Предательство. Утраченная история жизни Иисуса Христа
Шрифт:
— А что за тайные военные организации?
Опустив голову, Кир принялся тереть виски.
— Все, что я могу тебе сказать: их немало, а те, кто в них состоит, полагают, что рай осенен мечом.
— Думаешь, этот Лука — важная персона в такой организации?
В ответ Кир бросил на нее суровый взгляд, явно означавший, что такое может быть известно лишь очень немногим.
Калай отпила воды. Приятная на вкус, слегка пахнет сырой землей.
— Мужчины любят важничать и кичиться, когда хотят произвести впечатление на женщину. Много выпивают, бравируют своей значимостью. А потом разглашают всякие тайны в процессе интимного общения.
Подождав, пока Кир осознает смысл ее слов, она отпила еще глоток воды.
—
— Наверняка. Между Римом и Египтом всегда были натянутые отношения, и я могу лишь догадываться, что главный здесь — Сильвестр, епископ римский. [66]
— Кто он такой?
— Правая рука императора Константина.
— То есть слуга императора?
— Да.
Встав, Кир пошел к пруду, чтобы зачерпнуть воды чашкой. При его крупном телосложении он двигался бесшумно и изящно, как леопард. Пропитанное потом белое одеяние и черные волосы были покрыты пылью, но сквозь них Калай легко угадывала мощные мышцы, играющие при каждом движении.
66
Сильвестр, епископ римский. — Греческое слово «папас» со временем эволюционировало в латинское «папа» — отец. В раннем христианстве титулом «папас» именовались епископы, главы общин, к которым верующие испытывали сыновние чувства. Случалось и так, что христиане Северной Африки именовали епископа Александрийского «папас», а главу Римской церкви — «епископ Римский». В тогдашнем христианстве не было единого для всех Папы, поскольку этот титул использовался для именования епископов, возглавлявших церковные общины в разных областях империи. Лишь в IV в. епископ Римский был объявлен «наследником Петра и Павла», поскольку эти апостолы предположительно приняли свою мученическую смерть в Риме. Однако затем буквальное прочтение Евангелия от Матфея (16,18) привело к тому, что имя Павла в этом титуле было упразднено. И лишь в 1216 г. Иннокентий III сменил свой титул «наследника Петра» на «наместника Христа».
Калай легла на бок и положила голову на ладонь, упершись локтем в землю. Заратан захрапел, а Варнава перевернулся на другой бок.
Она кивнула в сторону Варнавы.
— Удивительно, что этот старый монах не попытался остановить нас, когда мы допрашивали Луку.
— Я тоже удивился. Ждал, что он вмешается, — ответил Кир, возвращаясь с чашкой воды в руке и садясь.
— Он решил пощадить твои чувства? — напрямик спросила Калай.
— Неужели тебя никто никогда не учил деликатности? — ответил вопросом Кир, закрыв глаза, словно пронзенный внезапной болью.
— В дальней дороге людям надо быть откровеннее друг с другом, — сказала она, пожав плечами.
Кир отхлебнул воды.
— Не знаю. Никогда не пытался.
— Наверное, ты всегда боялся обидеть других, а я тварь.
— Я так не думаю.
Они долго смотрели друг на друга. На его лице отразилась целая гамма переживаний. Потом, недовольный своим проявлением эмоций, он отвернулся.
— Прости меня, — тихо сказал он.
— За что?
— Я знаю, что ты не любишь, когда на тебя пялятся.
— Что ж, с этим ничего не поделаешь. Я самая красивая женщина из всех, кого ты когда-либо видел.
Последнюю фразу ей говорили, наверное, не одну тысячу раз за ее жизнь.
Уголки глаз Кира насмешливо скривились.
— На самом деле — нет.
Калай отстранилась с оскорбленным видом.
— Значит, мне незачем беспокоиться, что как-нибудь ночью ты захочешь залезть ко мне под одеяло? — спросила она после паузы.
Кир улыбнулся.
