Правильный ход

Он переводит свой взгляд на меня и его лицо смягчается. — Что ж, мой сын жив, и вы не сожгли дом дотла… пока. Я бы сказал, что у тебя все в полном порядке.

— Возможно, это самое приятное, что ты когда-либо говорил мне, но нет. Не эта работа. Не присмотр за Максом, а моя настоящая работа. Она у меня хреново получается.

В этот момент раздается звуковой сигнал таймера духовки. Используя кухонное полотенце, перекинутое через плечо, я вытаскиваю противень для печенья и обнаруживаю, что мой гарнир подгорел до хрустящей корочки.

— Нахуй мою жизнь. Это должна была быть крошка черного кунжута.

— Похоже, тебе это удалось. Оно определенно черное.

Мои глаза сужаются при виде гигантского бейсболиста, который выглядит слишком хорошо, прислонившись плечом к холодильнику и наблюдая за мной.

— Это даже не основной десерт. Это просто гарнир. Я даже не могу правильно приготовить гарнир. Что со мной, блять, не так? Я бросаю противень с печеньем на столешницу.

Я не плакса. Я не настолько растроенна, чтобы плакать, но у меня сформировалась ассоциация к тому, что как я думала, должно было стать рецептом, который выведет меня из этой колеи. Запрокидывая голову, я закрываю глаза, пытаясь проглотить свое разочарование.

До тех пор, пока я не чувствую, как две большие мускулистые руки заключают меня в объятия. Мои глаза распахиваются, и я вижу серую футболку, туго натянутую на груди, в которую утыкается мое лицо.

— С тобой все в порядке, — успокаивающе говорит он. Это сказано так, как он мог бы сказать эти слова своему сыну, если бы тот упал и ударился головой. Это мягко и устойчиво, и слишком сильно воздействует на мой хаотичный мозг.

Я растворяюсь в нем, мои руки скользят по его стройной талии. — Ты хорошо пахнешь.

Его грудь прижимается к моей щеке. — На этот раз я принял душ после игры

— Значит ли это, что ты доверяешь мне своего сына?

— Не спрашивай меня об этом, Монтгомери. Ты в хрупком состоянии, и мне пришлось бы солгать тебе

— Кай?

— Хммм?

— Почему ты меня обнимаешь?

Он выдыхает, и мое тело при этом прижимается к его телу. — Я не знаю. Мне показалось, что тебе это нужно. Мне говорили, что я мастер на все руки, так что, думаю, это был инстинкт.

Возможно, он что-то заподозрил, потому что если бы и было что то, что могло меня утешить, то это был его глубокий тембр голоса, сопровождаемый крепкими объятьями.

— Что происходит? — мягко спрашивает он, поглаживая рукой мою обнаженную спину.

— Я посмешище. Никто больше не хочет меня нанимать. Они собираются снять меня с обложки, и все потому, что я, черт возьми, не могу приготовить гарнир к козьему сыру "Fromang Blan", которое, по сути, просто гарнир сам по себе. Я даже не могу приготовить гарнир к гарниру! Я еще даже не добралась до чизкейка.

Он делает паузу, явно не находя слов. Когда он, начинает говорить, то поражает меня: — Ну, если быть откровенным, кто, черт возьми, вообще хочет козий сыр на десерт?

Я смеюсь ему в грудь.

— Не хочешь объяснить мне, почему татуированная няня без речевого фильтра говорит так, словно у нее ресторан, отмеченный звездой Мишлен?

Отодвигаясь от него, я сразу же начинаю скучать по его уверенности. Благодаря этому простому объятию я начинаю понимать, что именно в Кае так нравится моему отцу. Он надежный. Он стабильный.

— Прости.

Я указываю на его рубашку, которая теперь так же покрыта мукой, как и у меня.

— У меня нет ресторана, отмеченного звездой Мишлен, но я помогаю кухням заработать ее.

За стеклами его очков я вижу замешательство.

— Я работаю по контракту. Рестораны нанимают меня на три месяца, в надежде заработать звезду, я прихожу к ним на кухню и готовлю десерты. Некоторые рестораны превосходны как в основном меню, так и в десертной карте, а некоторые просто не разбираются в сладостях. Вот тут-то я и вступаю в игру.

— Итак, Майами…

— Я работала там на кухне, но постоянно все портила. Я решила взять отпуск на лето, чтобы подготовиться к своей следующей работе. Это мой самый большой проект на сегодняшний день.

— И что это за обложка, о которой ты так беспокоишься?

— Обложка Food & Wine. И я предполагаю, что заголовок будет гласить что — то вроде, — я указываю перед собой, как будто произнося это по буквам, — Миллер Монтгомери. Ни хрена не умеет печь.

Он понимающе кивает. — Это броско. Я думаю, это будет хорошо продаваться.

Немного моего внутреннего разочарования покидает меня вместе со смехом, который срывается с моих губ. Как удар в грудь, меня поражает осознание того, что Кай потенциально мог бы мне понравиться. Особенно, если он продолжит вести себя так очаровательно и поддерживать меня, вместо того чтобы быть властным.

— Ну, если это что-то значит, я полностью впечатлен.

— О, хорошо.

Я опускаю плечи. — Я добавлю твои слова к своему интервью «Бейсбольный питчер из Чикаго недоумевает, кому, черт возьми, красится козий сыр на десерт, но, тем не менее, впечатлен.»

— Вообще-то, из Техаса.

— Хммм?

— Я из Техаса. Если быть точным, из Остина.

Такой незначительный факт в общей схеме всего этого, но то, что Кай охотно делится информацией, выходящей за рамки любимых перекусов его сына или режима сна, имеет для меня больше значение, чем я ожидала.

— Деревенский парень, да?

Его образ в "Рэнглерс", во многом благодаря тому, как он носит бейсбольные штаны, воздействует на мое воображение самыми разными способами.

— Миллер.

— Хммм?

— Ты сейчас мысленно сексуализируешь меня, не так ли?

— Безусловно.

Уголки его губ подрагивают.

— Твои родители, они все еще в Техасе?

Он начинает убираться на кухне, в которой я устроила беспорядок, полностью игнорируя мой вопрос. — Тебе не пора идти?. Я все уберу. Я не хочу, чтобы Монти надрал мне завтра задницу на тренировке, потому что ты разбудила его, когда вернулась домой слишком поздно. Спасибо за твою помощь сегодня. Я надеюсь, что с Максом все было в порядке.

— Он был ангелом. Я действительно не понимаю, от кого он это унаследовал.

Спина Кая вибрирует, но он не доставляет мне удовольствия слышать его смех.

— И чтобы ты знал, я не останусь у своего отца”ю.

Стоя у раковины, Кай бросает взгляд на меня через плечо.

— Я останусь в своем фургоне на его парковке.

— В центре города?

— Да.

— Нет.

У меня вырывается недоверчивый смешок. — Что, прости?

— Ты не останешься на парковке в центре Чикаго, Миллер. Ты можешь остановиться у меня в комнате для гостей.