Принцесса для психолога

На еду узникам не тратились с самого начала осады. Рагай просто сделал следующий шаг.

Шекер готовили с утра. Сначала амма, потом притирания. Две рабыни бережно расчесали длинные волосы и, словно глумясь над царевной, затянули их в такие тугие косы, что у девушки разболелась голова. Но жаловаться она не стала, и требовать ослабить косы — тоже. Знала, что бесполезно.

…Царица с петлей на шее — вот кем она была здесь. Номинальная владычица Шариера, которой на деле не дозволялось даже выбрать, как плести косы. Неужели именно о такой судьбе для любимой дочери мечтала Юмшан? Хотя, с нее бы сталось. Не ей же мучиться!

Повседневная одежда хичинов, и мужская и женская, была простой и удобной. Она защищала от злого солнца и жалящего, как тысячи иголок, мелкого песка, ночного холода и нескромных взглядов. А больше от нее ничего и не требовалось. Шекер к ней привыкла.

Сейчас ее облачили в шелковую нижнюю рубашку. Она была тонкой, почти невесомой. Девушка вздохнула от удовольствия и подумала, что все приятности в этой жизни лишь вестники бед, а, значит, расслабляться рано.

Вторым предметом оказались алые, как кровь из жилы жизни, ширвали, собранные в плотные складки и стянутые на бедрах. А дальше была тяжелая, душная абайя — черная, как безлунная ночь над Хаммганом и расшитая серебром и жемчугом так плотно, что весила, наверное, несколько таров. Чтобы просто согнуть руку в таком платье, пришлось бы приложить усилия.

На плечи словно легла невидимая гора. Шекер тихонько вздохнула и немедленно получила укоризненный взгляд от старой рабыни.

Эта могла "царицу" и по щекам нахлестать! Мерзавка служила Заре… И все, больше можно не говорить ничего.

Хитрая старуха в простой алобее, тихонько курившая свой кальян в личном садике на женской половине дворца — вот кто был настоящей царицей. А Шекер — просто кукла. Которую дергают за невидимые ниточки и могут в любой момент приказать зашить в мешок.

Кукла, которая… пока не сыграла свою партию. У которой на доске так мало — и так много. Да благословят Высокие Небеса Священного кесара, который дал ей право одного хода… Без него Шекер была бы обречена стать такой же, как Зара, а это — страшно.

Сейчас старуха была довольна, как курица, у которой из яйца вылупился павлин. Но курица — она и есть курица. И предназначение ее определено раз и навсегда. Она закончит свои дни в лапше.

Рабыни набросили на Шекер узорное покрывало, верхний конец затянули сзади на голову и закрепили при помощи хитрого посеребренного шнурка на лбу, а оставшуюся ткань скололи спереди тяжелой, крупной застежкой, украшенной драгоценными камнями, так, чтобы ткань красиво спадала на спину и бока, почти полностью укрывая фигуру.

— Красавица, — удовлетворенно заметила рабыня, оглядывая Шекер как произведение искусства, вдобавок — своего собственного, — Даже жаль тебя… немного. Недолго тебе осталось. Пока не родишь, дольше госпожа Зара тебя терпеть не будет.

"Думаешь, ты намного меня переживешь? — Удивилась про себя Шекер, — наивная ты, однако!"

Но вслух ничего не сказала. Ее роль не предусматривала слов, а молчание ничуть не тяготило. Она и дома привыкла, в основном, помалкивать. И это привело ее на трон Шариера. Кто знает, может быть удасться отсюда шагнуть еще выше? Туда, где в безоблачном лазоревом просторе парят над шпилями крупные, хищные клинохвосты.

Человек — тоже ведь хищник. А кто с этим не согласен, тот — добыча.

За тонкой стеной послышались тяжелые шаги охранников в легком доспехе. Вроде бы для почета и безопасности молодой царицы. На самом деле — Шекер знала это точно, Зара и не подумала скрывать от нее такую несущественную малость — у этих аскеров был приказ убить Шекер, если она заартачится или попытается бежать.

