Приговор судьи

– Эй ты, чокнутый, давай вставай, – я запустил в Кальцева пригоршню песка, а затем сам стал устало подниматься на ноги. – И помни, что тебе умный человек сказал: мы нормальные. Слышишь? Ни какие-то там подкидыши, а самые обычные люди.

– Их бы желательно Грому показать, – неожиданно подал голос все тот же «серый». – Он-то знает, как распознать подки…

– Заткнись!

Кальцев рявкнул и оборвал товарища на полуслове. Его и без того красное лицо от досады прямо таки стало пунцовым. Очевидно, разговорчивый интеллигент по простоте душевной выдал какую-то тайну, назвал чье-то имя.

– Гром… – повторил я, тем самым давая старому знакомому понять, что мы все прекрасно услышали. – Что ж, пошли к Грому.

– Пошли? Ага, сейчас… как же… разогнались… – Кальцев зло осклабился. – Что бы вы там всех перебили?!

– Перебили? – я скривился от отвращения. – Нет, похоже у гражданина совсем крыша поехала. Ты что меня первый день знаешь?

Упрямый одинцовец уже было открыл рот, что бы произнести какую-то очередную гадость и тупость, но Леший ему этого не позволил. Подполковник неожиданно выкрикнул: «Держи!» и швырнул автомат прямо Кальцеву в руки. Тот явно не ожидал такого подарка, а потому оружие схватил очень неловко как оглоблю или лопату.

– Ну что, теперь мы кого-нибудь сможем убить? – осведомился чекист под дружный вздох облегчения вырвавшийся из полудюжины глоток.

– Кто вас знает, – Кальцев довольно быстро пришел в себя и перехватил «калаш» по-боевому. – Может у вас прозапас еще кое-что заготовлено.

– Саня, да погоди ты…! – рядом со мной на ноги с кряхтением поднялся один из тех «серых», тот что до этого самым активным образом участвовали в моем пленении. – Нас же одиннадцать человек и у тебя теперь автомат. А эти два туриста вовсе не первые кого мы тут ловим. И, между прочим, не все из них гады оказались.

– Вот-вот, – перебил говорившего молодой женский голос. – Что ж мы за люди будем, если убьем невиновных?! Сперва разобраться надо!

– А чего тут разбираться?! Просто у нас с господином Кальцевым давние счеты, вот он и кочевряжится!

По примеру Лешего я прохрипел это достаточно громко, так что бы все слышали и знали, чем объясняется тупое упрямство нашего старого знакомого. Довод оказался железным, а потому народ действительно понял и даже проникся к нам некоторым, если не сказать сочувствием, то пониманием уж точно.

– Пошли, мужики! – мой бывший противник махнул откопанным из песка топором в направлении врезающегося в багровое небо носа корабля, на котором красовалась надпись «Джулия». – Там спокойно, без горячки во всем и разберемся: кто, откуда и зачем.

– Куда пошли?! – взревел разъяренный одинцовец. – Я еще не решил, что с ними делать!

– Слыш, Кальцев, ты из себя Наполеона не строй, – «серый» с топором повернул свою замотанную в тряпье голову и одарил одинцовца долгим оценивающим взглядом. – Ты с нами тут кантуешься всего ничего. Многого не видел и не знаешь. А вот я нечисти всякой навидался и потому согласен с Сан Санычем: не похожи эти двое на подкидышей. Глаза у них живые, подвижные, а у подкидышей взгляд всегда холодный и пустой, будто покойник на тебя глядит.

Спору нет, было очень приятно, что среди «серых» у нас отыскалось два или, считая ту женщину, три защитника, но куда более ценным являлось то, что мужик с топором несколько недолюбливал Кальцева. Как я понял, одинцовский разведчик беспардонно занял его место командира вот этой самой группы. Сейчас конфликт оказался как нельзя более кстати, ибо как известно враг моего врага – мой друг. Именно желая если не подружиться, то, по крайней мере, перейти на нормальное человеческое общение, я и попросил нашего защитника:

– Горло промочить случаем не дадите? А то мы свою флягу на вашей гребаной полосе препятствий приговорили. Вся вода в песок ушла к чертовой матери.

Надежда на то, что человеческое сострадание соединится с чувством вины или хотя бы неловкости за доставленные нам неприятности, сработало. Мужик с пожарным топором поглядел на своих товарищей и после того как узрел несколько согласных кивков, прогудел:

– Саня, дай им немного глотнуть.

Просьба адресовалась Кальцеву, но тот ее словно не услышал и продолжал держать нас на прицеле.

– Оглох что ли?

Из задних рядов «серых» протиснулась невысокая фигура в изодранной женской куртке, которая не распадалась только потому, что была вся перетянута ремнями, нарезанными из толстого брезента. Опираясь на багор, женщина подошла к новоиспеченному автоматчику и протянула руку.

– Дай бутылку, – потребовала она.

– А сами что пить будем? – Кальцев нахмурил свой красный, покрытый испаренной лоб.

– Не волнуйся, я ему свою порцию отдам, – женщина указала на Лешего. – Ему сейчас нужней.

Если уязвленное самолюбие самца отчаянно сопротивлялось требованиям, а тем более приказам особей своего пола, то воевать с женщиной было как-то не с руки. Поэтому одинцовец сдался и нехотя полез за пазуху. Оттуда он извлек плоскую стеклянную бутылку с завинчивающейся крышкой. Раньше в ней находилось какое-то дорогущее заграничное пойло с градусностью никак не ниже сорока. Должно быть виски или бренди. Однако в настоящий момент емкость была наполнена мутной жидкостью с характерным ржавым оттенком. Кроме того сразу бросились в глаза тонкие линии, нанесенные красной краской. Деления делали бутылку очень похожей на медицинскую посуду, а жидкость на какую-то микстуру.

Женщина завладела сосудом и, отвинтив крышку, протянула ее Загребельному:

– Пей, – произнесла она решительно. – Твои четыре глотка.

Андрюха взял в руку заветный стеклянный сосуд, оценил взглядом его содержимое и негромко поинтересовался:

– А это точно пить можно?

– Вообще-то не рекомендуется, – совсем невесело хмыкнула незнакомка из-под надетого на голову холщевого мешка, в котором были прорезаны дырки для глаз, – но мы пьем.

– Тогда ваше здоровье, – Леший криво усмехнулся обожженными губами и сделал один большой глоток. – Теплая и кипяченная, – только и произнес ФСБшник, когда оторвался от бутылки.

– Выпей еще, – предложил «серый» с топором. – А с твоим приятелем я своей порцией поделюсь.

– Спасибо, – вместо подполковника ответил я и тут же кивнул другу, что бы тот не вздумал ломаться и отказываться. Не хватало еще, что бы аборигены решили, что мы брезгуем.

Я подумал «аборигены» и сам себе возразил. Цирк-зоопарк, какие еще к дьяволу аборигены?! Люди это, только застряли они тут… Очень основательно застряли!

– Сколько вы уже здесь партизаните? – дожидаясь пока Загребельный допьет, я обратился к оппоненту Кальцева.