Праздник покойной души

– Погоди, погоди, Алена, я что-то не пойму, откуда тебе все это известно?

– Ну при тебе же Лариса Аркадьевна звонила, спрашивала, когда приедет отец… И зачем ты опять мои тапочки подхватила?!

Я вдруг почувствовала себя очень несчастным человеком. Ну все не так! Вокруг меня столько людей, не важно – плохих или хороших. Но неприятности преследуют по пятам только меня. А если не преследуют, то я сама прилагаю все усилия, чтобы их найти и затем наперегонки нестись с ними к финишу. Более того, невольно втягиваю в этот процесс родных людей. Вот и сейчас: казалось бы, все началось с Наташкиного приглашения в субботнее утро зайти к ней и очуметь. Ничего особенного. Можно было просто зайти. Без последствий… А теперь вот нахожусь в крайне дурацком положении. В кармане у меня улика – брелок с ключами, доказывающий, что я зря опасалась за жизнь Влада. За несколько минут до того, как мы с Натальей обнаружили раненого Григория, он был в этом помещении и спешно ретировался через наружную дверь. Покойники так быстро не бегают. А закрыть дверь уже не успел. В спешке уронил брелок с ключами. Ему не привыкать. Похоже, руки – крюки. Хотя в первый раз, когда погиб Эдик, Владу удалось удрать бесследно. И что мне теперь делать с уликой? Нестись к следователю и признаваться, что утаила ее от следствия, позволив преступнику безнаказанно смыться? Ищи теперь, где именно на просторах Родины сверкают его пятки! Кто поверит, что сделала это неумышленно? Хотя… если как следует покопаться в моей совести, то вывод с утайкой правильный. Обнаружив брелок в кармане еще в машине, я даже не сказала о нем Наташке. Оскорбленная подозрениями в покушении на Гришкину жизнь, подруга заставила бы меня немедленно обеспечить торжество справедливости. Не задумываясь, что нас могут обвинить еще и в искусственной фабрикации улики – решили, мол, найти козла отпущения. А моя интуиция сомневалась в том, что Влад козел… В смысле, преступник… И потом, следует осторожно переговорить с Людмилой. Свою связь с Владом она тщательно скрывала. Если его, по моему, возможно, глупому разумению, – невиновного, сдать следствию, Милкина личная жизнь станет заманчивым поводом для сплетен. Ночные глюки этому событию по части интереса и в подметки не годятся. Пока у всех этих преступлений в Милкином загородном доме один диагноз – покушение на грабеж.

Может, оно так и есть, но тогда лишена смысла задумка с организацией регулярных ночных визитов покойной матери к Милочке. О цели я, кажется, догадываюсь. Впрочем, могу и ошибаться…

Я мрачно смотрела на рисунок ковра. И кому из нас пришла идея его купить? Слишком много в орнаменте завитушек. А эта пара ног на нем вообще не смотрится. Хотя тапочки красивые. Зачем Аленка их пустила? Не хочется ни с кем общаться.

Я медленно подняла голову. Гошик недовольно мяукнул и сиганул с моего плеча на диван. Ноги имели продолжение – знакомую фигуру с руками, упертыми в бока. Слава богу, это знакомые ноги! На них пришла Наташка. Можно было не расцветать притворным оскалом.

– О чем задумалась, детина?

Не отвечая, я повозилась на диване, устраиваясь поудобнее.

– Не иначе как о своей несчастной доле! – хохотнула подруга и, оглянувшись на Аленку, с несчастным видом торчавшую у кресла, тоном приказа попросила: – Ленусик, поставь, пожалуйста, чайничек. Выпьем за здоровье присутствующих… и родных отсутствующих.

Аленка нехотя удалилась, а Наташка плюхнулась рядом со мной и громко прошептала:

– Кончай меланхолию! Я только что по привычке позвонила сиделке и… как всегда, переговорила с информационной службой МТС… У тебя сейчас выражение лица, как у моей собаки, которой показали лакомый кусок и с чувством удовлетворения слопали его сами… Так вот, я другого и не ожидала. И уж совсем не ожидала ответного звонка. Ты ж помнишь, как долго я экономила на определителе номера – жаба душила платить. Месяц назад своим кошельком эту жабу и прихлопнула. Купила новый мобильник… А вот сейчас у тебя такое выражение лица, которое было у этой жабы… Короче, звонили с номера телефона сиделки. И весьма противным голосом велели позаботиться о своем внешнем виде.

– Как это?

– Так это! Если, мол, мы получим по башке, он будет безнадежно испорчен. Я возразила – против природы не попрешь. А наши внешности – выставочные образцы матушки природы. Испортить их невозможно… Сама понимаешь, не люблю, когда мне хамят…

– Это был мужской голос?

– Это был голос наглого придурка, приказавшего нам не лезть туда, куда не следует. Подумать о себе и своих родных. Уверена – звонил Влад.

– Это уже серьезно!

– В таком случае, я просто настаиваю, чтобы вы подумали обо мне, как о родственной единице, а заодно о чайнике, который уже вскипел!

