Приходите за счастьем вчера

– Деньги и репутация не стоят здоровья. – Зальцман отпустил девушку. – Если он неадекватен, то ты рискуешь получить шприц, с которого не слезешь.

Кет потупила заискрившиеся насмешкой глаза – жизнь любит пошутить. У неё шансы выйти сухой из воды были...

– Я сама знаю, что и какого риска стоит, Рик. Нет, меня никто не посадит на синтетику, не бойся, – тихо и уверенно сказала брюнетка, уже привычно изображая падшего, но всё же ангела. Обняла. – Это разрешится и разрешится скоро, поверь. Мне нужно всего лишь несколько месяцев и хороший психотерапевт.

– Шантаж за шантаж? Психотерапевт у тебя будет, но, Кетрин, – мужчина чуть отстранился, сжав её предплечья, – скажи Елене, она не отвернётся от тебя. Не мучай её зря. Она звонила пару дней назад, и Дженна сказала, что последние месяцы твоя сестра совсем подавлена. Вы почти не общаетесь, ты бросила на произвол судьбы и её и Алека. Любому нормальному отцу важнее всего его дочки, и напомню: твоему уже немало лет, а твоя сестра считает, что она тебе мешает.

– Рик, пожалуйста, не включай проникновенность, – она досадливо поморщилась, возвращаясь на диван. – Я всё решу сама. И не пытайся узнать имя моего нынешнего любовника или действовать за моей спиной – ты всё испортишь, мы оба знаем друг друга не первый год. Дженне не расскажешь… – приподняла острые бровки, – надеюсь?

– Я не женщина, Кетти. – Пройдясь по комнате, он сел за стол. – Одно могу сказать – ты не права.

– Я права. Поверь, я всё взвесила и продумала – будет отлично.

Зальцман ничего не ответил. Кетрин уже давно вышла, он всё сидел, сцепив руки в замок. Первой мыслью было просто запереть её дома, звонком сообщить Алеку и… А что дальше? Насильно в больницу не упрячешь – не то состояние, Катерина вполне дееспособна. Если она решила что-то делать, то с ней не управится и дюжина нянек и адвокатов, переубедить – как о стенку горох, характер племянницы мужчина знал, а вот с утратой её доверия возможного контроля над ситуацией он лишится мгновенно. Заверения Алека и Елены – да когда Кетрин их слушала?! Аларик поморщился, взвешивая «за» и «против». И всё же Кетти не из тех, кто поставит свою жизнь под угрозу, эгоистична, но наркотики… Она явно переоценивала себя. С другой стороны – пока он ничего не знал наверняка, и впадать в истерику самый глупый вариант. Плеснув на дно бокала виски, мужчина сделал глоток – самое отвратительное, он прекрасно понимал, что и глупая девчонка просчитала его образ мыслей, иначе бы не пришла и не попросила. У Зальцмана и впрямь были связи – в школах кокс и крэк не сдавали позиций любимого развлечения определённой категории подростков, – но не настолько близкие, чтобы он мог договориться с врачом о нарушении медицинской тайны пациентки. Значит, нужно искать иное. Подумав ещё несколько минут и прикончив бокал с виски, он достал из ящика стола потрепанную записную книжку, и раскрыл на букве «Х».

Месяц спустя. США. Нью-Йорк.

Кетрин прижалась лбом к металлическому поручню. Страшно превращаться в животное, но ещё страшнее бороться с этим. Пальцами, уже начинавшими подрагивать от ледяных иголок, брюнетка набрала sms. Но это было не сложно, сложно поднять руку и отбросить ключ наручников туда, куда она не сможет дотянуться. Воспоминания о прежнем ознобе, когда кожа и кости раздражают самим фактом существования, а мир кажется тусклым из-за отсутствия в нём наркотика, страх повторения с каждым разом заставлял пальцы сжимать железную пластинку сильнее. В эти часы Кет избавлялась от шпилек и заколок, её руки уже давно лишились привычного маникюра с алыми острыми ноготками, а мочки ушей серёг – рядом оставалось лишь тепло перины и кота. Она не верила сама себе, не разрешала рассуждать, пока голова ещё работала и могла выстраивать арьергарды таких сладких и гиблых идей, о том, что в ней достаточно воли сдержаться. Не позволять ничего – и, даже если это был перегиб палки – всё же недаром кокаин считался одним из самых мягких препаратов, – лучше быть слишком пугливой, чем наркоманкой. Вздохнув, брюнетка пересилила себя, вялым движением замахнулась… но в итоге положила ключ рядом на одеяло. По щекам хлынули слёзы жалости к себе. Когда-то Кетрин думала, что она хитрая и умная, сумеет посадить Бернера на наркотики, оставаясь не у дел сама.

