Приключения Перигрина Пикля

— Законы этой страны, — сказал он, — не могут распутать узы, нас связывающие, и посему я намерен защищать ее как свою собственность; итак, лучше вам отказаться от бесплодной попытки и подумать о своей безопасности, ибо, клянусь богом, меня создавшим, я выстрелю в вас из этого ружья, как только вы сунете нос в дверь, и кровь ваша да падет на вашу голову!

Таких угроз со стороны клерка было бы достаточно для Пикля, чтобы взять штурмом крепость, даже если бы им не сопутствовало сообщение о том, что Эмилия удостоила отдать свою руку столь презренному сопернику. Это известие придало крылья его возмущенью, он заколотил ногами в дверь с такой силой, что дверь распахнулась, и он вошел, держа в руке пистолет со взведенным курком. При его появлении противник, вместо того чтобы стрелять из мушкета, попятился с явным изумлением и испугом, восклицая:

— Господи Иисусе! Сэр, да вы совсем не тот! И вы спутали нас с кем-то!

Не успел Перигрин ответить на такое приветствие, как леди рванулась к нему и, сняв маску, открыла лицо, которое он доселе никогда не видывал. Если верить древним мифам, голова Горгоны производила молниеносное и потрясающее впечатление, но все же не такое, какое произвела эта физиономия на изумленного юношу. Взор его, словно прикованный волшебной силой, не мог оторваться от незнакомого лица, ноги как бы приросли к полу, и, неподвижно простояв в течение нескольких минут, он рухнул наземь, пораженный приступом отчаяния и разочарования. Следовавший за ним по пятам швейцарец, увидав своего господина в таком состоянии, поднял его и, положив на кровать в соседней комнате, тотчас и не колеблясь пустил ему кровь, так как всегда имел при себе ящик с ланцетами на случай какого-нибудь дорожного происшествия. Этой предусмотрительности наш герой, по всей вероятности, был обязан жизнью. Благодаря весьма обильному кровопусканию он пришел в себя, но усталость, в соединении с пережитым им неистовым возбуждением, породила в крови опасную лихорадку, и прошло несколько дней, прежде чем врач, вызванный из ближайшего городка, мог поручиться за его жизнь.

Глава LXXIX

Перигрин посылает письмо миссис Гантлит, которая отвергает его предложение. — Он отправляется в крепость

Наконец, здоровая его натура преодолела недуг, не раньше, впрочем, чем этот последний укротил в значительной мере неистовый его нрав и заставил его серьезно призадуматься о своем поведении. Пребывая в таком смиренном расположении духа, он размышлял со стыдом и раскаянием о своем вероломном обхождении с прекрасной и целомудренной Эмилией; он вспоминал прежнее свое чувство к ней, а также заветы умирающего дяди; он воскрешал в памяти дружбу свою с ее братом, перед которым столь тяжко провинился, и, поразмыслив обо всех ее поступках, нашел их столь похвальными, смелыми и благородными, что начал почитать ее особой, вполне достойной его ухаживания, даже если бы чувство долга не побуждало его к такому решению. Но, будучи обязан принести извинение почтенному семейству, столь грубо им оскорбленному, он поспешил заявить о своем раскаянии и, как только удалось ему удержать перо в руке, написал письмо миссис Гантлит, в котором, сокрушаясь и скорбя, признавал, что разыграл роль, отнюдь не подобающую честному человеку, и отныне не обретет спокойствия духа, покуда не заслужит ее прощения. Он утверждал, что, хотя счастье его всецело зависит от решения Эмилии, он готов отказаться от всякой надежды на ее благосклонность, если мать укажет ему иной, лучший способ загладить вину перед этой очаровательной молодой леди, чем положить к ее ногам свое сердце и состояние и отдать свою жизнь в ее распоряжение. Поэтому он трогательно заклинал миссис Гантлит простить его, приняв во внимание его раскаяние, и воспользоваться материнским влиянием на дочь, чтобы та разрешила ему явиться к ней с обручальным кольцом, как только состояние его здоровья позволит ему передвигаться.

