Приходите за счастьем вчера
Шрифт:
– Да, я буду очень хорошей, – вздохнув, брюнетка уткнулась носом ему в плечо. – Только не обижай меня. Кофе. Ты очень вкусно пахнешь. Я вспоминала твой запах, пока сидела там…
Алкоголь оказывал неожиданное действие, и Елена начала выбалтывать свои секреты.
– Тогда фрахт в спальню, – кивнул Кол, поднимаясь по лестнице.
Им встретился охранник, окинувший их пару кислым взглядом, без слов говорившим, что он думает о происходящем в доме этой ночью, и на том приключения закончились. Под Еленой оказались тёмные простыни. Неслушающимися пальцами она развязала пояс халатика, скользнув под одеяло. Заворочалась.
– Кол…
– Да?
– Это не моя комната.
– Это моя, не переживай.
– Я привыкла дома обнимать что-то, полежи со мной.
–
– У меня был медведь, я с ним сплю. А ещё украла у Софии… – Она обняла мужчину за плечи, капризно шепелявя: – Ты должен был его подарить мне, Кол, а теперь мне стыдно... Я никогда раньше не брала чужие вещи, даже одежду Кет. – Голосок затих, но после стал нашёптывать вновь: – Тебе неприятно теперь?
– Что мне должно быть неприятно?
– Я.
– Нет.
– Тебе это не важно? – Елена вдруг приподнялась, взгляд пытливо впился в лицо.
– Важно. Но не в том смысле, что ты думаешь.
– Хорошо. – Девушка вновь зарылась носом в подушку, расслабляясь. – С тобой хорошо и не страшно.
– А мне вот страшновато от того, что нам слишком хорошо…
– Как это? – Она поняла, что Майклсон смеется.
– Нравится обнимать тебя. – Кол не был героем, но эта ноша выбрала его сама, по крайней мере для Елены, и не сказал гораздо более прозаичного варианта, который вертелся на языке. – Ты красивая, нежная… Ласковая как… как солнечный лучик.
Бред. Точнее правда, но лучик и девушка не ассоциировались, Елена была ласковой, как Елена. Однако, женщины любят такие «эпитеты», а Кол, хотя и курлыкал подобным образом с дамой впервые в жизни, но не потому, что не знал стандартных схем. Эффект тоже не отошёл от стандартов: брюнетка, улыбнувшись, прижалась ближе, устраиваясь едва ли не под ним.
– Я боюсь спать. Расскажи что-нибудь.
– Что?
– Не знаю. Сказку, например. – Тёплый кокон объятий укачивал, нагоняя сон, а алкоголь рассеивал воспоминания и понимание, как следует себя вести взрослой даме. – Я люблю слушать сказки. Или стихи. С ними забываешь обо всём плохом.
– Стихи из школы какие-то помню, – Кол улыбнулся – с трудом представлял себя, читающим стихотворения. Это ему не шло, совершенно чуждо и… Да какая разница? Ораторским искусством он владел профессионально, но сейчас было не до него, и негромко, время от времени останавливаясь, чтобы вспомнить строчки, начал: – «She walks in beauty, like the night of cloudless climes and starry skies…»******
Когда он дошёл до последнего четверостишья, Елена мерно посапывала. Но, не облегчив участи и поднявшись над собой едва ли не в первые в жизни, Майклсон не стал выбираться из мучительных в его случае объятий, поудобнее перехватил девушку, укрыл их одеялом и закрыл глаза.
Глаза резало, застывшие точками зрачки начали понемногу расширяться, вытянутые стрункой ноги обмякли – Кет часто захлопала ресницами, судорожно вдыхая кислород, на подушку закапали слезы – слизистая пересохла: отключившись, она слишком долго не моргала. Медленно поцеловав линию спины Катерины, Майклсон приоткрыл глаза. Полученное удовольствие не отзывалось даже дрожью – спазм свёл мышцы судорогой напряжения. Отцепив побелевшие в костяшках пальцы женщины от простыней и перевернув её на спину, Элайджа откатился в бок. Рваный ритм сердцебиения Кет понемногу восстанавливался, слезившиеся глаза закрылись, и через минуту брюнетка уже спала.
«Упростилось до течки у сучки?..»
