Приходите за счастьем вчера

– Ананасовое мороженое Елене и шоколадное мне. – Глаза Кетрин заблестели от воспоминаний. – Тот жлоб постоянно приносил нам фисташковое, и только один брикет на двоих.

– Вообще-то, фисташковое любит Дженна, – хмыкнул Аларик, выходя из кабинета.

– Ну, это его печали, почему он за бортом, – передёрнула плечиками брюнетка, тоже покидая комнату: – и теперь она любит тебя.

– Наконец-то. – Анна выбежала в коридор и по-взрослому всплеснула ручонками, явно повторив за кем-то: – Сколько можно, утонули что ли? Мама сердится – у неё суп остывает.

Коридор потонул в громовом хохоте.

– Ну и что ты думаешь? – поинтересовалась у мужа вошедшая в спальню Дженна. В окна давно уже глядела ночь.

– Что она не права.

– Почему же? – Миссис Зальцман, присев на кровать, провела рукой по волосам лежащего на ней мужчины.

– Хотя бы потому, что впала в крайность. Вполне понятную в её положении. – Увидев непонимание в её глазах, Рик пояснил: – Девочка слишком долго прожила среди людей, вся жизнь которых бизнес, и теперь видит в действиях Майклсона только рассудочность. Точнее автоматически его мотивы оценивает с точки зрения бизнеса.

– А это не так?

– Не совсем, ты видела его на похоронах Алека – так не трясутся над женщиной, которую могут разлюбить за неделю.

– Хочешь сказать, что он бы ей простил это просто потому, что она его женщина?

– Не простил, – поморщился Аларик. – Отреагировал бы иначе.

Дженна смотрела в окно. Алек был единственным братом, настоящим старшим братом для неё, и теперь она словно впервые почувствовала ответственность за девушек. Они, конечно, уже взрослые… Взрослые ли? Женщина часто думала, каково это расти без матери, искренне презирала Раду – причину стольких несчастий, когда один из богатейших людей Нью-Йорка за год стал просто обеспеченным человеком. Дело было не в богатстве – как многие дети, выросшие в благополучии и достатке, Дженна ценила его постольку поскольку, как нечто само собой разумеющееся, но за тот период, когда Алек едва не спился, ненавидела бывшую невестку… Ещё и потому, что знала – брат так и не нашёл женщину, равную своей «актрисе», как он шутя её называл. Было в Раде, её лице, что-то поистине дьявольское, неизменно вырывающее из толпы равных красавиц и привлекавшее к ней взгляды окружающих. Хотя и Кетти, и Елена были менее красивы, нежели их дива-мать, но овал лица и выражение глаз унаследовали в полной мере… Однако, несмотря на это, обе племянницы заняли место в её сердце, ещё когда молоденькая Дженна Пирс сразу после смерти родителей обосновалась в Мистик Фоллз, чтобы быть поближе к единственному оставшемуся родному человеку. В детстве девочки вместе с ней гуляли, частенько оставались ночевать, когда Алек уезжал в командировки, играли… После несли шлейф на свадьбе и подавали кольца. Повзрослев, просили прикрыть перед отцом… Почему-то сейчас Дженна вспомнила, как Елена испекла свой первый большой пирог – американскую шарлотку на её день свадьбы, а Кетрин сделала ожерелье из ракушек, добытых в походе, с их с Риком инициалами… И теперь, увидев, как давит на плечи девушки, которую она помнила ещё ребенком, всё случившееся, не знала, чем помочь дочери Алека. Тяжело.

– Она напоминает мне лягушку из детской сказки про сметану, которая сбивала масло, – спустя продолжительное молчание вдруг сказал Зальцман. Он с момента своего появления в их семье легче понимал Кетрин, чем Дженна, больше склонная к Елене, с годами это тем более усилилось и женщина прислушалась: – Только я постоянно думаю, что может это вовсе и не сметана, а трясина, и чем сильнее барахтается, тем быстрее утонет.

– Да ты романтик, – попыталась пошутить Дженна, чувствуя, как к глазам подступают слезы. – А Елена хоббит?

– Ту, с длинными волосами, запертую в башне**, – вздохнул Рик. – Я говорил Алеку, что ребенок-перфекционист – это ненормально, но он не слушал – гордился ею. И мне совсем не нравится, что она ввязалась во все эти кроличьи бега. Такие вещи не для Елены.

