Приходите за счастьем вчера
Шрифт:
«Иначе чем что?» Элайджа не задал вопрос, зарываясь лицом в тёмно-каштановые кудри и разглядывая застрявшую в них травинку.
– Иначе чем у остальных. Наши дни никогда не станут обычными.
– А они были обычными? – Подавил невольную улыбку от торжественности её тона – смешная женщина.
– Да, – отстранившись от его плеча, Катерина глядела серьезно и твёрдо, – мы ссорились и недоговаривали. Недомолвки, развод и затеянная мною вчерашняя склока. А теперь будет так, – поцелуи коснулись глаз, – и так, – подбородка, – и вот…
«Надолго спрятала коготки?»
Хотя, какая разница? Зацелованный с безрассудной жадностью, Элайджа
Несколько минут спустя отстранившись, Кет мягко провела пальцем по его виску, где уже серебрились сединой несколько волосков.
– Эл?
– Мм, да?
Она смущённо тряхнула волосами, разглаживая фирменные морщинки на рукаве летнего пиджака, на котором сидела.
– Я не прошу вымучивать для меня комплименты, но не мог бы ты что-нибудь сказать?
– Что, прости? – он явно пребывал в растерянности, и, наконец, сообразил, искренне объявив: – Ты красива, кошечка.
– Merci. Хотя словарный запас – небогато, – резюмировала Кет, чмокнув его в щёку и вновь припадая к плечу. – Но всё же больше, чем вчера.
И тут же прикусила язык – ни к чему ворошить; Эл, круговыми движениями гладящий её бедро под сарафаном, явно жаждал другого. Но было уже поздно.
– Катерина, насчёт «разложил на диване»… – Элайджа скосил взгляд, – я не понимаю твоих обид. Мы уже говорили, что как раньше не будет. Когда мы встретились, то я считал, что без постели нельзя влюбиться в женщину всерьёз, тем более в едва ли не ребенка, которым ты была.
– Мне было почти восемнадцать, – вставила Кет.
– Отсутствия у нас секса твоя прокаченная пятая точка не отменяет – всё получилось вопреки нормальному течению событий. – У Кетрин вертелось на языке, что каких-то сто лет назад нормальным были поцелуи при луне и букетики ромашек до свадьбы, а не привычка завалить понравившийся объект в койку и после разбираться по ходу дела, но она решила промолчать. – Суть не в этом: с тех пор, как я получил тебя, то хочу сначала оказаться в постели, и только после приходят мысли о том, что нужно что-то объяснять и разговаривать. В этом нет проигравших и победителей, мы оба знаем, насколько глупы претензии на тему и ты хотела вчера не меньше. Я не могу относиться к тебе, как к недоступной малышке. А ты и не можешь ею быть.
– Голодный думает о куске хлеба? – Кет не подала вида, как задела такая откровенная констатация, что она мечтает о горизонтальном положении с раздвинутыми ногами. – Не думала, что так изменилась.
– Изменилась. – Он усмехнулся воспоминаниям. – Когда ты прилетела в Йоркшир, то первым желанием было просто смотреть на тебя, а потом познать в самом библейском смысле.
– А потом? – В груди брюнетки разлилось неожиданное тепло.
– А потом ты открыла рот, – кисло сообщил Элайджа, – и придушить стало в приоритетах. Просто не обижайся за вчерашнее, о’кей?
Непонятный разговор. С силой вдыхая носом свежий воздух, Кетрин разглядывала медленно сползающее к линии горизонта солнце, окрашивавшее небо рыже-алыми сполохами. Разговор, возможный только с Элом – остальные мужчины… Как будто она не знала, что их интересует?! Кетрин была слишком искушённой, чтобы не знать мотивов, не пользоваться этими слабостями, но Элайджа... Вряд ли кто-то ещё из знакомых мужчин стал бы разводить подобные политесы ради
её успокоения, а Эл явно не видит в них смысла... Она скосила взгляд и вдруг, рухнув на траву, начала хохотать. Через секунду к ней присоединился хрипловатый смех Майклсона – до него дошла глупость их диалога и положения.– Ты знаешь, я полжизни хотела быть желанной для тебя, – с трудом отдышавшись, сказала Кетрин. – А теперь дуюсь, что это случилось.
– Не глупее, чем объяснительная за секс перед собственной женой.
– Во-первых, бывшей женой – может, я снова за тебя ещё и не захочу выходить замуж, а во-вторых, – Кет приподняла брови, но внутри порхали бабочки счастья – их неумный диалог согрел лучше чашки шоколада в морозный день, – разумеется, не за секс, а за мошенничество.
– Мошенничество, учитывая, что меня почти изнасиловали? – Элайджа перехватил пальцы, укладывая брюнетку на лопатки. – Я только покорился настойчивому предложению.
– Ты отлично понимал причину, по которой оно поступило, и как благородный человек…
– Благородный человек, если не пойман, не вор. Я и так сделал кучу шагов к означенному в начале семейной жизни статусу подкаблучника – сохраняй остатки уважения.
– Потому что ты президент корпорации и старше на одиннадцать лет? – припомнила она.
– Нет, потому что я вешу вполовину больше тебя и не боюсь щекотки.
– Теперь уже не аргумент, опробовано на Елене – я беременна. – Но стоило прозвучать имени сестры, как улыбка слетела с губ женщины. Она сглотнула, задумчиво разглядывая его брови. – Эл?
– Я слушаю, – минуты их кисло-сладкой безмятежности ушли, и сев, он кивнул на место рядом с собой.
– Что с вами случилось вчера? Насколько всё плохо? Она мне не захотела рассказывать, и я не понимаю почему.
– Я не могу оценить, ведь я не знаю Елены близко. – Майклсон отвёл взгляд, но всё же честно ответил: – Её заставляли делать то, чем ты занималась в Сальвадоре на добровольных началах.
– Но ведь она нужна была как заложница, Эл, – Кет догадывалась, однако уголёк надежды живёт всегда в любом даже самом ударостойком сердце. – Заложниц берегут.
– Физически ей не причинили никакого вреда.
– Понятно.
Она встала, глотнула воздуха, тщательно оправила сбившееся платье. Глаза засверкали сухим блеском фанатика.
– Их нужно убить.
– Так и случится. – Элайджа поднялся. Скребущий душу разговор, который он старался сузить до пары реплик. – Не думай об этом.
– Я хочу видеть, Эл, – медленно произнесла Кетрин. Жестокий взгляд. Искривлённый рот. И слова под стать демонам, диктующим бал в её голове: – Я хочу видеть, как эти твари корчатся, издыхая от боли. Поверь, они у меня будут внутренности друг друга жра… – осекшись женщина взяла более ровный тон: – Отвези меня туда или доставь их на виллу и оставь пару нужных людей для мм… процедур. – Она прищурилась, легко и немного весело заключив: – Я сама разберусь с этим.
Майклсон смотрел поверх её головы. Мстительность, гнев, ненависть – нормальные чувства, Элайджа понимал это желание, но было и другое – всё в Кетрин оставалось спокойным. Захотелось дать пощёчину, чтобы в любимых глазах снова вспыхнуло что-то живое, пусть даже от боли. Но его рука опустилась на талию брюнетки, притягивая ближе.
– Катерина, – крепкие объятия оградили от зябкого вечернего бриза, – я уже сказал – тебе не нужно вообще об этом думать. Я не хочу этого.
– А я хочу. И никакой истерики у меня нет.