И впрямь наделённая неплохим интеллектом Пирс несколько месяцев изучала основы современной наркологии под руководством Джима Беккела. Жиголо и великолепный музыкант, по специальности он был химиком, работал в лаборатории и оставался её хорошим приятелем именно вследствие их диаметральной противоположности интересов – Джим не входил в число интересующих её мужчин, поскольку сама Кетрин рвалась вверх, а она не относилась к женщинам, с которых можно хоть что-то получить, не оставшись при этом у разбитого корыта. Свела их любовь к авторскому кино и усталость Беккела от последней пассии, обладавшей в придачу к миллионам истерическим характером. Любовниками они с Кетрин не стали, друзьями тоже, но приятельствовали не первый год, по её просьбе он достал пропуск в лабораторию и без лишних вопросов дал девушке список нужной литературы. План был намечен, составлен, разбит на подпункты и перешёл в разряд исполняемых…

Когда Бернер впервые узнал о кокаине в её организме, Кетрин две недели не могла нормально сидеть на твёрдой поверхности, а остаточные следы от ремня сходили и вовсе месяц, но всё же однажды, поведя её через многое, он попробовал. Ради секса – девушка расстаралась убедить, что с наркотиком он у них будет хорош за гранью разумного, и это было недалеко от истины. Мужчина ловил невероятный кайф, Кет не ощущала ставшего привычным отвращения, даже снова начала получать удовольствие. А дальше ссоры и примирения, резкие взрывы эмоций, инъекции, спидбол, которого она успешно избежала, Томас – нет. Ярче и мощнее – этот человек, лишённый внутреннего тормоза, желал испытывать всё новые оттенки чувств, и сломив первое инстинктивное неприятие прагматика к наркотикам, Кетрин открыла ларец Пандоры******… И сама превратилась в ангела: знала, что привлекает Бернера своим равнодушием и желанием сопротивляться, а нежная пташка, облачённая в наряды из хитросплетений кружев и шёлка, встречающая с работы улыбкой, безусловно возбудит к ночи, но перестанет интересовать его днём. Любитель острого, Томас стал исправно ходить на сторону, а Кетрин – изображать негодование, в душе радуясь, что пристальное внимание больше не привлечено к её персоне: трудно совать нос в чужие дела, если ты постоянно под наблюдением этого чужого человека. Очередная доза расслабляла, и подозрительность в итоге не выливалась ни во что, кроме требований с неё послушания, плавно сменяясь радужным настроением. У брюнетки, ставшей к тому моменту гуру в области видеосъёмки, появились временные промежутки, когда можно было спокойно рыться в бумагах Бернера. Да и своего часа она дожидалась с терпением стоика, и он наступил – день, когда Томас забыл выйти из системы личного компьютера. Впрочем, – это стало для неё пугающим открытием, – расставаться с любимой куклой для забав он вовсе не собирался и, несмотря на прогрессирующие изо дня в день недоверчивость, раздражительность и нетерпимость по отношению к окружающим, забывчивость, стал обращаться с любовницей немного бережнее, чем раньше. Синяки исчезли, о том, чтобы отдать её кому-то «на воспитание» пока не шло и речи, но Кетрин куда больше, чем раньше боялась перепадов настроения и боялась небезосновательно. Настолько, что вчера заливаясь румянцем и со слезами радости на глазах, приняла предложение стать его женой. Порой девушке казалось, что она знакома с Бернером не чуть меньше года, а вечность. А последние полгода infernum aeternum играя жертву… Откуда эти слова? Нет, не помнила, в мозгу теперь часто всплывала всякая дрянь. А что пришло в голову сейчас? Кет снова не удержала мысль, завернувшись в перину. Как все кошачьи чуткий к подобным состояниям у людей, Мартин залез ей на бок и довольно играл с распущенным локоном…

Два месяца спустя. Нью-Йорк.

