Принцесса-гувернантка
Шрифт:
30 июля Иоанн ле Соваж написал императору:
– Эрцгерцогиня Маргарита решительно отказывается выходить замуж за Генриха VII, хотя сначала я сам, а затем совместно с послом Вашего Величества ежедневно настаивал на её согласии в течение целого месяца.
Затем, желая подсластить пилюлю, Соваж добавил:
– Союз с Англией от этого не подвергается опасности. Ибо Генрих желает брака своей второй дочери с принцем Кастилии (Карлом, племянником Маргариты) больше, чем своего собственного с эрцгерцогиней.
В свой черёд, 6 августа один из советников Маргариты озабоченно доложил императору:
– Я боюсь, что отказ эрцгерцогини охладит дружбу Генриха.
8 августа английский и императорский послы также отправили письмо Максимилиану, чтобы сообщить ему, что «они со всей поспешностью отправились в Савойю» для того, чтобы
– Несмотря на то, что я покорная дочь, я никогда не дам согласие на такой неразумный брак.
Однако 24 сентября Максимилиан I заверил Генриха:
– Мы пока не смогли убедить свою дочь, эрцгерцогиню Маргариту, дать согласие на брак с Вашим Величеством, но скоро мы поедем к ней, чтобы убедить её.
Пока шли эти переговоры, неожиданное печальное событие освободило Маргариту от этого неприятного ей брака.
В Испании её брата Филиппа ждала не слишком радушная встреча с тестем, результатом которой стала непристойная семейная ссора.
– Я защищаю интересы своей дочери, а Вы – заключили её в тюрьму! – обвинил Фердинанд зятя.
Тем не менее, король Арагона сам не был образцом добродетели. Пообещав своей умирающей супруге Изабелле больше не жениться, он спустя короткое время поспешил тайно обручиться с молоденькой француженкой Жерменой де Фуа, дочерью виконта Нарбонны, в надежде, что та родит ему сына, который унаследует Арагон, и, таким образом, оставит с носом его нелюбимого зятя. Что же касается Кастилии, то Фердинанд согласился уступить регентство над этой страной только дочери.
Но, увидев Хуану, он согласился с Филиппом, что та не может управлять Кастилией, «учитывая её немощи и страдания, которые ради чести не выражаются». И далее больше: если «упомянутая светлейшая королева, либо по своему собственному выбору, либо по убеждению других лиц, попытается вмешаться в управление, оба будут препятствовать этому». И отца, и мужа Хуаны устраивало, что её считали безумной. Несмотря на это, кортесы Кастилии поддержали Хуану, которая отказалась от своих прав на престол в пользу Филиппа. Поэтому Фердинанд предложил зятю заключить соглашение, согласно которому каждый из них после смерти другого должен был стать регентом в его землях и душеприказчиком, во имя интересов их общего наследника – принца Карла. Вероятно, надеясь, что он переживёт Фердинанда, брат Маргариты подписал договор. Однако в тот же день король Арагона составил секретные документы, отвергающие все соглашения на основании принуждения, утверждая, что иначе он никогда бы не подписал ни одного договора с зятем:
– Ведь они нанесли такой огромный ущерб упомянутой светлейшей королеве, моей дочери и мне.
Оставив свои планы на будущее открытыми, Фердинанд отправился готовиться к свадьбе.
Во время этого второго пребывания в Испании характер Хуаны стал совсем невыносимым. Едва только пара прибыла, как она из ревности к мужу отправила обратно в Нидерланды всех дам, которые её сопровождали, за исключением одной совсем старой служанки, которой разрешила остаться. Хуана большую часть времени запиралась в своих покоях, носила только чёрное и отказывалась принимать участие в официальных церемониях. Посол Максимилиана в Испании доносил императору:
– Самый большой враг, который есть у нашего милостивого государя Кастилии Филиппа, кроме короля Арагона, это – королева, супруга его Милости; она злее, чем я могу описать Вашему Величеству.
