Преступники

— Но крыса — одно, а нутрия…

— Да, в зоологии этот кляузник явно не силен. Но в упорстве! Мерзавец не только меня избрал мишенью… Работала в объединении Галина Петровна Полищук, главбухом. Честнейшая, скажу вам, женщина. Правда, характер у нее не сахар. Бывало, сорвется, допустит грубость, а потом сама же и мучается… Так вот, мы, то есть Полищук и я, по очередному доносу, оказывается, спелись и путем составления фиктивных счетов положили себе в карман… Сколько бы вы думали?.. Пятьдесят тысяч!.. Нагрянул народный контроль. Никакого хищения, конечно, не обнаружили, уехали… У Галины Петровны — инсульт. Сейчас инвалид второй группы.

— Здесь живет?

— Нет, переехала в Белоруссию к дочери… А в другой раз тот «доброжелатель» пристегнул ко мне Банипартова.

— Нынешнего коммерческого директора, Василия Васильевича?

— Вась-Вася, — кивнул с улыбкой Ганжа. — При мне он не был ни коммерческим, ни директором… По-простому — снабженцем. Мужик энергичный, предприимчивый, этого у него не отнимешь. Что угодно достанет, хоть из-под земли. Если захочет. Недаром все называют его Вась-Вась… Правда, имел свои слабости — не очень-то любил прямые дорожки, все тянуло на окольные. Блат, знакомство… Мне не раз рекомендовали оттуда, — Ганжа показал куда-то вверх, — назначить его начальником отдела снабжения… Да вот эти его слабости меня и останавливали… В гору он пошел при Ростовцеве.

Ганжа замолчал.

— Какие же прегрешения вам с Банипартовым вменял анонимщик? — спросил Чикуров.

— Эта история связана с безалкогольным вином.

— Разве есть такое? — удивился следователь.

— В Грузии делают. Несколько сортов. Один называется «Гвиниса». Бутылочка вместимостью ноль тридцать три литра, всего двадцать копеек. Нарядно оформлена… Другое безалкогольное вино, «Армаза», стоит сорок копеек. Вкус вина, а градусов нет… Третий сорт «Цискари», изготавливается на ксилите, и его могут пить больные сахарным диабетом… Когда я услышал об этом, то послал Банипартова на Мцхетский винзавод, чтобы достал… Что скрывать, многие у нас еще не умеют вести беседу за чашкой чая или кофе… А потом еще родилась идея трезвых свадеб. Звучит, конечно, непривычно… Вот я и хотел: вроде бы и с вином, но без градусов… Звонит Банипартов из Грузии, говорит, что вино такое есть, но выпускают его еще очень мало. Хотите заполучить, надо в обмен предложить какой-нибудь дефицит или же кое-кому подмазать… Я выдал на всю катушку Вась-Васю и за дефицит, и за подмазку. Сам поехал. В парткоме винзавода меня отлично приняли. Я объяснил, что вино нужно для воспитательной работы, а вернее — для противоалкогольной пропаганды… Пошли навстречу, отгрузили целый вагон… Не успели мы ступить на березкинскую землю, бац — анонимка! Дескать, Банипартов заработал на этой операции десять тысяч, из них половину отдал мне!.. Опять комиссия. Вась-Вась распсиховался, кричит, уеду из Березок к чертовой матери!.. Еле уговорили остаться… Очередные проверяющие отбыли ни с чем. Тогда мой гробокопатель решил ударить по моему прошлому. Что я присвоил себе звание генерала, ордена и медали, а сам даже не нюхал пороха и всю войну отсиживался в тюрьме… У меня потребовали объяснение… Тут уж сердчишко мое не выдержало. Мерзавец тронул самое святое! И загремел я в больницу о вторым инфарктом. Три месяца провалялся! И задумался: как можно так терзать человека? Для чего, собственно, все эти комиссии, проверки, объяснения? Попросил жену, она принесла мне разной юридической литературы. Лежал, просвещался. И все больше недоумевал. В чем меня обвинял анонимщик? В хищениях, взяточничестве, служебном подлоге и так далее. Но ведь это уголовные преступления, так?

— Совершенно верно, — кивнул Чикуров, еще не зная, куда клонит Ганжа.

— По почему же тогда меня проверяли по партийной, административной, профсоюзной линиям и так далее и тому подобное? Почему? С точки зрения юридической могут ли эти комиссии признать меня вором, взяточником? Если даже факты подтвердились бы? Скажите мне как юрист!

Следователь сначала растерялся от такой постановки вопроса. А вопрос был очень непростой.

— Нет, — ответил Чикуров после некоторого размышления. — По закону это право принадлежит только суду.

— Вот именно — только суду! — хлопнул ладонью по столу Сергей Федорович. — А суд, в свою очередь, выносит приговор — обвинительный или же оправдательный — после предварительного расследования. Так?

— Да, — подтвердил Игорь Андреевич.

