Принц на белом костыле

Я внимательно слушала Антона и пристально наблюдала за Клюквиной. Она перестала икать, и, по моему мнению, мнению дилетанта от медицины, никакого сумеречного состояния души у нее уже не наблюдалось, крыша по-прежнему была на месте и никуда отъезжать не собиралась. Стресс, конечно, имел место. А кто в наше неспокойное время не испытывает стресса?! Народ уже давно научился справляться с ним самостоятельно или при помощи подручных средств явно не медицинского характера.

Вот и Клавке сейчас весьма кстати пришлись бы грамм сто пятьдесят водочки и крепкий здоровый сон.

Придя к такому выводу, я пошла на кухню.

Там за столом сидел Брусникин. Супруг имел вид несчастный и озабоченный одновременно.

«Тоже борется с последствиями стресса, — пожалела я Димку. — Ему тяжелее, чем нам, ведь приходится спасать не только свою шкуру, а еще за нас волноваться, ну, и за всю страну, конечно, тоже. Бедный мой мальчик!»

— Сейчас ребята приедут, — устало сообщил Димка. — По-моему, они мне не поверили.

Слишком уж история.., масштабная.

— А чего приедут? — хмыкнула я.

— Обязаны.

Я забралась к мужу на колени, пристроила голову у него на груди и тяжко вздохнула. Только сейчас у меня возникло ощущение безопасности, а также чувство легкости, свойственное человеку, переложившему ответственность на чужие плечи. Было слышно, как под свитером гулко бьется Димкино большое доброе сердце.

К горлу подкатил комок, и я еле слышно пискнула:

— Дим…

— Ну?

— Ты сердишься?

Над таким, казалось бы, простым вопросом Брусникин размышлял довольно долго. Молчание мужа беспокоило и не предвещало ничего хорошего. Я бы, честно говоря, предпочла, чтобы он ругался, топал ногами и грозился исправительно-трудовыми работами по дому пожизненно. Наконец Димка печально вздохнул:

— Да нет, какой с этого толк? Одного понять не могу: почему все неприятности липнут именно к вам? Или вы к ним? Специальный магнит у вас внутри, что ли…

Вопрос относился к категории риторических и ответа не требовал. Я плотнее прижалась к мужу и на всякий случай всхлипнула. Димка, как и все мужчины, до судорог боится женских слез.

Он вздрогнул и принялся наглаживать меня по спине:

— Афонь, ты чего? Да не реви, все ведь кончилось… Для вас во всяком случае. А вообще-то вы молодцы.

— Правда? — я робко улыбнулась, заглядывая Димке в глаза.

— Правда, правда, — чмокнул меня в нос Брусникин, но тут же сердито насупил брови:

— Но чтоб это было в последний раз!

— Ага, — легко согласилась я, — твердо веря, что так оно и будет. Вспомнив, зачем шла на кухню, я озабоченно произнесла:

— Клавка что-то не в себе. Тоша говорит, сильный шок. Чего делать — ума не приложу…

— Водки ей налей и спать уложи. К утру от Клавкиного шока и следа не останется, разве что головная боль.

— Я тоже так думаю, — кивнула я, радуясь, что не ошиблась в выборе лекарства для сестры.

Полчаса спустя явились коллеги Брусникина и увезли Степку. Вместе с ребятами уехал и сам Димка, заявив, чтоб мы его не ждали, а ложились спать. При этом он подозрительно покосился на Антона Константиновича, но вовремя вспомнил, что Клавка объявила хирурга своим женихом, и благоразумно промолчал, однако я успела заметить в его глазах изрядную долю сомнений.

Мы остались втроем: я, Клавка и рыжий Тоша. Все молча переживали и выглядели, мягко говоря, уставшими.

— Пошли на кухню. Лечиться будем, — скомандовала я.

Возражений не последовало. Вскоре мы сидели за столом и дружно пытались справиться с ударной дозой народного лекарства.

— Уф, ну и крепкая, зараза! — выдавил Тоша, глубоко вдыхая запах кусочка «черняшки». — Я ведь не пью совсем, но тут такой случай…

— Непьющие мужчины крайне подозрительны, — сообщила Клавка и попыталась сфокусировать взгляд на покрасневшем лице Филиппка. — Впрочем, занюхиваешь ты вполне профессионально.

— Не цепляйся к человеку, — махнула я рукой. — Молодой он еще, жизни не нюхал. Работа у парня нервная, так что еще дозреет. Думаешь, легко каждый день людей резать и в их внутренностях ковыряться? Ты, Антон Константинович, лучше объясни нам, что это такое — лихорадка Ласса? Она в самом деле так опасна, как я предполагаю?

Тоша опечалился:

— Вы, девчонки, меня переоцениваете. Если по общей терапии я имею некоторое представление, то вирусология для меня почти такая же терра инкогнита, как и для вас.

— Но-но, ты полегче! — Клавдия свела глаза к переносице, пытаясь придать лицу строгое выражение. — Давай обойдемся без иностранных слов непонятного значения. Отвечай на нормальном языке: совсем ничего не знаешь про эту… как ее… Ну, ты понял.

— Увы, — сокрушенно вздохнул Тоша и тем самым подписал себе приговор: Клавка смерила его презрительным взглядом и окончательно вычеркнула хирурга из кандидатов в женихи.

Чтобы развеять воцарившееся уныние, я налила еще по одной дозе «лекарства». Мы выпили, заметно опьянели, а настроение почему-то не улучшилось.

— Слушайте, я, кажется, придумал! — внезапно оживился Антон. — У меня есть приятель, еще с институтских времен. Он инфекционист.

Правда, по специальности не работал ни дня, но, думаю, кое-что из полученных знаний еще помнит, как-никак красный диплом получил…

Я обрадовалась и захотела ободряюще хлопнуть Антошку по плечу, но в связи с некоторой раскоординированностью движений промахнулась и двинула доктора по шее. Впрочем, он не обиделся.

— Действуй, док, — кивнула Клюквина. — Телефон в коридоре. Сам найдешь или тебя проводить?

Филиппок, страшно гордый своей находчивостью, от помощи отказался и нетвердой походкой проследовал к телефону. Пока Тоша дозванивался до своего приятеля, Клавдия решила посоветоваться со мной насчет своих матримониальных планов.

— С-слушай, Афоня, чего-то мне этот л-лепила р-разонравился. Продразрительный он какой-то! Н-не находишь?

«Кажется, я немного переборщила с лекарством против стресса», — сделала я вывод и обнаружила, что мое собственное состояние тоже оставляло желать лучшего: голова слегка кружилась, все предметы виделись в двойном экземпляре, а стены кухни и пол неожиданно потеряли свою былую устойчивость.