Двери распахнули на обе створки и зычный голос объявил:

— Дорогу царице Шариера, будущей матери Священного кесара, дорогу надежде кесарии…

…Интересно, что бы запели они все, узнав, что никакого ребенка нет, а менталист почему-то не может раскусить вранье царицы? Удивились бы, наверное. Кое-кто — смертельно, в этом Шекер не сомневалась.

Что ж. Нужно идти. Она будет танцевать над оскаленными саблями столько, сколько нужно. Сил у нее еще много.

Нефритовый зал самым большим не был, но Шекер провели именно туда. По приказу Зары, не иначе. Оскорбительный, по сути своей, намек: "Знай свое место, наложница…" Шекер разглядела, и… улыбнулась. Благо, улыбки этой никто не видел.

Если уж берешься кого-то обижать и унижать, так хорошенько подумай. Вдруг ненароком похвалишь и ободришь?

Шекер неспешно прошла меж фигурных колонн, по шелковому ковру цвета зеленого чая с желтыми цветами. В Хаммгане такие расстилали на удачу, и, вообще, все оттенки зеленого использовали, если хотели призвать благословение богов.

На небольшом возвышении стояло высокое кресло, куда и опустилась Шекер, правду сказать — с трудом. Абайя почти не гнулась.

По левую руку от нее расположились семнадцать благообразных сановников с гладкими, немного "бабьими", но, несомненно, благородными лицами. Квирин евнухов, негласное правительство кесарии. Кое-кого из них она даже видела во время чаепитий с Зарой, правда, говорить с ними не довелось. Зара не любила, когда ее молоденькая "подружка" открывала рот, больше говорила сама.

По правую руку лица были сплошь незнакомыми, да и откуда. "Лучшие люди", главы самых знатных родов, числом четырнадцать. Бороды топорщатся, хафаны расшиты золотом, глаза хищные, как у клинохвостов. Все правильно, эти — точно своего не упустят.

Ну и жрецы, куда же без них. Ни на свадьбу, ни на казнь.

Шекер держала глаза долу, как положено хорошо воспитанной дочери Хаммгана, но смотреть из под ресниц ей никто не мешал, да и уши хоть и завесили золотом так, что мочки оттянуло, но заткнуть не догадались.

На нее смотрели с недоумением. Евнухи — те были уже в курсе дела и перешептывались о своем, а Лучшие люди даже не скрывали изумления. Почему нефритовый зал, а не тронный. Почему нет Священного кесара и его Равноправной кесары. И, наконец, кто эта женщина, укутанная по самые глаза в узорные покрывала, почему заняла это место.

А, главное — чего им ждать? Только бы не повысили налоги!

— Люди Шариера, — голос жреца в церемонных золотых одеждах был негромким, но умудрился мгновенно завладеть вниманием всех, кто был сейчас в зале. — Благодарю за то, что пришли разделить горе и надежды кесарии.

По залу словно пробежал ветерок, легкий и зябкий, как недоброе предчувствие. В следующий миг оно оправдалось.

— Скорбную весть принес я вам. Священный кесар, избранник Святого Каспера и Равноправная супруга его покинули этот мир и пребывают ныне в небесных чертогах. Облака им под ноги…

Жрец опустил голову и начал молитву, которая полагалась по случаю ухода правителя.

Шекер ее не знала, но, похоже, она здесь одна была такая несведущая. Волна удивления, охватившая зал, быстро схлынула, обернувшись знакомым и успокаивающим речитативом. Голос жреца то поднимался к самому потолку, то опускался вниз и почти шептал, рассказывая, как тяжела доля правителя, какой нелегкой тропой идет он к Небу, как много на ней препятствий и соблазнов — и как радостно встречают преодолевшего их все там, где заканчиваются земные дороги.