Когда это послание было вручено Пайпсу, отыскавшему к тому времени своего господина, молодой джентльмен осведомился о чете, которую столь неудачно преследовал, и узнал от своего камердинера, слыхавшего их историю из их же собственных уст, что леди была единственной дочерью богатого еврея, а спутник ее, ученик этого еврея, обратил ее в христианскую веру и женился на ней; когда же тайна сия раскрылась, старый иудей, измыслил план разлучить их навеки, а они, узнав о его намерениях, нашли способ бежать из дома с целью укрыться во Франции, пока дело не будет улажено; при виде трех человек, преследовавших с такой стремительностью и упорством, они нимало не сомневались, что за ними гонится ее отец со своими друзьями или слугами, и потому продолжали путь в трепете и с великой поспешностью, пока, к счастью, не убедились в своей ошибке в тот самый момент, когда не ждали ничего, кроме беды. Далее швейцарец присовокупил, что, выразив сожаление по поводу печального положения юноши и слегка закусив, они отправились в Дувр и теперь, по всей вероятности, прибыли благополучно в Париж.

Пайпс, посланный с письмом, вернулся через сутки, принеся ответ такого содержания от матери Эмилии:

«Сэр, я получила ваше послание и рада за вас, так как вы должным образом почувствовали и поняли свой жестокий и нехристианский поступок с бедной Эми. Благодарение богу, что никого из моих детей никогда доселе так не оскорбляли. Разрешите сказать вам, сэр, что дочь моя отнюдь не выскочка, лишенная друзей и не получившая образования, но молодая леди, хорошо воспитанная и более благородного происхождения, чем большинство леди в королевстве; а потому, хотя вы не питали никакого уважения к ее особе, вам следовало бы воздать должное ее происхождению, которое, не в обиду будь сказано, сэр, почтеннее вашего. Что касается до вашего предложения, мисс Гантлит и слушать о нем не станет, так как полагает, что честь не позволит ей принять какие бы то ни было условия примирения; и она еще не настолько бедна, чтобы соглашаться на предложение, которое ей хоть сколько-нибудь неприятно. В настоящее время она так сильно расхворалась, что отнюдь не может принимать гостей; поэтому я прошу вас не утруждать себя бесплодной поездкой в наши края. Быть может, своим поведением вы заслужите в будущем ее прощение; и, право же, поскольку я забочусь о вашем счастье, которое, как утверждаете вы, зависит от ее благосклонности, я от всей души желаю, чтобы это случилось, и остаюсь, несмотря на все происшедшее, вашей искренней доброжелательницей

Сесилией Гантлит».

Из этого письма и от своего посланца наш герой узнал, что его возлюбленная извлекла пользу из его нелепой погони и благополучно вернулась в материнский дом. Узнав с огорчением об ее нездоровье, он был, однако, уязвлен ее неумолимостью, равно как и высокомерными фразами в письме матери, которые, по его мнению, были продиктованы скорее ее тщеславием, чем здравым смыслом. Эти поводы к неудовольствию помогли ему перенести разочарование, как подобает философу; к тому же он успокоил свою совесть, предложив загладить нанесенную обиду, а что до его любви, то он пришел в мирное расположение духа, вызванное надеждой и покорностью.

Своевременный приступ болезни — превосходное лекарство от буйной страсти. Лихорадка произвела такой переворот в ходе его мыслей, что он рассуждал теперь, как апостол, и строил разумные планы дальнейшего поведения.

Тем временем, как только силы его в достаточной мере окрепли, он предпринял поездку в крепость с целью навестить своих друзей и услыхал из уст самого Хэтчуея, что тот проломил лед, начав ухаживать за его теткой, и теперь подвигается вперед на всех парусах; однако, когда он впервые объяснился с вдовой, должным образом подготовленной к этому своей племянницей и друзьями, она отнеслась к его предложению с подобающей холодностью и при воспоминании о своем супруге благочестиво пролила слезы, утверждая, что никогда не встретит равного ему.

Перигрин, воспользовавшись своим влиянием, содействовал ухаживанию лейтенанта, и когда все возражения миссис Траньон против брака были устранены, они порешили назначить день свадьбы не раньше, чем через три месяца, чтобы репутации ее не повредило слишком поспешное обручение. Другой его заботой было сооружение простого мраморного памятника дяде, на каковом памятнике появилась следующая надпись, начертанная золотыми буквами и сочиненная женихом:

Здесь покоится

На глубине девяти футов

Остов

Хаузера Траньона, эскв.,

Бывшего командующего эскадрой

На службе его величества,

Который повернул круто к ветру в пять часов

пополудни акт. 10-го,

Имея от роду

Семьдесят девять лет.