Но увидев расстроенные дымчато-серые глаза жены, не стал развивать мысль. Приподнявшись, положил ладонь на плечо. – Иди сюда. Всё будет хорошо, племянницы обе умные и сообразительные девочки. И у них есть куда прийти, ты это знаешь. Как-нибудь разберёмся.

Она поправила прядь волос и улыбнулась тому, с каким замечательным человеком её свела судьба. Скользнула в постель, почувствовала, как обвились крепкие руки вокруг талии. Всё будет хорошо…

Республика Колумбия. Пригород порта Барранкиилья.

– Для неё я на конференции. Беременность, поздний срок, поэтому лишняя нервотрепка ни к чему… – Переключив фурнитуру и оставив наушник, Клаус вышел из внедорожника. С последними перелётами он устал как собака, но водить предпочитал сам – меньше ушей. Хотя навигатор в Колумбии работал откровенно хреново. – Всё, что знал – Макнилл рассказал, завтра проведём встречу.

Зайдя в снятый им пару дней назад дом, мужчина тяжело вздохнул и спустился вниз. Подвальная комната раньше использовалась как огромный чулан, но благодаря ряду нововведений – кафельным полам, обстановке из двух пластиковых стульев со столом и гибкой резиновой дубинке, которая не слишком часто использовалась – Макнилл уже стал разговорчивым, – оказалась отличной комнатой для содержания пленника. Он сидел, примотанный к стулу с деревянными подлокотниками, ноги и руки бессильно повисли, из одежды остались лишь трусы. Клаус не был садистом по жизни, но в данном случае было не до сантиментов, и разбираться с вопросами и допрашивать предпочитал сам. На столе стоял стакан, бутылка с водой. Сев, он выпил полстакана – на улице было непривычно жарко, налил ещё, после чего, подойдя к Макниллу, выплеснул тому в лицо. Спекшиеся губы Уитни зашевелились.

– Очухался? – скучающе спросил Майклсон. – Хэй?

Мужчина смотрел безучастно, его организм слишком устал бороться. Клаус подошёл к столу и, взяв бутылку, вылил остатки на голову бывшего начальника службы безопасности. Минералка с шипением стекала по присохшей крови, но своё дело делала – взгляд пленника приобрёл осмысленное выражение.

– Твоя дальнейшая судьба в твоих руках. Поведёшь себя правильно – будешь жить, и жить хорошо. Нет – не обессудь.

– Я всё рассказал.

– Вариантов у тебя было не так уж много, – Клаус устало опустился на стул, закуривая. Обычно сигарет он не употреблял, но нужно было чем-то занять руки. – Мой интерес в другом. Тебя приведут в более приличный вид за следующие два дня, а после ты встретишься с заказчиком. От того, как сыграешь, будет зависеть многое.

– Вероятнее всего они меня убьют.

– Вероятнее, но не стопроцентная уверенность, – согласно кивнул Майклсон. – Но в противном случае несчастья придут из моих рук. Не к тебе. Я придерживаюсь симметрии в подходе – учитывая, что вы собирались пустить в расход жену моего брата с его ребенком в животе…

– Я согласен.

– Логично.

Если рисковать не ради своего ребенка, то за что же ещё… Отперев дверь, Клаус пошёл наверх, отдавать приказ охране насчёт Уитни.

Луизиана. Пригород Батон-Руж.

– Проходи, – физиономия Элайджи была ожидаема, хотя на побывку его никто не звал. Но Аларик всё же пропустил гостя, захлопнув двери перед носом его охранников. – Они остаются за бортом.

– Хорошо, – Майклсон прошёл в холл, быстро оглядевшись. – Где Катерина?

– Присаживайся. Кетти тебе не доступна, – Аларик прищурился, оценивающе оглядев мужчину сверху вниз, – пока.

– Это значит, что ты собираешься её переубедить? – Элайджа устроился на диване. Он ожидал худшего приема.

– Это значит, что я выслушаю твои доводы, из-за которых ты вломился в мой дом в шесть утра в компании двух мордоворотов, – сказал мужчина, садясь в противоположное кресло. Выпить хотя бы кофе он не предложил – людьми, близко знавшими Рика Зальцмана, это принималось практически за оскорбление. – Ты вроде манией величия не страдал и, думаю, это не изменилось.

– Не изменилось.

– Могу сказать, что славно, но чувствую, что не так, – кисло констатировал Зальцман. – Давай прямо – Кетти что-нибудь угрожает?