Праздник покойной души

Я продолжила:

– Давай ты пока просто послушаешь. Возразить всегда успеешь, перебивать не буду. Долгое время ты была вполне довольна своей жизнью с мамой и бабушкой. Бабушка была немного странной, приставала к тебе по поводу хороших манер, но это можно было терпеть. Главное – тебя любили. Через какое-то время из небытия появился твой папа, сплошное очарование. Виделись вы довольно часто. Отец компенсировал тебе тот недостаток внимания, который накопился за время его отсутствия. Допускаю, что у него в душе на самом деле расцвели цветы запоздалые отцовских чувств. Вот только почва, на которой они росли… Мама отказалась принять его назад. Едва ли не впервые твое желание не было исполнено. Тебе искренне было жаль отца. Что он, кстати, сообщил о причинах своего отсутствия в твои детские годы?

– У него так сложились обстоятельства. Работа такая. Он не мог распространяться на эту тему. Мать его просто не дождалась. Мне же попыталась объяснить, что отец сам выбрал свою дорогу. Бабушка со стороны отца просила маму не осуждать его, невозможно было спокойно смотреть на унижения отца. Бегал за ней, как… как…

– Волк за зайцем! – подсказала Наташка, но взволнованная Маринка юмора не поняла:

– Ну да! Сколько себя помню, эта ее чопорность, доставшаяся от бабки! Сбрендить можно! Бабка вообще была помешана на своих дворянских корнях. Считала себя потомком рода Воронцовых-Дашковых. Слышали о такой княгине Екатерине Романовне Дашковой, урожденной графине Воронцовой?

Я усмехнулась:

– Еще бы не слышать! Редкостный по уму бриллиант периода восемнадцатого – бабьего века правления.

– Вот-вот. У ученого «бриллианта» была беспутная дочь и сын, не способный оставить потомство. Чтобы «бриллиантовая» фамилия не угасла в памяти народной, Дашкова пала в ножки Александру Первому и попросила передать эту фамилию своему внучатому племяннику Ивану Илларионовичу Воронцову. Дальше я совсем запуталась в бабкиных объяснениях. Как и когда прабабуля стала Дашковской, не очень внимательно слушала – слишком длинной была родословная, я и подустала. НКВД, на счастье, тоже плохо разобралось, или там у них рук не хватало. Поэтому прабабулю в отличие от деда не репрессировали. А сейчас кому эти дворянские корни нужны, если они не на деньгах растут?!

– Но именно эти корни обеспечили твоей, как ты говоришь, «бабке» наследство из-за границы, от брата, – возразила я. – И пожалуйста, потише. На нас обращают внимание…

Тот факт, что на нас глазели с соседних столиков, меня не очень беспокоил. А вот то, что обслуживающий персонал с профессиональным интересом ждал развития событий, рождало неприятное чувство. Боюсь, остерегались нечто похожего на Аленкин фортель. Тем не менее Маринка мою просьбу уменьшить громкость вещания проигнорировала.

– Чего-о-о! – завопила она так, что я невольно прикрыла ладонями уши, а Наташка подпрыгнула на стуле, опрокинула чайник и облила свое пирожное. Со всех ног к нам летела официантка. Не иначе как уточнить, не собираемся ли мы покинуть кафе, а если не собираемся, то как долго еще рассчитываем орать.

– Все хорошо, – успокоила ее Наташка. – Девушка узнала радостную новость, отсюда такие эмоции. Она вся на нервах: недавно похоронила отца, после этого пропала мать, а сейчас, к счастью, у нее расстроилась свадьба.

Танечка растерянно покивала головой и, заручившись нашими заверениями в том, что больше радостных новостей нет, улыбнулась и убежала.

– Если ты еще раз заорешь, я тебе действительно материализую пару радостных новостей, – прошипела Наташка экс-невесте и в доказательство серьезности своих намерений полила из чайника и Маринкино пирожное. – Так, наверное, вкуснее. Но я еще свое не пробовала… Ир, тебе полить?

Я вежливо отказалась.

– Слушайте, – почти шепотом доверительно сказала Маринка. – Да вы… Вы просто чокнутые!