Небольшой ресторанчик приветствовал посетителей тишиной. Рейнолдс ковырнул вилкой рыбу – средний уровень качества блюда, – отодвинул тарелку и перешёл на чай. Раз еда плохая, значит, разговор предстоит исключительно деловой и конфиденциальный. Их пути с Кетрин Пирс разошлись вскоре после окончания рекламной акции – он улетел по делам, начальник рекламного отдела выздоровел, а после никто из них уже не искал встреч, хотя воспоминания остались приятные, и девушка оказалась рекомендованной в лагерь его партии и сумела там самостоятельно завести знакомства.

Тем более его удивил звонок Кетрин, пробившейся через бастионы секретарей и предложившей встретиться за ланчем. Будь это какая-то иная дама, он бы отказал или по крайней мере не продемонстрировал особой прыти, но здесь предпочёл согласиться. Не потому, что Пирс так уж зацепила – Джеймс за свою жизнь повидал немало женщин, чтобы слишком увлекаться за небольшой срок, – просто Кетрин показалась ему здравой для женщины и не склонной приставать по пустякам. И главное – не собирающейся ничего просить просто так, а, следовательно, если она искала встречи, значит, это могло сулить определенные выгоды и ему. Нахмурившись, он взглянул на часы – ровно два после полудня, именно к этому времени они договаривались, а на деловые мероприятия его дама не опаздывала, приходя загодя. Так было раньше.

– Добрый день, сенатор.

– Кетрин? Ты выросла, – подняв глаза, неожиданно для себя ляпнул Джеймс.

– Я могу отпустить синонимичный комплимент, но тебе слишком не восемнадцать, чтобы он показался милым, – улыбнулась Кет, садясь на отставленный официантом стул. Впрочем, её оценивающий взгляд мог заменить дюжину комплиментов, и в этом девушка была вполне искренна. – Здесь отвратительно кормят, – отклонив меню, бросила она Джеймсу, равнодушно скользнув по вытянувшемуся лицу работника. – Минералки, пожалуйста, и обязательно в закупоренной бутылке, чтобы никто не успел туда плюнуть.

– Ты, даже повзрослев, не стала снисходительней, – хмыкнул Рейнолдс, глядя, как удаляется позеленевший от злости официант.

– Честность уже не есть единственная благодетель конгрессмена? – хлопнула ресницами брюнетка, скорбно поджав губки. Джеймс подавился чаем. – Ну вот, бедняжка Никсон родился явно не в свой срок*******.

Принесли минералку. Наконец справившись с хохотом и закончив представлять несущие печать проникновенной искренности лица товарищей по партии, мужчина сцепил пальцы перед собой, внимательно разглядывая девушку в песочной крепдешиновой блузке. Длинные рукава, юбка-карандаш до колен, собранные узлом волосы – он не придавал особенного значения одежде при встрече с женщинами, но для Кет их первого знакомства этот стиль был не свойственен, поэтому и заметил. Красивая девушка, только что бледная и черты непривычно заострены – ушла детская припухлость.

– Раз есть ты не собираешься, давай к делу. Ты пригласила, красавица, тебе и начинать разговор. О чём у нас пойдёт речь?

– Об одном из ваших партийных серых кардиналов, – сказала брюнетка. – Томас Бернер, знаешь такого?

– Да, – он насторожился, мгновенно оставив любой намёк на фривольность, – я помню. Отличный специалист.

– Наркоман, – любезно уточнила Кетрин, доставая из сумочки планшет.

– Ничего подоб… – впрочем, он не знал близко и решил промолчать. И всё же по его воспоминаниям Томас, хотя и не отличался нордическим нравом, и грешки в поведении водились, зависимым не выглядел. – Даже если и так, то что с того?