Принц Спиркреста

— Ну, не то чтобы меня привлекал твой добрый юмор и милый нрав, — говорит она, губы дрожат в подавленной улыбке.

— Что же тебя привлекло?

— Почему ты так раздражаешь? — спрашивает она, садясь и наклоняясь вперед в точном подражании моему жесту. — Ты знаешь, какая ты красивый. Не нужно, чтобы я тебе рассказывала.

— Ты считаешь меня красивым? — спросил я, понизив голос.

Это не то слово, которое я бы выбрал для себя, и не то чтобы мне было очень важно, что Анаис думает о моей внешности. Но эти прекрасные слова в ее устах звучат неожиданно, восхитительно хорошо. Они словно шелк прижимаются ко мне, и я не могу удержаться, чтобы не выгнуться дугой, чтобы насладиться ими.

Она кивает. — Да, Северин.

— А как насчет той ночи во время путешествия?

— Какой ночи?

— В ту ночь, когда я пришел в твою комнату и лег на твою кровать? Разве я не был тогда красивым.

Она со вздохом откинулась на спинку кресла. — Ты был пьян.

— И что?

— Ну и что, не будь дураком. — Она сужает на меня глаза. — Ты знаешь, что совершил ошибку. Ты бы пожалел об этом, как только проснулся.

— А вот о том, что произошло в моей комнате, я не пожалел.

Ее смех, на этот раз с сарказмом. — А стоило бы. Ты испортил прекрасный момент своей гордыней.

— Это было чуть больше, чем хорошо.

—Прекрасно. Это было чудесно. Это было захватывающе. А потом ты все испортил.

— Я просто хотел, чтобы ты признала, что не должна была меня отвергать, — угрюмо заметил я.

— Я не отвергала тебя. Если бы я отвергла тебя, я бы не стала целоваться с тобой в твоей спальне, не так ли?

Мы смотрим друг на друга в тусклом свете лимузина. Воздух слишком горячий, тишина слишком тяжелая, удушливая от белой кожи и полированного стекла.

— В любом случае, это произошло, и теперь это в прошлом, — говорит она. — Зачем на этом зацикливаться?

Хороший вопрос.

Почему я не могу перестать думать обо всем, что между нами произошло? О комнате, о лесной подстилке, о балконе, о моей спальне?

Потому что, как бы я ни ненавидел помолвку, в которую мы попали, как бы ни возмущался тем, что наши родители заставили нас ее заключить, я просто не могу найти в себе силы ненавидеть Анаис.

Неважно, что она не в моем вкусе, что я не выбирал ее. Я все равно хочу ее. И более того, я начинаю бояться, что она может мне понравиться. Даже больше, чем нравится. Но любовь - это яд, яд, который я уже пробовал.

И теперь я стал мудрее, умнее. Я могу распознать предупреждающие знаки. То, как я думаю об Анаис, даже когда ее нет рядом, то, как я хочу ее - все время. Как я чувствую себя рядом с ней - одновременно на взводе и расслаблен, раздражен и весел, разочарован и удовлетворен.

Любовь - это яд, и Анаис протягивает мне чашу.

Я не могу его принять. Я отказываюсь принимать его.

— Я ни на чем не зацикливаюсь, — говорю я наконец. — Я просто завел разговор. Не придавай этому слишком большого значения.

На ее губах появляется тень улыбки. Притворная или искренняя, веселая или горько-сладкая, я не могу сказать. С Анаис я никогда не могу этого понять. Думает ли она о наших поцелуях, о том, что могло бы быть? Думает ли она вообще обо мне, когда меня нет рядом? Засыпает ли она по ночам? Трогает ли она себя, вспоминая мой рот?

— Не волнуйся, — отвечает она. — Не буду. Знаешь, почему?

— Не знаю, но уверен, что ты не пожалеешь и расскажешь мне.

— Потому что если бы я хотела поцеловать тебя, Северин Монкруа, мне не нужно было бы напиваться до одури, чтобы набраться смелости и спросить. И если бы я хотела переспать с тобой, я бы не стала заставлять тебя заслужить это - я бы просто сделала это. И если бы ты мне нравился, я бы не стала убегать от этого и играть в игры. Как бы страшно мне ни было, я смотрю в лицо своим страхам, и ты мне понравишься, несмотря ни на что.

Глава 24 Практика

Анаис

Несмотря на ужас, в котором мы провели остаток пути, Северин - безупречный джентльмен, когда мы выходим из лимузина. Он подает мне руку и ведет в ресторан, провожая к нашему столику у арки большого окна. Снаружи экстравагантный сад сияет светом сотен фонарей и свечей.

Монкруа определенно выбирали этот ресторан.

Он излучает роскошь - от входа из сверкающего стекла до белой обивки мебели. С потолка стекают капли хрусталя, преломляющие золотой свет на тысячу изменчивых осколков. Мерцающая фортепианная музыка разносится в воздухе, смешиваясь с журчанием разговоров и негромким звоном столовых приборов.

После того как мы сделали заказ, Северин опирается локтями на стол и опирается подбородком на сцепленные пальцы.

— Это очень романтично, — говорит он, оглядывая нас с мрачным видом. — Как ты думаешь, наши родители надеются, что мы влюбимся?

Я вспоминаю своих родителей, ледяное расстояние между ними. Я качаю головой.

— Нет. Скорее всего, они просто думают, что со временем смогут продать нашу помолвку как любовную пару. Я уверена, что они думают, что это будет хорошо выглядеть в таблоидах. Они могли бы приписать себе заслугу в том, что свели нас вместе. Но будем ли мы обожать друг друга или ненавидеть каждый день своей жизни, не думаю, что для них это будет иметь значение.

Его глаза всматриваются в мое лицо, хотя я не уверена, что он ищет. Он задумчиво смотрит вдаль, в его глазах отражается блеск садовых фонарей.

— Я не знаю. Я думаю, что мои родители могут немного беспокоиться. Ты думаешь, твои родители не хотят, чтобы ты была счастлива?

Я пожимаю плечами. — Я думаю, они ожидают, что я буду такой же, как они.

— В каком смысле?

— В том смысле, что их брак - это бизнес, а не удовольствие. Они оба это принимают. Они могут не любить друг друга, но они все равно делают это, потому что должны, потому что это… — Я делаю неопределенный жест. — Полагаю, это разумно с финансовой точки зрения.

— О. — Его взгляд возвращается к моему лицу. — Твои родители не ладят?

Я издала негромкий смешок. — Это один из вариантов. Но тогда они не собирались жениться с таким расчетом.

Он скорчил гримасу. — Это мрачно.

— Ты хочешь сказать, что твои родители на самом деле нравятся друг другу? — спрашиваю я, больше для того, чтобы поддразнить его, чем для чего-то еще.

Но, к моему удивлению, он не отвечает ни сухим, ни сердитым комментарием. Он отвечает совершенно искренне. — Да. Может, они и сволочи, но они любят друг друга.

Я уставилась на него. Как неожиданно мило. Похоже, что Северин Монкруа, при всей его грубости, оскорблениях и женолюбии, в душе романтик.

— Я думаю, именно поэтому они все это затеяли, — продолжает он, жестикулируя на нас, на ресторан, на великолепный вид на сад. — Я думаю, им было бы легче, если бы они поверили, что мы любим друг друга.

— Ну, разве это так сложно?

Его глаза расширились. — Что, быть влюбленным?

Я смеюсь. — Нет. Я не верю во все это. Я имею в виду, заставить их поверить, что мы влюблены.