Пушки его были всегда заряжены,

И такелаж в полном порядке,

И он никогда не показывал кормы неприятелю,

Разве только, когда брал его на буксир;

Но,

Когда снаряды его иссякли,

Все фитили были сожжены

И надводная часть разбита,

Он затонул

Под тяжким грузом Смерти.

Однако

Его поднимут со дна

В Судный День

С обновленными снастями

И исправным кузовом,

И, дав залп из всех орудий,

Он пустит ко дну

Своего врага.

Глава LXXX

Он возвращается в Лондон и встречается с Кэдуоледером, который развлекает его многими любопытными сообщениями. — Крэбтри выпытывает мнение герцогини и выводит из заблуждения Пикля, который благодаря чрезвычайному случаю, заводит знакомство с другой знатной леди

Отдав этот последний долг своему усопшему благодетелю и презентовав мистеру Джолтеру долгожданную бенефицию, которая в то время оказалась вакантной, молодой джентльмен вернулся в Лондон и предался прежним своим развлечениям; однако он не в состоянии был отвлечь свои мысли от Эмилии или хотя бы вспоминать о ней без глубокого душевного смятения; ибо, как только он обрел физические силы, к нему вернулась прежняя страсть, а потому он решил завязать какую-нибудь любовную интригу, которая завладела бы его чувствами и заняла его мысли.

Человек, отличавшийся таким светским обхождением, как Перигрин, неизбежно должен был встречаться с различными особами, на которых его галантность могла бы произвести соответственное воздействие; и это затрудняло его выбор, так как всегда был он склонен руководствоваться капризом и прихотью. Я уже упомянул о том, что он ради целей матримониальных направил свое внимание на леди, знатную и почтенную, и теперь, когда мисс Гантлит его отвергла и он наслаждался маленькой передышкой, так как огонь, зажженный ее чарами в его сердце, угасал, он возобновил свое ухаживание за ее светлостью. Не осмеливаясь еще объясниться, он имел удовольствие видеть, сколь любезно его принимают в качестве близкого знакомого, и льстил себя надеждой, что расположил в свою пользу ее сердце; в этом самоуверенном предположении его укрепляли слова ее горничной, которую он с помощью щедрых подарков заставил служить своим интересам, так как она ухитрилась убедить его, что пользуется доверием своей госпожи. Но, несмотря на такое поощрение и надежды, внушенные его же собственным тщеславием, он опасался сделать преждевременную декларацию, чтобы не стать жертвой ее насмешек и гнева, и решил отложить объяснение, пока не обретет большей уверенности в успехе своей политики. Пребывал, таким образом, в нерешимости, он был приятно обрадован однажды утром появлением своего друга Крэбтри, который с разрешения Пайпса, хорошо его знавшего, вошел к нему в спальню, когда он еще спал, и, энергически тряхнув за плечо, вырвал из объятий сна. После обмена приветствиями Крэбтри сообщил о своем приезде накануне вечером из Бата и позабавил его таким смешным отчетом о своих дорожных спутниках, что Перигрин, впервые со дня их разлуки развеселился и чуть не задохнулся от смеха.

Крзбтри, рассказав об этих приключениях с тем своеобразным юмором, который усиливал комизм каждой детали, и передав все скандальные сплетни, ходившие в Бате после отъезда Перигрина, услыхал от юноши о его видах на некую герцогиню, чей ответ, по всей вероятности, будет благоприятным; тем не менее он не рискует объясниться, пока не удостоверится в ее чувствах, и хотел бы руководствоваться теми сведениями, какие может доставить Кэдуоледер, который, как ему известно, принят у нее в доме.

Прежде чем обещать свою помощь, мизантроп спросил, клонятся ли его планы к супружеству, а когда наш искатель приключений, угадав смысл вопроса ответил отрицательно, Крэбтри взялся выведать ее чувства, заявив в то же время, что никогда не стал бы участвовать в проекте, который не преследует цели опозорить и обмануть женский пол. На таких условиях он согласился действовать в интересах нашего героя, и немедленно был разработан план, в результате которого они встретились как бы случайно за столом ее светлости. Пикль, проведя здесь часть вечера и пересидев всех гостей, кроме мизантропа и одной вдовствующей леди, которая, по слухам, была наперсницей герцогини, удалился под предлогом неотложного дела, дабы Крэбтри воспользовался случаем перевести разговор на его особу.