Приключения 1975

— Зачем, однако, с тобой ехать? Уйне ехать. Надо выяснять здесь, — заговорил он вдруг быстро, путая корякские слова с русскими. — Мои двадцать тысяч олешек забирал? Забирал. Деньги не платил? Не платил.

— Олени теперь колхозные, общие, — перебил его Краснов. — А в райотделе поможешь нам найти убийцу. Наверное, не забыл, что Аккет убит?

— Я старого председателя не стрелял, — зло ответил Рваный, — я в тундре был.

— Садись. Председатель придет, подумаем, куда тебя на ночь определить. — Краснов взял лежащий на шкурах нож, собрал винчестер. — Говоришь, не стрелял? Ну что ж, проверим.

Председатель сельского Совета Аккет, один из активных коммунистов села, был убит осенью выстрелом в спину. Злоумышленник выследил возвращающегося с охоты председателя и с расстояния нескольких шагов расстрелял его из винчестера. Все поиски убийцы результатов не дали. Мстить ему мог только Рваный за раскулачивание, а он тогда скрылся в тундре.

А теперь Рваный сидел в двух шагах от Краснова. Слабые отблески от жировика играли в его узких, бегающих глазах. Только теперь Краснов заметил на щеках Рваного фиолетовые линии — символ богатства и власти у северных народов.

— Говорят, служил иностранцам, скупал у своих земляков пушнину, оленьи шкуры, спаивал их, забирал себе оленей? — Краснов почти уверовал в то, что именно Рваный мог убить Аккета. — Молчишь?

Ночью разыгралась пурга. Снежные вихри с воем носились по поселку. Ночевал Краснов в небольшой комнатушке нового председателя.

Рваного закрыли в небольшом рубленом складике, что пустовал на берегу реки. А чтобы не замерз, оставили несколько выделанных оленьих шкур. Председатель для верности назначил двух пастухов попеременно сторожить его. Ключ от замка Краснов положил себе в карман.

Проснулся оперуполномоченный от странного звона. Струя холодного со снегом воздуха заполняла комнатушку. Смрадный, удушающий запах чего-то горевшего поднимался с пола. Выхватив из-под шкур, заменяющих ему подушку, наган, Краснов кубарем свалился с нар. Коптя и сильно воняя нерповым жиром, на полу разгорался факел. Краснов кинулся в угол к окну и как раз вовремя — сноп выстрела полыхнул в окно. Дважды подряд разрядив свой наган в темный оконный проем и схватив факел, Краснов выскочил на улицу.

Ветер рвал его кухлянку и малахай. Захлебываясь от ветра и утопая в снегу, он бежал к реке. Следом за ним бежали председатель и каюр.

«Ушел… Проворонил… Почему я его не связал», — ругал себя Краснов.

Рваный действительно ушел. Дверь со склада была сорвана, ветер уволок ее далеко в кусты. Сторож с перерезанным горлом лежал здесь же в складе, второго нашли дома. Он спокойно сидел у затухающего огня, курил трубку. О случившемся пастух ничего не знал. Рваного тогда не нашли ни на второй день, ни на третий. С ним ушел один из его пастухов.

В июне пошла на нерест кета. Жители поселка вышли на берег с черпушками. Кета шла дружно, и все жители старались заготовить рыбу не только для себя, но и собакам. Увлекшись, никто не слыхал, как хлопнул выстрел. Краснов, ловивший рыбу со всеми, почувствовал, как сильно вдруг обожгло и ударило его в левую руку.

Стреляли с противоположного берега, из кустов. Примятая трава и маленькая гильза — все, что осталось от преступника. Предполагали, что стрелять мог только Рваный, который якобы поклялся убить Краснова. Говорили, что Рваный всю зиму проболел — попала-таки пуля Краснова в зимнюю ночь. Но поймать его опять не удалось. Доносились слухи, что он ушел на Чукотку, даже на Аляску. Толком же никто о нем ничего не знал.

Краснов тогда пролежал два месяца в больнице. Рука его зажила, но из милиции пришлось уйти. Работал он теперь инструктором в райкоме, а про Рваного скоро забыли. И вот он снова напомнил о себе.

…Долго, метр за метром, рассматривал Краснов берег… От холода и ветра по щекам его катилась слеза. Казалось, берег был пустынным, ничто не выдавало присутствие человека. Наконец он заметил черную точку и желтое пятно среди ветвей кедрача. Только теперь Краснов догадался, что черное пятно — вороненый ствол винчестера, а желтое — обветренное лицо Рваного. Потом он увидел белый малахай его, который сливался со снегом.

«Наблюдает, сволочь. Темноты ждать придется».

Но ждать было невыносимо. Холод залезал под теплую одежду, мерзли нос и щеки. Краснова успокаивало лишь то, что и Рваный промерз. «Стрельнуть разок. — Прикинул расстояние. — Далековато. Живого надо брать. Обойти и сзади, врасплох. Заметит… Собаки выдадут».

Собак Рваного Краснов не видел, но иногда слышал их тоскливый вой и заунывное поскуливание где-то на горе.

Сколько времени пролежал он во льдах, Краснов не знал, ему казалось — лежит целую вечность. День кончался. Солнце уже скрылось за сопкой, оставив ярко-красную полосу на горизонте. Эта полоса бледнела, растворялась в мутном небе и сходила на нет. Пробежала одна поземка, вторая, закудрявила снег у лица Краснова.

…Жаль Натынковава, ни за что пострадал старик… Только живым его надо брать. Брать и судить. Краснов по-прежнему лежал неподвижно. Пальцы на ногах он уже не чувствовал, будто их совсем не было. Болел ушибленный бок, глаза от напряжения устали. Временами кусты на берегу сливались в одну сплошную полосу, и ему казалось, что вся эта темная масса надвигается на него. Непонятная дрожь била все тело. Иногда, забывая об опасности, Краснов поднимал ноги и бил одна о другую — грел, но это помогало плохо. «Быстрее бы уж темнело, — думал Краснов. — Этак и ноги обморозишь».

И тут Краснов увидел Рваного. Рваный поднялся в кустах и, размахивая руками, делал приседания. «Замерз, невтерпеж? Теперь темноты уж недолго ждать». Рваный прошел несколько шагов и остановился, вглядываясь в льдины. «Ну, давай, давай ближе», — мысленно торопил Краснов Рваного. Поднял ружье, прицелился. Но Рваный остановился и снова замер. «Трусишь? — Краснов сплюнул и опустил ружье. — Буду живым брать».

Уродливые тени от кустов на берегу все удлинялись и удлинялись, наливаясь чернотой. Скоро Краснов уже не мог найти место, где залег Рваный. И только теперь он понял всю опасность наступающей темноты. Рваный, прячась в тень кустов, мог совсем близко подойти к нему незамеченным.

Левая, раненная два года назад рука совсем одеревенела — пальцы в камусных рукавицах не двигались. Ждать больше было невыносимо и бессмысленно. «Надо что-то делать. Околеешь так». — И Краснов решился.

Зарываясь в снег, он пополз. Полз, лихорадочно работая руками и ногами. Стало теплее. Скоро он оказался за второй, потом за третьей льдиной. Полз в обход. Останавливался, осматривался. Берег по-прежнему казался безлюдным и черным.

«Только бы снова не удрал. А там я тебе ремешком руки стяну и на твоих же собачках в милицию».