PRINCESS новелла
Шрифт:
Дорога опять пошла вверх, и крыши домов уже были видны поверх высокой городской стены. От бассейна Клеопатры садом финиковых пальм фараон с дочерью в сопровождении двух охранников неторопливо шли к городской стене, по дороге, утоптанной ногами сборщиков фиников и оливок с садов, что растут по ее обе стороны. Ранее провели лошадей и верблюдов каравана, обустраивая их на отдых, пока солдаты и Клеопатра плескались в бассейне. Фараон с сопровождающими вошли в широко открытые городские ворота, искусно сделанные из пальмового дерева и раскрашенные в синие цвета. Все дома были сделаны из глиняной смеси соломы с навозом, что становилась твердой на солнце как скала. Дорога вела к площади, где паломники увидели перед охапками сена, медленно жевали пищу верблюды. Рядом на привязи
Дорога становилась все круче, пока не уперлась в высокую стену храмового комплекса, что начиналась справа и слева от широкой лестницы, которая вела на террасу у входа в святилище Оракула.
Фараон с дочерью прошли через открытые створки ворот и ступенями широкой лестницы поднялись к террасе, где одиннадцать жрецов в белых льняных и длинных до пят одеждах встретили их. Справа и слева выстроившихся жрецов два служки кадильницами с дымящимся фимиамом время от времени менялись местами, окуривая дымом кадильниц их ряд. В середине стоял верховный жрец храма Зевса-Амона Ра. Его белый балахон был с богатой вышивкой отделанной золотыми нитками у пят вокруг. У всех без исключения жрецов были бритые головы и подведенные тушью глаза.
Фараон с дочерью остановился перед верховным жрецом, два охранника за спиной. У ног верховного жреца стояла корзина с финиками, а в руках чаша наполнена водой.
– Что привело тебя к Оракулу Амона, божественный наместник бога на земле? – торжественно изрек жрец.
– То, что даст моему народу процветание, а фараону могущество с благословения Зевса-Амона Ра!
– Приходи сегодня ночью в полнолуние. В день весеннего солнцестояния Оракул откроет тебе все тайны и даст тебе бог Зевс-Амон Ра все, что ты попросишь у него с чистыми руками. – Сказав это, жрец протянул Птолемею XII чашу с водой. Фараон окунул в воду фаланги пальцев обеих рук, подержал несколько мгновений в чаше, затем медленно вынул. Служка подал фараону ткань мягкого льна, и вытер ему руки. Жрец протянул чашу принцессе. Клеопатра макнула свои пальцы и второй служка, что стоял с тканью мягкого льна рядом с ней вытер ее руки. Верховный жрец передал чашу служителю храма и поднес корзину с финиками к фараону. Авлет взял один финик, надкусил сочный и сладкий плод, надкушенный положил обратно в корзину. Жрец подал финики Клеопатре. Принцесса съела финик целиком, косточки положила в корзину.
После этой церемонии жрец, обращаясь к фараону, сказал:
– Законы гостеприимства святы на этой благодатной земле. В твоем шатре ты найдешь все необходимое для отдыха и обеда. Это твоя земля и ты на ней хозяин. – Сказав, жрец поклонился фараону, что значило окончание церемонии. Жрецы повернулись, один за другим. Во главе верховного жреца процессия медленно скрылась в святилище храма Амона Ра.
Фараон с дочерью и двумя охранниками ступенями лестницы сошли вниз. Тяжелые створы ворот были полуоткрыты. Они вышли на улицу города и ворота за ними закрылись.
Фараон усталой поступью шел по узким городским улицам, вдоль тесно прилегающих домов друг к другу глиняными стенами. Однообразные глиняные постройки с плоскими крышами с зияющими квадратными окнами представляли собой архитектуру Агурми столицы оазиса Сива. Кое, где окна были завешены разноцветными тканями. Сумерки опускались на город, когда фараон вышел на площадь, где уже высился белым кубом из плотной грубой ткани его шатер с развивающейся на шесте пентаграммой, символа власти фараона Птолемея XII. Невдалеке располагались солдаты из охраны. Каждый из них расстилал циновки на глиняной земле площади города, подкладывая под голову седло привязанных к длинному бревну-привязи лошадей. Верблюды в отведенном для их ночлега месте неспешно жевали сено. Погонщики верблюдов укладывали себе под головы, вместо подушек, тюки сена, переговариваясь между собой с улыбками. Настроение у людей из каравана было приподнятым, так как быть участником паломничества фараона к Оракулу храма Зевса-Амона Ра в оазис Сива для каждого из них было почетным событием и давало привилегии семьям. Всюду горели костры, люди готовились к ужину
и ко сну.Глава шестая
Авлет, войдя в шатер, устало опустился на табурет из пальмового дерева.