Калай допила воду и отставила чашку в сторону. Чем больше времени они проводили вместе, тем сильнее
становилось взаимное притяжение, хотя он хорошо маскировал это. А вот что касается ее…Пауза затянулась, и Кир нахмурился, глядя на глиняную чашку с отбитыми краями в своей руке.
— Если бы все было так просто… Но и я, и ты знаем, что это не так. Можно, я кое-что расскажу тебе? Это может облегчить наше общение.
— Конечно. Я вытерплю отказ.
Казалось, прежде чем он заговорил, прошла целая вечность.
— Когда-то у меня была Я до сих пор тоскую по ней. Что самое мучительное — она посещает меня во снах. Мы говорим. Смеемся. Даже сказать тебе не могу, как я жажду вновь ощутить ее нежное прикосновение.
Кир стиснул зубы.
— Иногда я смотрю на тебя…
Он умолк.
— Как ее звали? — осторожно спросила Калай.
— Спес.
— Как римскую богиню?
— Да.
— Эта женщина была красивее меня?
— Да, была, — ответил Кир.
Его глаза наполнились застарелой мукой. Боль в его голосе ранила ее в самое сердце.
— У нее были рыжие волосы, как у меня?
Он кивнул.
Сколько раз она слышала такое:
«Ты похожа на мою первую любовь… мою покойную жену… женщину, которой у меня никогда не было…»
И все эти слова всегда произносились голосом, полным муки.
— Тогда вполне естественно, что я напоминаю ее тебе, — сочувственно сказала Калай. — Но я не она. И ни одному мужчине на земле не придет в голову назвать меня нежной, Кир. А теперь, когда ты понял, что твое сердце просто очень сильно привязалось к надежде, отпусти ее.
— Я пытаюсь.
— Я знаю, кто ты такой. Ты отважный воин, — сказала она, протягивая руку и игриво хлопая его по щеке. — Ты победишь меня.
Она встала.
— А теперь пора спать. И не иди за мной.
Когда она отошла на несколько шагов, Кир покачал головой и засмеялся.
Улегшись на песке у ствола пальмы, Калай согнула руку и положила ее под голову. Запах воды и шелест листьев на ветру успокаивали.
Кир некоторое время сидел, глядя на гладь пруда. Потом встал, подобрал меч и заткнул его за пояс. Проходя мимо Калай, он на мгновение остановился.
— Я не ожидал от тебя такой доброты. Спасибо.
— Отдохни хоть немного, Кир.
— Позже.
Кир пошел дальше, к вершине дюны, откуда он мог следить за подходами к оазису. Они казались вьющимися по песку темными линиями.
Когда она проснулась посреди ночи, он стоял там же, как часовой, оглядывая залитую светом звезд пустыню.
«Забудь, — сказала она себе. — Последнее, что тебе сейчас надо, — это мужчина».
Но когда Калай перевернулась на другой бок и снова закрыла глаза, она увидела во сне его улыбающееся лицо.
«Всю свою жизнь мы на цыпочках ходим вокруг нее, боясь разбудить. Ныне скажу вам, братья, что совершенно необходимо разбудить Тварь, ибо только стоя на четвереньках в черной пропасти ужаса, дрожащие и потерянные, мы отчетливо услышим зов Божий и устремимся к воскресению».
Глава 24
Несомый ветром песок серебристой пеленой покрывал дорогу, поблескивая в сгустившихся сумерках. Они ехали на лошадях по очереди, сменяя друг друга, и смертельно устали, проведя в пути весь день. Хуже всего было лошадям. Когда солнце село, кони уже начали спотыкаться. Люди спешились и вели их в поводу. Калай погладила бок коня, тихо уговаривая его идти дальше. Но вечно так продолжаться не может, подумала она и улыбнулась. Она устала так, как никогда не уставала за всю свою жизнь. Бесконечные изнуряющие дни, проведенные за стиркой, когда она жила при монастыре, теперь казались чем-то смешным. По крайней мере, тогда она могла на ночь улечься в кровать и крепко спать, ни о чем особо не беспокоясь.