Принц Спиркреста

— Как вы знаете, выставка в конце года - это кульминация всех трудов, которые классы изобразительного искусства и фотографии проделали за последний год обучения в Академии Спиркрест. С годами репутация нашей выставки росла. В наши дни выставку посещают не только родители, гувернеры и известные выпускники, но и уважаемые члены самых значимых художественных сообществ в мире.

Мисс Имез делает паузу для пущего эффекта. Она пытается заставить меня нервничать, и это ей удается.

— Последние пять лет мне выпадала честь открывать выставку. Однако в этом году мы хотим попробовать что-то другое. Мы выбрали тему "Алетейя", чтобы побудить наших студентов изучить и исследовать концепцию истины. С этой целью я хочу, чтобы вы, Северин, открыли выставку.

Тишина становится оглушительной.

— Простите? — наконец говорю я, мой голос тускнеет.

— Вы откроете выставку речью, поприветствуете гостей и представите экспозицию.

— Это... я не могу этого сделать.

— Это и наказание, и прекрасная возможность, — говорит мистер Уэстон, поднимая руку. — Что может быть лучше, чем взять на себя ответственность и искупить причиненный вами ущерб, представив выставку самостоятельно?

— Но разве все не будут удивляться, почему это делает студент? И я никогда не произносил подобной речи - ни перед...

Мои мысли бегут. Там будут только родители и выпускники. Будут и другие студенты - мои ровесники. Художники и фотографы из реального бизнеса. И пресса. Определенно пресса. Не то чтобы я не работал с прессой раньше, но никогда не делал этого.

— Я бы предпочел, чтобы меня снова исключили, — заканчиваю я.

— Мы приняли решение, — говорит мисс Имез с улыбкой доброжелательного диктатора. — Я бы хотела, чтобы проект вашей речи лежал у меня на столе к концу следующей недели.

Они отправляет меня без лишних слов. Я выхожу из их кабинета, как приговоренный, идущий на виселицу.

И когда за мной закрывается дверь, клянусь, я слышу придушенный смех.

Глава 38 Красивый мальчик

Северен

Вся последующая неделя проходит в заботах о написании речи и переживаниях по поводу показа Анаис. Картина, которую я уничтожил, преследует меня. Она уже заменила ее?

Я хочу помочь ей, но не знаю, нужна ли ей моя помощь. Я даже не знаю, хочет ли она меня видеть. Она не писала мне и не приходила ко мне в фотостудию. И я не виню ее.

С чего бы ей хотеть меня видеть?

Она так легко простила меня, когда мы виделись в последний раз, и это только все усложняет. Часть меня хотела, чтобы она накричала на меня, оскорбила, даже ударила. Ее заплаканные глаза и спокойное достоинство были гораздо больнее, чем любая реакция, которую она могла бы предпринять.

Я все время набираю сообщения, чтобы отправить ей, и удаляю их. Я хочу пойти в галерею, в студию, где она проводит все свое время, в библиотеку. Если бы я мог ее увидеть, все было бы хорошо.

Но если она не захочет меня видеть, то я не знаю, как мне с этим справиться. Боль будет слишком сильной. Боль и так уже слишком сильна - она меня доконает.

Поэтому вместо того, чтобы встретиться с ней лицом к лицу, как я встретился с мистером Эмброузом и моими родителями, я выбираю путь труса.

Я отхожу в угол галереи, чтобы понаблюдать за ней. В конце концов, она обязательно появится. Я смогу наблюдать за ней из своего угла и видеть, как она справляется со своей выставкой. Увидеть, как она справляется.

Увидеть ее.

Конечно, в реальной жизни слежка никогда не бывает такой быстрой и простой, как в кино. Я жду ее появления почти два дня, проводя слишком много времени, притаившись в темном углу галереи в тени нескольких выброшенных перегородок. Это не самый элегантный или великолепный момент, но мне кажется, что у меня нет выбора.

Наконец она появляется в четверг днем, когда все уже ушли.

Когда она входит в двойные двери, мое сердце подскакивает в груди.

Она идет своей странной походкой, длинными медленными шагами, как балерина по воде. Я пожираю ее глазами. Она выглядит как всегда мечтательно, в ее глазах - довольный, далекий взгляд. Ее черные волосы завязаны в беспорядочный узел на затылке, распущенные пряди обрамляют лицо.

Даже из своего жуткого угла я вижу мазки краски на ее вытянутых рукавах, руках, предплечьях, щеках и подбородке.

Она одета так, как может быть одета только Анаис, - в мешковатый темно-синий плащ, который делает ее похожей на старого фабричного рабочего. Под ним - школьная юбка, высокие белые носки и, конечно же, никаких туфель. Ее носки испачканы краской и грязью.

Она выглядит как персонаж из собственного мультфильма.

Я обожаю ее.

С двумя холстами в руках она направляется в угол галереи между двумя колоннами. Между нами встает перегородка, на мгновение закрывая ей обзор.

Она перемещается за нее, а затем снова появляется без двух холстов, медленно отступая от своей витрины и поглаживая подбородок, как старик, погруженный в раздумья. Она наклоняет голову, сужает глаза.

Затем она поворачивается и выходит из галереи.

Я со вздохом прислоняюсь к стене, сердце бешено колотится. Эта девушка действительно превратила меня в того, кого я не узнаю, потому что я не помню, чтобы когда-либо раньше чувствовал себя настолько растерянным и встревоженным при виде девушки.

Не говоря уже о девушке без обуви и с размазанной по лицу краской.

Я выжидаю минуту, затем выползаю из своего укрытия и на цыпочках направляюсь к витрине Анаис, как будто она может меня услышать. Когда она появляется в поле зрения, это совсем не то, чего я ожидал. Я не могу сказать, чего я ожидал.

На стене висят картины, каждая из которых красочнее и ярче предыдущей. Беспорядочное поле сирени, развевающейся на ветру, изображенное так ярко, что я почти чувствую его на своей коже. Голубые волны, искрящиеся от солнечного света, голубые рыбы под поверхностью. Маленькая статуя Иисуса, увитая плющом, свечи у ее ног. Улыбающееся лицо, сначала я догадываюсь, что это ее лицо.

Присмотревшись, я понимаю, что это не она, а тот красивый мальчик из ее альбома. Тот самый, о котором я спрашивал ее тогда в лесу.

— О. Ты пришел закончить работу?

Голос Анаис испугал меня. Я оборачиваюсь и вижу, как она возвращается через двери в своем странном наряде, с большой жестяной коробкой под мышкой и еще одним холстом в руке. Она смотрит на меня без удивления и безразличия, как будто ожидает, что я вернусь и закончу крушить ее работу, но ей все равно, если я это сделаю.