— Но следствие имеют право вести лишь те, кому это положено по закону! То есть следователи прокуратуры или милиции! Верно?

— Абсолютно, — сказал Игорь Андреевич и улыбнулся. — Вы здорово юридически подковались!

— Если припечет, то научишься и в балете танцевать, — усмехнулся Ганжа. — Я хочу сказать, к чему же тогда бесконечные проверки, раз их проводят люди, не наделенные законным правом расследовать? Для чего заниматься самодеятельностью, попусту тратить государственные средства, отрывать людей от дел, портить нервы? Нет чтобы сразу переслать жалобу, заявление или анонимку тому, кому положено заниматься раскрытием преступлений. Лучше один раз, но основательно разобраться. Виноват — держи ответ по всей строгости закона. Ежели не виноват, есть официальный документ следователя или прокурора, так что всех остальных можно будет посылать подальше! А всяких грязных пасквилянтов — за ушко да на солнышко, чтоб другим неповадно было! Ей-богу, тогда кривая инфарктов резко пошла бы вниз… Ну скажите мне, разве я не прав?

— Скажу честно, тут есть над чем задуматься, — признался следователь.

О том, к чему пришел Ганжа, то есть о нецелесообразности многочисленных ведомственных проверок преступных фактов, он тоже задумывался. И как бы там ни было, генерал в отставке мыслил правильно. Что-то здесь действительно не согласовывалось с законом.

Но на дальнейшую дискуссию не было времени. Чикуров колебался, закончить допрос или ознакомить Ганжу с последней анонимкой, которую получил он, следователь. Стоит ли травмировать человека? Эти анонимки, наверное, у него уже в печенках сидят.

— Сергей Федорович, вы не догадываетесь, кто на вас клеветал? — спросил Чикуров.

— Нет.

— Совсем никаких подозрений? — настаивал Игорь Андреевич.

— Если бы подозревал, то вытащил бы за уши из его вонючей норы! — У Ганжи при этих словах даже побелели губы. — Одно могу сказать: этот гад работал в нашем объединении. Возможно, в дирекции. — Он помолчал, затем добавил: — Даже скорее всего…

— Из чего вы заключили это?

— По двум соображениям. Во-первых, он знал о различных моих действиях и решениях как директора. Это следует из содержания анонимок. Но факты умышленно извращал…

— А во-вторых?

— Они печатались на пишущих машинках нашего объединения.

— Интересно, интересно, — оживился Чикуров. — Как вы установили это?

— Дело несложное. Даже не надо быть криминалистом… Понимаете, машинки, на которых печатались анонимки, имели изъяны. Одна печатала несколько букв выше уровня строки, у другой шрифт подпортился со временем… Просто, правда? А через меня ведь проходила масса документов, отпечатанных на тех же самых машинках. Как тут не заметить сходства?

— Машинки из машбюро?

— Нет, они стояли в канцелярии. Пользовались ими все, кому не лень. Конечно, кто умел печатать.

— Скажите, у вас не сохранились те анонимки? — поинтересовался Игорь Андреевич.

— Писали ведь не мне. Только знакомили с ними, и то не всегда. Так что опусы того негодяя ищите там, куда они были адресованы.

— У меня имеется один, — сказал следователь, доставая анонимку, сложенную так, что прочесть можно было лишь часть, касающуюся Ганжи.

— Интересно, где вы раздобыли ее? — спросил Ганжа, надевая очки.

— Сегодня прислали… Прочитайте, пожалуйста.

Ганжа прочитал, откинулся на спинку стула.

— До чего живуча эта сволочь! — возмущенно произнес он. — Хороших людей бог к себе прибирает, а таких даже сатана не хочет пустить в ад… Я-то думал, что он давно отстал от меня… И ведь опять на машинке из «Интеграла»!

— Нет, правда? — поднялся со стула Чикуров.

— Я эти буковки до смерти помнить буду! — разволновался Сергей Федорович и показал подошедшему сзади следователю. — Смотрите, Игорь Андреевич, у заглавной Г стерта верхняя палочка… А Б подскакивает вверх строки… И — тоже… О, мерзавец! Он!

— Вы успокойтесь, Сергей Федорович, ради бога успокойтесь, — не на шутку испугался Чикуров. — Очень прошу вас!

— Что ему надо от меня?! Доконать хочет?

— Даю слово, Сергей Федорович, я вытащу этого деятеля, как вы выразились, за уши из его вонючей норы!..

Ганжа еще некоторое время бушевал, а когда успокоился, следователь оформил протоколом допроса их разговор об анонимщике и самих анонимках.

Уходил он от Ганжи уверенный в том, что «доброжелатель» клеветал на него без всяких на то оснований. Ни единого худого слова не услышал Игорь Андреевич от Ганжи о Ростовцеве. Ни о каком притворстве не могло быть и речи. Это следователь уловил бы.