и простую обувь, но эта пара была подарена ему Катей.

Потом он удивился про себя, почему, оказываясь поблизости от Фицдуэйна, он терял всякую осторожность и начинал действовать не так, как действовал бы в Швейцарии. Очевидно, этот чертов ирландец будил в нем дух авантюризма.