В дверях стояла обиженная дочь. Я сразу заткнулась, решив не продолжать, а Наташка на всякий случай заявила, что пошутила – надо же было вернуть ее мамочку к реальной действительности.

Позднее чаепитие проходило в мрачной обстановке. Дочь никак не хотела верить, что никакого самостоятельного расследования мы не ведем. Просто в силу человеческого долга навещаем Милочку, кошку… А теперь вот придется навещать Григория, который себе лоб расшиб в стараниях как можно лучше выполнять свои обязанности смотрителя дома. Завтра заберем бесхозную кошку, подкинем ее Анастасии Ивановне и больше туда ни ногой! Тем более что своих неприятностей хватает. У Дмитрия Николаевича уголовник до операционного стола не доехал.

Дочь успокоилась, только получив обещание, что Милкина кошка будет изыматься из дома в ее присутствии. Ничего страшного, ведь с нами будет еще и Лешик. До кучи прихватим и Славку. Пусть стоит шкафом на охране наших внешних рубежей. Почему-то угроза, прозвучавшая с телефона сиделки, серьезно не напугала.

Ах, какое это было утро! Утро пятницы, сулившее на завтра выходной день. Солнечное, искристое! Честное слово, мир вокруг стал значительно ярче, а от вчерашнего плохого настроения и следа не осталось. Димулек приедет в субботу не раньше четырех. Значит, сегодня не имеет смысла готовить к встрече разносолы, мы с ребятами обойдемся содержимым холодильника. Ужин наверняка будет поздним.

Я с удовольствием носилась по квартире, перепрыгивая через кошек и создавая эффект присутствия в квартире большой толпы. Славка, заявившийся со свидания около двенадцати и просидевший на кухне у телевизора до трех часов ночи, никак не хотел верить в чудодейственное утро – не мог разлепить глаза. Аленка порхала мотыльком, ее голос был слышен повсюду. И этим голосом она с удовольствием перечисляла все недостатки братика, из-за которых, по ее мнению, Славкиной девице немедленно следовало оборвать с ним все контакты. Но даже это обстоятельство не могло заставить Славку оторваться от подушки.

– Сама такая, – время от времени бурчал он, высовывая нос из-под одеяла.

– Какой замечательный торт! – заорала дочь, убирая в пакет остатки черного хлеба.

Через полминуты сын был на кухне. Вполне вменяемый, чтобы сразу понять – его надули:

– Ну спасибо вам, ребята, за любовь, за ласку! Можно считать, день с утра не задался. Сделайте хоть какой-нибудь бутерброд.

– Нельзя быть таким сладкоежкой. К старости сахарный диабет заработаешь.

– Это у меня проклятое наследие. Мамочка крепкий фундамент заложила. В тебе, Ленка, оно тоже сидит. В магазине от стенда с коробками шоколадных конфет не оторвать. Глазки затуманиваются, ручонки дрожат, ножки не держат. Дай волю – все бы понадкусывала!

Перепалка за столом разгоралась, как утренняя заря. А у меня из головы не шли слова сына. Про проклятое наследие.

В три часа мне на работу позвонила Наталья. Она была настолько взбудоражена, что несла какую-то ахинею, из которой я поняла только одно – мне следует бросить все дела, одеться и немедленно вылететь на улицу, где она ждет меня на своей «Шкоде». «Ставрида» была на подхвате у Лешика. Подняться ко мне подруга категорически отказалась.

Гонимая неприятными предчувствиями, я слишком поспешно последовала ее указаниям. В результате пришлось вернуться, чтобы сменить туфли на сапоги. И ведь подумала – пути не будет.

Наталья перехватила меня на проходной – не в силах была переживать полученную новость в одиночестве. А она того стоила.

В начале третьего подруга прозвонилась в справочную больницы, чтобы узнать, как чувствует себя Дашковская из кардиологии. И получила странную информацию: сведений о состоянии здоровья Дашковской из отделения не поступало. Все справки у врача. Наталья предприняла еще две попытки, чтобы получить хоть какое-то разъяснение услышанного. И получила: ее обозвали телефонной террористкой, глухой на оба уха и дамой без совести.

Сидевшая рядом Полинка чуть со стула не грохнулась, предположив, что у Натальи намечаются новые похороны и на всякий случай заметила – пора бы и совесть знать. Сколько можно отпрашиваться с работы раньше времени?! Поневоле напрашивается вывод, что знакомые Натальи Николаевны идут на все, лишь бы за Наташку другие горбатились.

Подруга, которой и в голову не пришло подумать о такой причине отсутствия сведений о состоянии здоровья Людмилы, как отсутствие здоровья в принципе (какое уж там здоровье у трупа!), в отличие от Полинки, со стула навернулась. А все потому, что в состоянии сильного душевного волнения с него вскочила, сделала пару шагов вперед, шаг назад и села на самый краешек… Наталью под рукава дубленки проводили до самой машины. Заведующая отделением взяла с нее слово, что она будет держать себя в руках. Все мы смертны…