– Господин, желаете принять ванну, вода снимет усталость и взбодрит ваши члены? Я приготовила вам теплую воду и свежую одежду. – Заботливыми словами встретила Авлета молодая и красивая рабыня-служанка.
– О, Анатолия, как я благодарен тебе. Твоими заботами путь мой к Оракулу был легким и быстрым. А, что Клеопатра?
– Она уже плескается в теплой походной ванне из кожи бегемота.
– Пожалуй, и мне пора совершить омовение.
Авлет налил себе кубок виноградного красного вина, из местных виноградников, жадно осушил его. Затем снял пыльную одежду, тюрбан с головы и в одной набедренной повязке влез в деревянную бадью из клепок пальмовой древесины, стянутых медными обручами, с теплой водой. Служанка, тем временем, сгребла в охапку пыльную одежду фараона и отнесла рабыням-прачкам. Завтра выстиранное белье в озере с чистой пресной водой под палящими лучами солнца оазиса быстро высохнет.
Птолемей с наслаждением вымылся, смывая с себя вместе с пустынной пылью усталость пути. Вино, и теплая вода, навеяли приятную сонливость. Хотелось поскорее лечь в постель и ни о чем не думать, забыться сном. На мгновение Авлет потерял чувство реальности, забыв о том, почему он здесь, и что привело его сюда. Укладываясь в постели удобнее, амулет на его шее, вдруг свалился с груди и уперся острым изломанным краем в правый бок. Авлет поневоле вздрогнул, рукой коснулся металлического стержня, водрузил амулет вновь на грудь. В это время в шатер вернулась Анатолия и направилась в зашторенную половину шатра принцессы. Фараон позвал рабыню.
– Я слушаю, тебя, повелитель? – быстро повернулась к нему Анатолия, подошла к постели фараона.
– Когда взойдет луна, меня и Клеопатру разбудишь и подашь нам одежды. Мы должны сегодня быть в храме Амона.
– Я выполню вашу просьбу о, божественный царь наш! – сказала она, низко кланяясь при этом, и ушла за штору к принцессе.
Когда луна взошла на небосводе, и ее бледное яркое сияние разлилось по вершинам садов оазиса, засверкало на глади водоемов, таинственным светом осветило строение величественного храма Зевса-Амона Ра на возвышенности скалы, Анатолия мягкими неслышными шагами подошла к Птолемею. Его дыхание доносилось до рабыни, мерным сопением крепко спящего человека. Она несколько мгновений стояла перед ним, не решаясь будить. Мысли роем неслись в ее голове, и все ободном, есть ли смысл будить измученного переходом пустыни царя? А, что если дать ему выспаться и не мучить пробуждением? Застыв в нерешительности, она вдруг взвизгнула, ощутив легкое прикосновение, чьей-то руки у себя на плече:
– О! Боги, кто это?!
Вскрикнув, она резко повернулась. Неведомым пришельцем, до смерти напугавшим рабыню, оказалась Клеопатра, которую Анатолия увидела перед собой уже одетую в длинную синюю одежду женщин Аммонии. Авлет резко вскочил, хватаясь за короткий меч, что лежал на табурете возле его ложа. Когда он понял, кто рядом, сел на постели, отложив меч на табурет.
– Анатолия, ты меня так больше не буди! – сказал Авлет, смеясь. – Могла сбежаться сюда вся моя охрана!
Фараон уже серьезно взглянул на дочь: – Мы выйдем тайно через секретный ход в шатре. Таким же путем и вернемся. О нашем посещении храма Амона Ра в эту ночь никто не должен знать ничего. Только днем прилюдно совершим посещение храма.
Сказал Авлет дочери, затем перевел взгляд на служанку.
– Анатолия, о нашем с принцессой посещении храма в эту ночь, под страхом смерти, никто не должен знать! – строго предупредил. Служанка бросилась на колени.
– Я клянусь тебе повелитель, и богами Олимпа, никто ни сном, ни духом не узнает об этом. – Запричитала Анатолия, низко кланяясь к ногам Авлета, который уже поднялся с постели. Фараон, облачившись в одежду, состоящую из длинного белого платья, с широкими рукавами инкрустированного дорогой вышивкой, и водрузив на голову белый платок, придерживаемый черным шерстяным ободом, сказал дочери: