Прикосновение (Пьесы)

З а н а в е с.

ВТОРОЕ ИНТЕРВЬЮ

Ж у р н а л и с т записывает на диктофон рассказ П л а н о в и к а.

П л а н о в и к (с пафосом). Я работал с Фаридом Керимовичем Салаевым еще в Верхне-Правдинской экспедиции с октября тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года — три года и четыре месяца, — пока он не перешел на работу в главк. Он был начальником экспедиции, я — заместителем начальника планового отдела. Я очень хорошо помню, как все происходило… Фарид Керимович в Верхне-Правдинск сразу после Тургута приехал. В октябре тысяча девятьсот шестьдесят четвертого это было. У меня фотография есть, как первые три десятка человек на берег высаживаются там, где сейчас Верхне-Правдинск стоит. И я вместе с ними. Тогда это только название было — Верхне-Правдинск, — голое место, ничего нет, лес да холмы. А через два года там уже двадцать шестнадцатиквартирных домов стояли с паровым отоплением, водой и газом. Фарид Керимович сразу добился, чтобы Бобровский лесоучасток нашей экспедиции подчинили, после этого, конечно, вырубку леса с двенадцати тысяч кубов в год до двадцати довели и проблему леса раз и навсегда решили. И пошла стройка. У меня все фотографии сохранились, все до одной. Специально храню как документ для будущего, со временем им цены не будет. А еще две зимы подряд мы чужие барки со стройматериалами конфисковали. Фарид Керимович договаривался с пароходством, чтобы транспорт, который по Иртышу мимо нас идет, на зимовку поближе к нашей пристани ставили. И мы, значит, налетали, составляли акт-опись, чтобы нам потом лишнего не приписали, весь стройматериал конфисковывали и пускали на свое строительство — все равно ему без пользы стоять, пока река не тронется, а нам строить надо. Два раза Фарида Керимовича министерства, чьи грузы были, под суд отдавали. Но к концу года другие экспедиции всегда план по строительству не выполняли, и лишние деньги у них оставались. А чтобы эти деньги не пропали, главк их нам отдавал. Вот мы ими расплачивались. И строили больше, чем все экспедиции, вместе взятые. Рисковали, правда, здорово, но зато городок отгрохали — второго такого нет. Потом, правда, Фарида Керимовича еще раз под суд отдали за вертолеты. Но это уже позже было, года через три, когда мы стадион построили. Фарид Керимович договорился там, в обкоме, или еще где, чтобы финал первенства области по футболу у нас в Верхне-Правдинске провели. А тут, как назло, зарядил дождь. А поле у нас, конечно, не травяное и раскисло, огромные лужи образовались, по самое колено, в футбол играть невозможно. Но Фарид Керимович говорит: «Этот матч отменить нельзя, это первый футбольный матч в нашем городе, и он должен состояться». И отдает приказ, чтобы на стадион два вертолета «МИ-8» послали — поле сушить. Чтобы они там, над полем, летали и своими крыльями воду разгоняли. Ну, конечно, приказ Салаева — закон. Три часа они там летали, сушили-сушили — высушили. И матч состоялся. Но кто-то написал в прокуратуру. (Вдруг все с большим злорадством.) И там решение вынесли, что это незаконно и, значит, Фарид Керимович должен оплатить всю работу вертолетов из своего кармана, потому что вертолеты не для сушки стадиона предназначены, а совсем для других дел. И нарушать никому не положено. Даже если для пользы людей. Потому что если каждый для пользы людей начнет законы нарушать, что же получится? Зачем же тогда нормы всякие существуют, инструкции или положения? А для того, чтобы их соблюдать! А кто не соблюдает, тот должен понести наказание. Вот Фарид Керимович эти деньги и выплачивал. Один оборот винта «МИ-8» стоит шесть копеек, а их там было два, и три часа они там крутились и, может, миллион оборотов сделали — вот и подсчитайте, какая сумма получается! (Уходит.)

З а т е м н е н и е.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Геологический главк. С а л а е в сидит за своим столом. Без стука входят Т и м а н о в с к и й и ж у р н а л и с т.

С а л а е в (Тимановскому). Слушай, Олег Тимофеевич, рассказал бы ты товарищу журналисту о своих подвигах…

Т и м а н о в с к и й (косится на журналиста). Каких подвигах?

С а л а е в (улыбается). Да хотя бы последних…

Т и м а н о в с к и й. Зачем? Не надо. (Незаметно для журналиста делает предостерегающие жесты.)

С а л а е в. Ничего, ничего! (Журналисту.) Только ты, если будешь писать, обязательно фамилии измени, а то неудобно — все же человек орден Ленина имеет. (Тимановскому.) Заодно объясни: зачем собрание хотел сорвать? Неужели так струсил?

Т и м а н о в с к и й (огорченно). Думал, народ не соберется.

С а л а е в. Ну, мне хотя бы этого не говори…

Т и м а н о в с к и й. Воскресенье же было…

С а л а е в. Ну и что?

Т и м а н о в с к и й. Откуда я знал, что полный зал наберется?

