Правило Диксона

Так что я отгоняю ее и занимаюсь своим делом. Надеваю свои накладки, форму. Завязываю коньки. Присоединяюсь к своей команде на скамейке Бриара. И играю в хоккей.

Я не могу это сделать.

Эта мысль снова беспокоит меня в середине первого периода. Пока я маневрирую между противниками и товарищами по команде, она гложет меня изнутри, как собака, жующая палку. И я ощущаю горечь во рту. Это не первый раз, когда я испытываю это разочарование со смертью папы, но сегодня оно ощущается иначе. Восклицания толпы, адреналиновый выброс от игры, знакомый запах льда. Если раньше это было освобождающим, то теперь вдруг кажется удушающим.

Мэрианна дома с Дианой, а я здесь, на этом льду. Я играю в глупую, бессмысленную игру, когда должен заботиться о своей младшей сестре.

Я не могу это сделать.

К началу второго периода эта мысль становится мантрой в моей голове.

— Меняй тактику, — орет Дженсен, и Беккет хлопает меня по плечу.

Я стремглав вырываюсь со скамейки и бросаюсь на лед для следующей смены. Я не отвлекаюсь. Я не играю плохо. Но я действую частично на автопилоте, когда меня сталкивают в борт, холодная поверхность проникает сквозь мою форму. Звуки скольжения коньков по льду и столкновений клюшек эхом раздаются вокруг меня. Я захватываю шайбу, мчусь к воротам Гарварда. Когда защитник противника бросается вперед, я перебрасываю шайбу назад к Остину, который ударяет ее в ворота, как ракету.

Гол!

Наши товарищи по команде ревут от одобрения, когда мы снова меняем линии. Уилл хлопает меня по руке, поздравляя с результативной передачей.

Я не могу быть здесь.

Я едва слышу финальный свисток над бесконечным гулом в моем собственном сознании. Моя мантра эволюционировала.

После игры я быстро переодеваюсь в уличную одежду, а затем нахожу тренера Дженсена, прося поговорить наедине. Я думаю, что он знает, что я собираюсь сказать, еще до того, как я это скажу. Он видит это в моих глазах.

— Я должен вернуться домой, тренер.

Он молчит на мгновение. Затем вздыхает. — На сколько?

— Не знаю.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что ушел из команды? — Лицо Дианы полно тревоги, когда она следит за мной по комнате, наблюдая, как я набиваю чемодан одеждой.

— Я не ушел. Ну, наверное, ушел.

— Шейн. Понятнее не стало.

Я подхожу к комоду и открываю верхний ящик, захватывая горсть боксеров. Вещи моей сестры разбросаны по всей спальне, которую она использовала с тех пор, как пришла ко мне. Ей тоже нужно будет собраться, но я хотел сначала поговорить с Дианой, поэтому усадил Мэрианн перед телевизором с документальным фильмом про астероиды.

— Я должен вернуться домой, Диксон. Я не могу быть здесь сейчас.

— Хорошо. — Я слышу, как она делает вдох. — Я понимаю это. Но… это же хоккей. Хоккей — это твоя жизнь. Что если ты попадешь в плей-офф? Ты не можешь оставить свою команду.

Боль пронзает мне грудь. Она права. Я не могу.

Но я ухожу.

Вздыхая, я кидаю трусы в чемодан и потом сажусь на край кровати. Диана садится рядом, поворачивая свое тело так, чтобы видеть меня, исследуя мое выражение.

— В чем дело? — Спрашивает она.

— Я пообещал ему, что позабочусь о них, — говорю я хриплым голосом.

— Ты и заботишься о них.

— Как? Моя мама одна дома, мучается с продажей дома до Рождества, чтобы не проводить праздники с его призраком. Не говоря уже о том, что она имеет дело с юристами и бухгалтерами, чтобы уладить огромное наследство отца. И Мэрианна здесь, передается между тобой и Джиджи, пока я на тренировках или на занятиях или в тренажерном зале. Как я могу заботиться о них?

Диана гладит мою щёку. Её прикосновение такое тёплое и ободряющее, что я прижимаюсь к ней. Я падаю в объятия своей девушки, и она обнимает меня крепко, держа меня в своих руках. Диксон была моей опорой с тех пор, как начался этот кошмар. Она — единственный свет в этом кромешном, клаустрофобном туннеле, из которого я никак не могу выбраться.

— Я дал ему обещание. — Мой голос грубый. —Я не могу сдержать это обещание и оставаться в команде. Мне нужно вернуться в Хартсонг на время.

— На какое время?

Я отстраняюсь и вижу глубокую морщину на ее лбу. Я поднимаю руку и нежно глажу ее, разглаживая складку, прежде чем прикладываю лоб к ее лбу.

— По крайней мере до окончания праздников. Возможно, дольше. Возможно, мне придется взять следующий семестр, в зависимости от того, что будет нужно моей семье.

Диана кусает губу. — Ты не сможешь закончить учебу, если пропустишь семестр.

— Тогда я вернусь осенью. — Я беру ее руку, нуждаясь в ее тепле. Она знает это и переплетает наши пальцы. — Я не пропаду навсегда. Просто до тех пор, пока они больше не будут нуждаться во мне.

— Я бы хотела сделать больше, — говорит она с вздохом.

— Ты уже делаешь так много. — Я обхватываю ее щеку, наклоняясь, чтобы поцеловать ее. Это легкий поцелуй, прикосновение для поддержки. — Ты превзошла все ожидания, помогая мне заботиться о Мэрианне. Но у тебя тоже есть жизнь. У тебя есть свой спорт, свои занятия. Несправедливо просить тебя делать это.

Ее горло движется, когда она глотает. — Хорошо. Мне нужно спросить. Ты хочешь расстаться со мной?

Моя челюсть отвисает. — Что? Черт возьми, нет.

В ее взгляде появляется облегчение. — Хорошо. Просто чтобы убедиться.

Я тихо смеюсь. Я смеялся очень редко в последние несколько недель, но Диксон всегда умудряется привнести немного легкости.

— Я люблю тебя, — говорю я сильным, искренним тоном. — Я не откажусь от тебя. Никогда.

— Никогда, да?

— Ну, пока ты не откажешься от меня.

Она улыбается от этого.

— И если ты не против, я подумал, что ты могла бы отвезти меня домой, а потом взять мою машину, пока я отсутствую. У меня будет папин... — Мой голос срывается. Я не могу думать о нем, не сломавшись. — Папин грузовик. А у мамы есть своя машина. Мерседес будет просто стоять на подъездной дорожке, так что я подумал, что ты могла бы использовать его здесь.

— Не делай этого, Линдли. Если ты дашь мне эту машину, я никогда ее не верну.