Мужчина поморщился, вспомнив её слова. Всё не так, но объяснять разницу… За то, что случилось, Кет скорее возненавидит, почувствовав себя униженной, но точно не примет как демонстрацию любви к ней. Он сам довёл Катерину до того, чтобы у неё не было сил разговаривать или уйти после секса, а теперь не понимал, что делать завтра. Но думать о том, как они проснутся в очередной раз, не стал. Что-то планировать надоело до чёртиков. У него было сегодня, ставшее уже вчерашним днём, и
сейчас Элайджа хотел спокойно посмотреть на женщину в своих руках. Его женщину: заснувшую с его именем на губах, пахнущую им, и с его ребенком в животе. Узкие плечи, тонкие руки, располневшая грудь и изящная линия рёбер... Хэнд за хэндом он исследовал её тело осторожно, как скульптор изучает отлитую им работу, сравнивая законченное творение с когда-то вылепленной формой. Когда Майклсон дотронулся щекой до округлившегося живота, Катерина завозилась во сне, обвила его ногами, запустила безвольные пальцы в волосы, и вновь затихла, прижав к себе. Элайджа неожиданно для себя улыбнулся – ну, что за привычка быть сверху, даже лежа под ним? Что-то в этом мире точно незыблемо… Не прошло и минуты, как опустошённый морально и физически мужчина спал.– Мисс Пирс, – обычно сочный, звонкий голос горничной этим утром превратился в сиплый, – извините…
– Жоан? – Женщина приоткрыла глаза, попытавшись встать, но что-то мешало. Если точнее – не что-то, а кто-то – Элайджа пошевелился, удобнее устраивая голову на её бедре. Шёпотом спросила: – Что-то случилось?
– Проснулась Ваша сестра, – горничная не смешалась при виде «натюрморта» – Кол был прав: забыв закрыть окно спальни, бывшие супруги перебудили пол дома, и теперь всем стало очевидно, почему его хозяин столь неадекватно благодушен к прихотям женщины, которую за глаза иначе как грымзой работники виллы и не называли, – но вид Майклсона, хотя и накрытого простынёй, однако во сне стиснувшего бёдра бывшей жены, заставлял её тараторить со скоростью пулемётной очереди: – Вы сказали, что как только она появится внизу – сообщить.
Характер хозяйки все уже знали, и лишний раз искушать судьбу не стремились.
– Вы правильно поступили, Жоан, – пытаясь вновь приподняться и натягивая уголок простыни на грудь, пробормотала Кет. – Передайте, что я скоро спущусь.
После ухода горничной она кое-как вылезла из-под мужчины и поднялась с постели, оглядывая комнату. Словно и не прошло два месяца, а всего лишь наступили долгожданные выходные, когда не нужно думать, во сколько проснуться на следующий день. Тяжёлая ночка. Брюнетка погладила живот – впрочем, Элайджа был аккуратен, разве только губы немного саднили и пара засосов. Нет, не так – был очень нежен с её телом, на котором не осталось никаких, даже самых маленьких синячков, частенько украшавших её кожу раньше. Такое ощущение, что после первого раза он и не упивался, получая удовольствие постольку поскольку, а просто стремился затрахать до полусмерти. Удалось – Катерина не помнила, как и когда отключилась в последний раз, всё превратилось в какую-то нескончаемую череду вспышек сознания в полусне. Опустившись на пуф перед туалетным столиком, Кет с отвращением разглядывала в зеркале своё отражение, в глазах которого застыло женское удовлетворение. Ноги раздвинула, дала, и рада… Ладно она, но в чём смысл такого ожесточения?.. У него наверняка вчера что-то случилось. С корпорацией?..
Майклсон пошевелился, по-хозяйски вольготно раскинувшись на постели, нашаривая рукой исчезнувшую женщину, и невольно привлекая взгляд. Ноздри Кет затрепетали.
«Красивый. Сукин сын…»
Сунув ему в руки свою подушку, чтобы успокоился, подхватив телефонную трубку и одежду Элайджи, женщина, накинув халат, прокралась в свой будуар, где, разыскав первое попавшееся платье, трусики, балетки, скользнула в коридор. Кого искала, Кет нашла довольно скоро.
– Я хочу, чтобы Вы и остальные горничные помыли стёкла в верхнем коридоре, мисс… – она вопросительно подняла брови, припоминая имя горничной.
– Солей, – ответила девушка. – Но я мыла их вчера вечером.
– Я хочу сегодня, неужели непонятно? – Металл, лязгнувший в голосе брюнетки, заставил горничную быстро согласно кивнуть.
Мелочная месть как укус комара, но если нельзя немелочно, то хоть так... Второпях одевшись в первом попавшемся свободном салоне и выбросив из головы все мысли о бывшем муже, Кет поспешила к сестре.
Катерина подала чашку с чаем Елене и, сев за спиной сестры, начала, высунув от усердия кончик языка, расчёсывать той волосы. Приподняла пряди на затылке, фиксируя.