Причастие мёртвых
Шрифт:
— Ну, и зачем я вам сегодня нужен? — Заноза глянул на Мартина. — Да.
— Да — это, в смысле, хочешь есть? Тогда пойдем на кухню, кровь в холодильнике. Лэа, если ты от Занозы не отойдешь, он умрет от смущения. Расскажи лучше еще раз, что там мы должны сделать, на этом вечере?
О том, что Заноза романтик, Мартин знал и до того, как услышал от Кота. И он догадывался, что упырь, если назвать его романтиком, будет спорить и отбиваться, и ругаться матом. Потому что он панк, а панк романтичным быть не может. И потому, что
Мартин знал остров куда лучше, чем упырь. Досконально изучил это лоскутное одеяло географий и климатов. И все же не мог вспомнить, где в горах эдельвейсы растут так, чтобы можно было просто идти-идти, увидеть — растет, подумать, что девушке понравится, и сорвать. Хотя, возможно, для Занозы просто сорвать — совсем не то, что для человека или для демона в человеческом теле. Для Занозы пройти сквозь полутораметровую каменную кладку где-то близко к «просто выйти», скорее всего, он и цветы так же собирает. Ну, и что? Все равно только самый незамутненный романтик способен так смущаться от невинного поцелуя. Дитятко, блин. Влюбленное. Сэр Ланселот в ранней юности.
Дитятко больше не сбегало поесть на улицу. Мартин приучил его ужинать вместе с ними. Не настоящий ужин, не дома, а просто чай с печеньем на кухне в «СиД». Чай с печеньем для живых, кровь — для Занозы. Да, не дома, но все равно очень по-домашнему. Упырь называл это «kitchen supper», и Мартин до сих пор не знал точного перевода, потому что он звучал каждый раз по-разному. Может, значение слов менялось в зависимости от настроения Занозы? Тот облюбовал себе угол, заглянуть в который сидящим за столом мешал холодильник, и уходил теперь туда, прихватив бутылки с кровью.
Принципиальный!
Сегодня, кстати, трех бутылок ему, кажется, не хватило. Обычно-то это угощение было формальностью, такой же, как те полтора литра крови, с которыми Мартин приходил по ночам в гости. Это все равно как принести торт или, там, конфеты. Их же приносят не для того, чтобы накормить хозяев, а для того, чтоб сделать приятное. А этим вечером, выйдя из уединения за холодильником, Заноза выглядел… хм… немножко больше упырем, чем обычно. Хотя, с этой его подводкой, не разберешь, то ли глаза накрашены, то ли от голода запали.
Второй раз Мартин видел, чтоб Заноза обводил глаза так густо. А первый был перед выходом за чашей. Интересно.
— Мы идем на благотворительный вечер, — сказала Лэа, — в одном клубе. О-очень приличном, — она закатила глаза и фыркнула. — Ладно, зато там подбирается хорошая компания. Я вот думала, не лучше ли Мартину костюм надеть, но ему костюмы вообще не идут. Не знаю… пойдешь как обычно, — она подвинула Мартину вазочку с печеньем. — Занозер, с тобой все понятно. Костюм убьет весь пафос, ты станешь похож на старшеклассника и нас из клуба выгонят. Так что тоже пойдешь как обычно. Будете там… в общем, выделяться будете. Заноз, у меня к тебе ответственное поручение: последи, чтобы Мартин себя хорошо вел. Вам там придется улыбаться и, вообще, нравиться. А он в любой тусовке больше трех человек забивается в угол и оттуда на всех волчит как говняшка.
Мартин попытался
представить себе картинку, воображение отказало, и он задумался, что же услышал Заноза, и как он это понял. Судя по ехидной ухмылке, у упыря с воображением все было в порядке, а прочее оставалось на совести тарвудского переводчика.— Меня еще никогда не выгоняли с благотворительных вечеров.
— Значит, нас с Мартином арестуют за совращение малолетних. Лучше не нарывайся. Научись сначала не краснеть на слове «совращение».
— Я вообще не краснею, я мертвый, у меня кровообращение отсутствует, — Заноза скорчил рожу и встал из-за стола, — пойду покурю.
— Кури здесь! Мартин, дай ему пепельницу. И окно открой.
Мартин открыл окно, поставил на подоконник пепельницу, протянул Занозе свой «Галуаз». Хотелось погладить упыря по голове и сказать, чтоб не расстраивался. Но делать такое с мальчиком, который очень хочет казаться взрослее, чем есть — плохая идея.
— Хорошо будете выглядеть, — одобрила Лэа, глядя на них из-за стола, — оба в черном, оба с блестяшками. Посмотрим, за кого больше дадут, — она хищно улыбнулась. — Внешность решает, да, Заноз? Не слабо тебе уделать ребят из звездной тусовки? Можно с дайнами, все равно никто не поймет.
— Мм? — Заноза вопросительно поднял бровь, — мне не слабо, но что конкретно нужно? Вряд ли застрелить.
— Не надо ни в кого стрелять. Это благотворительныйвечер. Тебе надо быть круче них. Дороже продаться. И имей в виду, у них полно фанаток. Они того стоят, — улыбка Лэа стала мечтательной.
— В каком смысле — продаться?
— Аукцион там будет, — объяснил Мартин, предоставив Лэа мечтать о звездных парнях, — ну, типа. Мужчины — лоты, женщины — покупатели. Кто больше заплатит, тот получает покупку на вечер. А то и на ночь.
— Убью, — заметила Лэа в пространство.
— Ладно, на вечер.
— Заноза, к тебе это тоже относится. Никаких «на ночь», я отвечаю за твой моральный облик.
— Нет, — Заноза покачал головой. — Я в этом не участвую.
Мартин не ожидал, что упырь может хоть в чем-то отказать Лэа. И, тем более, не ожидал, что тот откажет в такой пустяковой просьбе. Пусть даже просьба больше походила на указание в категорической форме, уж Заноза-то знал, что Лэа по-другому не умеет, и ничего плохого сказать не хотела. Нет, дело было точно не в тоне.
— Ладно тебе, Занозер! — Лэа тоже не поверила, — ты сможешь съесть любую из этих теток.
— Нет.
— Да почему?
У Занозы взгляд стал таким же, как когда Лэа спросила его, может ли он есть человеческую пищу. Очень сложно объяснять очень простые вещи, потому что они очевидны. А хуже всего, когда они очевидны только для тебя. Мартину тоже было интересно, почему Заноза не хочет поучаствовать в аукционе. В чем проблема? В женщинах? В дайнах? В том, чтоб быть круче кого-то? Нет, ну точно не в том, чтоб быть круче.
— Я не продаюсь, — сказал упырь, после долгого, в полсигареты, раздумья.
— Да это же не по-настоящему!
— Нет.
— Заноза. Это игра. Как маскарад или типа того. Или ролевка. Ты играл в ролевки? Ты же все время кем-нибудь притворяешься. Крутым. Панком. Взрослым.
— Я притворяюсь, — Заноза прикурил новую сигарету от предыдущей. — Кем попало. Я только джентльменом не притворяюсь. Джентльмен не может продать себя. Разве что, к этому принуждают непреодолимые обстоятельства.