Мы спорить не стали. А я даже вежливо согласилась.

– Откуда у вас такие заморочки про какого-то там заграничного брата и наследство? Да у нашей Антонины Генриховны никаких братьев и сестер в помине не было. Она в тридцать втором году родилась. Я-то в своем уме. Моя прабабка до девяносто лет дожила. Мне тринадцать лет было, когда она умерла, все ее рассказы хорошо помню. Прадеда репрессировали за несколько месяцев до рождения Антонины. Несмотря на то что бабкину фамилию взял – Дашковский. Вот он действительно сразу родился каким-то там то ли графом, то ли князем. А предки его – немецкие графья Келлеры. Дед, хоть и носил фамилию Дашковский, но прозывался Генрихом Густавовичем. Его как немецкого шпиона и забрали. А прабабку звали Ольгой. И была она простой гувернанткой в поместье моего прадеда. Хотя и очень образованной. Дворянских кровей, но без титула. После смерти родителей одна осталась. Единственная тетка и та погибла в Новороссийске. Не удалось эмигрировать на Запад – задавили в толпе при попытке сесть на пароход… Про себя баба Оля мало рассказывала. Но вот то, что моя сумасшедшая бабушка одна у нее была – точно. Прабабуля всегда переживала, что Бог ей больше деток не дал. Хорошо, когда детей несколько – поддержка друг другу.

Меня охватило некое подобие лихорадки. Как же это я могла так промахнуться?! Пока я пыталась оформить в словесную форму созревший в голове вопрос, Наташка напрямую спросила:

– А на какие тогда, извини, шиши твоя мамочка открыла свое прибыльное заведение?

– Вот у нее и спросите, – резко ответила девица и решительно отодвинула от себя плавающее в зеленом чае пирожное.

– Спросили, – не отставала Наташка. – Она сослалась на наследство…

– В таком случае, можете так и считать… Нашли прибыльное заведение! Два-три заказа в месяц, да с десяток покупателей в магазине. Вот стриптиз-бар «Фламинго» действительно дает хорошую прибыль.

Мою лихорадку как рукой сняло. Голову можно было сравнить с пчелиным ульем. Только вместо пчел там роились вопросы. Но они роились и в Наташкиной голове, вылетая в виде отдельных звуков:

– А-а-а… Э-э-э… О-о-о-о-о…

Наконец ее прорвало:

– Не фига себе!!!

– Не фига! – уныло подтвердила я. Такого поворота мы не ожидали.

Маринка, видя наши вытянувшиеся физиономии и то, как Наталья старательно поливает зеленым чаем букетик мелкоцветковых хризантем, а заодно и стол, фыркнула:

– Ну вы, ваще, даете!

Я тут же отняла у подруги чайник и сунула ей в руку чайную ложку. Пускай уж лучше собирает крошки и возит по столу. У нее это замечательно получается.

– Ты знаешь, как погиб отец? – перевела я разговор в другое русло.

Маринка бросила на меня удивленный взгляд и пожала плечами:

– Сказали, что убит при попытке ограбления дома неизвестным лицом.

– А зачем он туда поехал?

– Я же говорила, он маму всю жизнь любил. Мне звонил как раз перед поездкой. Был такой радостный… – «Уверен, она согласится начать все сначала!» Я его отговаривала, но отец сказал: то, с чем он к ней едет, не позволит ей не оценить его любовь и порядочность в полной мере. Все дело в Дашеке. И многозначительно добавил, что едет даже без машины, доберется на такси, поскольку надеется остаться. Раньше он только на своей машине ездил, чтобы удобнее было отступать.

– У него был свой ключ от дома?

– Не было. Одна дикая уверенность в том, что ему не укажут на дверь, как обычно.

Маринка помолчала, проследив за маршрутом Наташкиной чайной ложки. Дождавшись временной остановки и сверля ее взглядом, четко выговорила:

– Его убила мать! – И прямо посмотрела мне в глаза. Странным, изучающим взглядом.

Я свои не опустила. Даже несмотря на Наташкину суету. Подруга старалась всыпать собранные в ложку крошки в носик чайника, но руки у нее подрагивали, и крошки опять сыпались на стол.