Прихоть султана

Слуги с багажом выехали на день раньше, чтобы подготовить дом к прибытию хозяина. В Лондоне остался лишь штат прислуги на один, последний, день.

Следующим утром полковник, мисс Торнхилл и мистер Фарли забрались в свой роскошный экипаж. Лакеи заняли места сзади, кучер сел на козлы — все было готово, чтобы доставить господ на вокзал, к поезду до Дувра.

Сзади ехал экипаж поменьше и без лакеев. Он вез камердинера, секретаря полковника и камеристку Ровены — даму гордую и возвышенную, а также Дженни, горничную, которая прислуживала камеристке.

Когда все были готовы, маленькая процессия с большой помпой отправилась на вокзал.

Там все сели на поезд до Дувра, где их встретило ландо — четырехместный экипаж с откидывающимся верхом, запряженный четверкой лошадей одной масти. В этом изысканном экипаже они преодолели короткие мили до загородного дома.

Добравшись, они нашли Хэверуик в идеальном состоянии, так как слуги день и ночь приводили его в порядок. Теперь все они выстроились в ряд, чтобы поприветствовать хозяев.

Вопреки названию, замок Хэверуик был не настоящим замком, а огромным, величественным домом, построенным из красивого серого камня. Полковник кроме дома купил все, что продавала съезжающая семья: мебель, картины, декоративные украшения.

На стенах висело несколько работ старых мастеров; имелись и фамильные портреты, на которых предки рода были изображены в шелках и кружевах, в юбках с фижмами и камзолах эпохи Возрождения.

Любой, кто не знал правды, мог бы подумать, что это предки Торнхилла.

Портреты тогда показались Ровене смешными. Но теперь она понимала, что отец пытается выдать себя за того, кем на самом деле не является, и от этого ей было не по себе.

— Он хочет, чтобы я тоже выдавала себя за кого-то другого, — пожаловалась Ровена деду. — А я не могу этого делать.

— Знаю, милая, — с сочувствием ответил старик. — Жаль, что он никак не оставит эту идею. Он не всегда был таким черствым и честолюбивым, но сейчас у него на уме одни титулы.

Дед и внучка несколько дней наслаждались обществом друг друга, пока полковник был в Дувре и устраивал ходовые испытания для «Искателя приключений». Ровена любила деда, единственного мужчину, которого она по-настоящему хорошо знала.

Пока в прошлом году не вернулся отец, она жила с мамой и дедушкой. Мама болела, и Ровена с дедом волей-неволей проводили вместе много времени. Старик и девушка были хорошими друзьями и верными защитниками друг друга.

Они вдвоем оплакивали смерть матери, тогда как полковник Торнхилл был в открытом море, тщетно пытаясь успеть домой вовремя. Когда вернулся, их слезы уже высохли, и он казался почти чужим.

Теперь им приятно было ненадолго остаться вдвоем, вспомнить старые времена, когда мать Ровены еще была жива. Память перенесла девушку к очень далеким дням, когда мать и дедушка учили ее молиться.

— Я всегда знала, что мои молитвы будут услышаны, — сказала Ровена, прогуливаясь с дедом по саду, — но никогда всерьез не думала, что они могут повлиять на мою жизнь.

— И что же, по-твоему, Господь делал с твоими молитвами, милая? — шутливо спросил мистер Фарли. — Прятал в стол и забывал о них?

— Нет, но он, наверное, занят…

— Это точно, дорогая, — сказал священник. — Но ты должна верить. Он ответит на твои молитвы по-своему. Не пошлет телеграмму с небес. Ответ придет неожиданно, и ты можешь даже не сразу его распознать.

— Ах, я распознаю, — пылко возразила Ровена. — Ответом будет мужчина, которого я полюблю, и когда я его встречу, сразу пойму, что это он.

Мистер Фарли улыбнулся и с нежностью взглянул на девушку.

Удивительно, но Ровена не скучала по блеску и волнениям, которые сопутствовали ей в Лондоне как дебютантке года. Она всегда любила загород, а теперь ко всему добавилось удовольствие конных прогулок, ибо отец пополнил конюшни великолепными скакунами.

Рядом с конюшнями была ровная площадка, на которой полковник распорядился установить барьеры.

Ровене нравилось с замиранием сердца преодолевать их на лошади один за другим.

Первое время девушка боялась упасть, но потом научилась прыгать так же хорошо, как ездить, и теперь наслаждалась каждой прогулкой.

Только одно портило Ровене удовольствие: она не могла скакать с такой быстротой, как ей хотелось. Бердит, ее грум, был суровым человеком и всегда напоминал ей о том, что «сказал полковник». А мистер Фарли неуверенно держался в седле и не мог порадоваться вместе с ней хорошему галопу.

— Ах, дедушка, — сказала ему Ровена однажды, — разве тебя не тянет забыть об осторожности и полететь как ветер?

— Нет, дорогая, не тянет. Я слишком стар. И почему тебе хочется того, что может оказаться опасным? Что, если ты упадешь и перепачкаешь этот прекрасный костюм?

Ровена рассмеялась. Она знала, что чудесно выглядит в новом костюме для верховой езды, сшитом из насыщенно-голубого бархата с кружевным гофрированным воротничком на жемчужной булавке.

Ровена сидела верхом на Элле, грациозной, горячей черной кобылке, которая была ее любимицей. Вместе они могли вскружить голову любому мужчине.

— Обещаю, что не выпачкаю костюм, дедушка, — улыбнулась Ровена.

— Что ж, делай как знаешь. Ты молода, а в молодости самое время летать. — Он подмигнул. — Не бойся. Я не выдам тебя отцу.

— Я боюсь не папы. Меня гораздо больше пугает Бердит.

Мистер Фарли приложил палец к губам. Ровена хохотнула и унеслась прочь, чувствуя, как набирает ход Элла. Всадница и лошадь хорошо понимали друг друга.

Здорово было скакать по-настоящему быстро, чувствуя, как ветер свистит в ушах. Ровена неслась все быстрее, оставив дом далеко позади. Она упивалась свободой, зная, что это не может продолжаться вечно.

«Я могла бы скакать без остановки, — думала она. — Просто нестись галопом, и пусть все проблемы останутся позади».

Девушка понимала, что мечтает о несбыточном. Но это была такая прекрасная мечта, что Ровена задумалась и совершила роковую ошибку: отвлекла свое внимание от дороги.

В следующую секунду она увидела его — ствол упавшего дерева прямо на своем пути. Слишком поздно было думать, слишком поздно было делать что-либо, кроме как собраться, заставить Эллу прыгнуть как можно выше и дальше и молиться, чтобы по другую сторону бревна путь был свободен.