Воспитанный человеком свободным и привязанным к этому миру более, чем к небесам, Филипп I, официально признанный кортесами королём Кастилии, решил отменить инквизицию, вызвав враждебное отношение к себе со стороны очень влиятельных людей. Так или иначе, его участь в Испании была предрешена. Спустя всего три месяца, в один из жарких сентябрьских дней 1506 года, Филипп играл с друзьями в Бургосе в «пелоту» (игру с мячом). После чего он выпил очень много ледяной воды, и на следующий день у него началась злокачественная лихорадка, вызванная, как говорили, «потворством своим желаниям или чрезмерными физическими нагрузками». Несколько дней Филипп лежал больной в бреду. За ним усердно ухаживала его жена Хуана, которая ни на миг не отходила от него, но, несмотря на всю её заботу, болезнь быстро набирала обороты, и на шестой день после
приступа, 25 сентября, Филипп Красивый испустил дух в возрасте всего двадцати восьми лет. Вопрос, умер ли он естественной смертью, является предметом дискуссий на протяжении столетий.После его кончины Хуана всё ещё оставалась рядом с ним, глухая ко всем соболезнованиям или протестам, внешне равнодушная. Она спокойно отдала приказ, чтобы тело её мужа было торжественно доставлено в большой зал дворца на великолепном катафалке, покрытом золотой тканью. Усопший был облачён в подбитую горностаем мантию из богатой парчи, голова покрыта украшенной драгоценными камнями шапкой, а на груди висел великолепный бриллиантовый крест. В конце зала был установлен трон, куда усадили труп, как при жизни. В течение всей ночи монахи молились за него перед троном, и когда солнечный свет проник в окна, тело было вскрыто, забальзамировано и помещено в свинцовый гроб. Смерть обожаемого супруга окончательно ввергла Хуану в невменяемое состояние. Когда-то один монах рассказал ей про некоего принца, который умер, но через 14 лет снова пробудился к жизни, и теперь, как ребёнок, королева ожидала, что её муж снова оживёт. Поэтому время от времени приказывала вскрыть гроб, чтобы взглянуть на него.
В январе 1507 года ей пришла в голову мысль отвезти тело Филиппа в королевский семейный склеп Гранады. Она отправилась на юг с большой похоронной процессией, приказав ехать ночью при свете факелов, потому что полагала:
– Вдова, которая потеряла солнце своей души, никогда больше не должна показываться при свете дня.
Однажды, когда они остановились перед домом одного монашеского ордена, чтобы переночевать там, Хуана обнаружила, что это был женский, а не мужской монастырь, и тотчас настояла на том, чтобы гроб супруга отнесли в поле, подальше от любого женского общества. В городе Торквемада у Хуаны внезапно начались боли, она отказалась от помощи акушерок и совсем одна произвела на свет дочь, которую назвала Екатериной. Мрачная процессия так никогда и не дошла до Гранады. Вместо этого Хуана поехала встречать своего отца, который вернулся из Неаполя, чтобы взять бразды правления в свои руки. Филиппа Красивого похоронили, а пятидесятипятилетний Фердинанд 18 марта 1507 года впервые встретился в Дуэньясе со своей двадцатилетней невестой. Однако их брак с Жерменой, заключённый в Вальядолиде, был плохо принят в Кастилии, где считали, что Фердинанд предал их покойную королеву. Тем не менее, спустя два года, когда его супруга уже была в положении, король Арагона убедил кортесы в полной невменяемости дочери и отправили её в замок Тордесильяс под неусыпный надзор. 3 мая 1509 года Жермена родила сына Хуана, принца Жироны, прожившего всего несколько часов. Других детей у пары больше не было.
Наследниками Испанского королевства кортесы признали отпрысков Хуаны Безумной. Всего она оставила шестерых детей – Элеонору, Карла, Изабеллу, Фердинанда, Марию и Екатерину. Бедная женщина так и не оправилась от своей потери. Пережив Филиппа почти на полвека, Хуана влачила своё безрадостное существование в заточении в Тордесильясе, будучи королевой только по названию.
Сообщение о смерти единственного законного сына до глубины души потрясло Максимилиана. Он на многие дни удалился в свои покои, отказавшись от еды и питья. Вероятно, император раскаивался в том, что так и не смог наладить отношения с сыном. Единственным членом семьи, имевшим хорошие отношения с Филиппом на протяжении всей его жизни и влиявшим на него, была его сестра Маргарита. Время от времени он просил совета у неё, но не у отца, давно ставшего ему чужим, если он вообще когда-либо испытывал к Максимилиану сыновние чувства. Его внезапная смерть уберегла Испанию от бесконечных мучений гражданской войны. Если король Фердинанд хотел её предотвратить, то ему это удалось. В противном случае историю определила случайность (хотя, говорят, в нашей жизни нет ничего случайного).
Сообщив ужасное известие детям Филиппа, гувернёр Карла, сеньор де Шевре, написал Максимилиану:
– Они выразили боль соответственно своему возрасту, но даже больше, чем я ожидал.
Маргарита же сама сочинила латинскую эпитафию своему брату, которая заканчивалась криком боли из «Плача Иеремии»:
– Подождите и увидите, что есть скорбь, то есть моя скорбь!
Знаменитый гуманист Эразм из Роттердама также посвятил эрцгерцогу латинский панегирик. А ещё Маргарита получила сочувственное письмо с соболезнованиями от Людовика XII.