С а л а е в. Все ты знал. Просто пытался глупо схитрить.

Т и м а н о в с к и й (вздохнув). Пытался…

С а л а е в. И напрасно. Зачем же хитрить, если прав? (Журналисту.) Олег Тимофеевич, как я уже тебе говорил, начальник самой северной нашей экспедиции. Условия там тяжелые: тундра, метели, морозы. Но они ничего, работают неплохо… И вообще все было в порядке, пока там кляузник один не объявился, экономист, и не начал писать везде и всюду жалобы. Обо всем: о беззаконии, неполадках, аморалке, финансовых нарушениях — обо всем.

Т и м а н о в с к и й (жалобно). Работать стало невозможно. Комиссия за комиссией едет. Жалобы не подтверждаются — все равно едут…

С а л а е в (улыбаясь). Они вначале добром просили кляузника, чтобы перестал писать…

Т и м а н о в с к и й. Полгода уговаривали…

С а л а е в. Ну, а потом, бедные, не выдержали, связали его, собрали вещички, посадили в вертолет и отвезли в Салехард. Там высадили, перечеркнули в паспорте пограничную отметку, чтобы назад не смог вернуться, — экспедиция в погранзоне находится, — и, оставив товарища кляузника в Салехарде, улетели к себе домой.

Ж у р н а л и с т. Связанного?

Т и м а н о в с к и й (обеспокоенно). Зачем связанного? Развязали. И денег много оставили — полный расчет произвели. Все как полагается.

С а л а е в. Но товарища кляузника даже полный расчет не удовлетворил. И как развязали ему руки, дал он тут же телеграмму в Ялту, секретарю ЦК КПСС, — он как раз там, в Ореанде, главу какого-то государства принимал: так, мол, и так, прошу принять по делу особой государственной важности… Кто его в результате принял и принял ли вообще, неизвестно…

Т и м а н о в с к и й. Помощник с ним говорил.

С а л а е в. Но факт то, что позвонили из ЦК КПСС в обком и попросили принять меры против анархиста Тимановского, который самосуды над советскими людьми устраивает…

Т и м а н о в с к и й. А я даже не знал, что они его увезти хотят. Общественность от меня тайком сделала. Дружинники.

С а л а е в. Все ты знал.

Т и м а н о в с к и й. Но приказа такого не давал. Сами придумали… Надоело, в конце концов.

С а л а е в (журналисту). После звонка к ним секретарь обкома вылетел и потребовал, чтобы срочно общее собрание созвали. А товарищ Тимановский начал финтить…

Т и м а н о в с к и й. Боялся, что народ не соберется.

С а л а е в. Но народ собрался.

Т и м а н о в с к и й. Как назло, полный зал набился.

С а л а е в. И все как один выступили в его защиту. (Показывает на Тимановского, смущенно потупившего глаза.)

Ж у р н а л и с т (восхищенно). Прекрасный материал! Да!.. Такое можно было бы написать.

С а л а е в. Вот и напиши.

Ж у р н а л и с т. Ну, что вы! Никогда не напечатают. Вы нашего редактора не знаете…

Т и м а н о в с к и й. И слава богу. Мне сейчас только газеты и не хватает.

Зажигается лампочка на пульте. Салаев берет трубку. Слышен голос секретарши.

Г о л о с с е к р е т а р ш и. Фарид Керимович, он освободился. Соединяю.

С а л а е в. Давай.

Все напряжены. Пауза. Тимановский пытается что-то напомнить Салаеву, но понять его невозможно.

Г о л о с с е к р е т а р я о б к о м а. Да… Слушаю…

С а л а е в. Андрей Николаевич, здравствуйте. Салаев вас беспокоит…

Г о л о с с е к р е т а р я о б к о м а (строго). Здравствуйте…

С а л а е в. Андрей Николаевич, я опять по поводу Тимановского. Я понимаю, он виноват, конечно, но все же слишком сурово с ним обошлись. Он же лучший наш начальник экспедиции… Смешно — из-за какого-то кляузника потерять хорошего работника.

Г о л о с с е к р е т а р я о б к о м а. Тимановский исключен из партии решением бюро райкома. И это решение не тема для телефонных разговоров. Свою точку зрения выскажешь на бюро обкома, когда этот вопрос будет стоять в повестке дня.

С а л а е в. Понимаю…

Г о л о с с е к р е т а р я о б к о м а. Вот и хорошо, что понимаешь. Еще вопросы есть?

С а л а е в. Нет.

Г о л о с с е к р е т а р я о б к о м а. А как обстоят дела с обоснованием плана?

С а л а е в. Мы получили телефонограмму, что обсуждение перенесено на сегодня на четыре часа. Это плохо, потому что мы не успеваем закончить необходимую подготовку.

Г о л о с с е к р е т а р я о б к о м а. Плохо, что ты поднимаешь вопрос большой, государственной важности, недостаточно к нему подготовившись. Показуха и самореклама, которые отличают стиль твоей работы в последнее время, могут принести большой вред делу.