Принцесса на горошине

– Как тебе развлечения старика?

– Мило, - выдавила я из себя.

Оказавшись сидящей за столиком в ресторане, я почувствовала себя спокойней и увереннее. Пал Палыч остался ждать меня на улице, а я смотрела на тёмную воду озера, блестевшую в солнечных лучах, и ждала, когда мне принесут кофе и мороженое.

– Так что у тебя случилось, девочка? Совет директоров бунтует? Я слышал, ты была, навела там шороха, - улыбнулся Лысовский.

Я отмахнулась.

– Не было там никакого шороха. Я испугалась, и разговаривать с ними не стала. Решила взять паузу.

– Правильно.

– Дядя Гриша, отец вам ничего не рассказывал? Про завещание?

– А что с его завещанием? – удивился он. – Всё тебе достанется. Ты одна-единственная, кровинка его.

– Да я не об этом, - вздохнула я. – Я о компании.

– А, в этом смысле. Мы с ним обсуждали возможность его преемника, но он определиться никак не мог. Было у него несколько кандидатур.

– Даже несколько, - удивилась я.

– А что? Это такое дело, Марьяна. Всегда нужно иметь запасной вариант.

– То есть, мне ждать? Когда завещание огласят?

– Думаю, да. Торопиться, точно, не стоит. Поспешность, вообще, дело неблагодарное.

– Хорошо, - согласилась я, - я подожду.

– Так тебя это беспокоит?

– Нет. Точнее, не только это, - запуталась я.

– Тогда говори.

Мне принесли мороженое, я поковыряла его ложечкой, съела крупную малину, что лежала сверху. Она приятным, сладким сиропом растворилась на языке. Я даже глаза от удовольствия на мгновение прикрыла. Но бесконечно тянуть нельзя было, поэтому я снова на Лысовского посмотрела.

– Дядя Гриша, расскажите мне о матери.

– О матери? – удивился он. – А что тебе рассказать?

– То, чего я не знаю.

Григорий Филиппович в задумчивости хмыкнул, смотрел на меня, а глаза у самого хитрые-хитрые.

– Если отец тебе не рассказал, то мне откуда знать?

Я смотрела на Лысовского и понимала, что он со мной играет. Как в детстве. Уговаривает меня всякими глупостями, чтобы я перестала требовать ещё одну порцию мороженого.

– Дядя Гриша, у меня вчера гостья была, - выдала я ему без обиняков. – Говорит, что сестра моя. Родная, по матери.

Григорий Филиппович смотрел на меня, не моргая, после чего в задумчивости хмыкнул.

– Даже так, - проговорил он. И тут же признал: - Быстро они подсуетились. Где нашли?

И хотя от его слов у меня перехватило дыхание, от волнения, я всеми силами постаралась сохранить спокойствие, и проговорила:

– Караулила меня, у городской квартиры.

– Видать, хваткая особа.

– Вся в мать? – догадалась я.

Лысовский вздохнул, на этот раз совершенно искренне.

– Марьяна, ты пойми, отец же не просто так от тебя правду скрыл.

Я обстоятельно кивнула.

– Понимаю. Что не просто так. Но это, знаете ли, не фантики какие-нибудь. Это моя мать. Живая женщина. А папа её похоронил.

Лысовский откинулся на спинку стула, молчал. То меня разглядывал, то тоже на озеро смотрел. Думал. А я ему не мешала.

– Всё это было, конечно, ожидаемо, - проговорил, наконец, Лысовский. – Что она объявится. Но там, Марьяна, история некрасивая вышла. Что тут скрывать. Банальная, но некрасивая.

– Расскажите, - попросила я. – Я пыталась найти ответ в бумагах отца, но там ничего об этом нет. Да и вряд ли я что-то пойму, даже если найду бумаги о разводе, или что-то подобное.

Григорий Филиппович выдержал ещё одну паузу. Затем признался:

– Странно всё это обсуждать. С тобой, когда Сашки уже нет, да еще после стольких лет. Много лет об этом не говорили, я уж, признаться, и думать забыл. – Он на меня посмотрел: - Так говоришь, дочка у неё ещё?

Я кивнула.

– Двадцать четыре года.

– Не такая уж и большая разница между вами. Что про мать говорит?

– Ничего не говорит. Сказала, что меня обманули, что мама жива-здорова. Живёт в Ржеве.

Лысовский неожиданно хмыкнул.

– Что ж, туда ей и дорога.

– Дядя Гриша, вы знали… что она жива?

– Да знал, конечно. – Он неожиданно потёр шею, словно, неожиданно устал, или ему в один момент стало жутко неловко. – От меня-то такое разве скроешь?

– А от остальных, значит, можно?

Лысовский руками развел.

– Да особо никому и интересна её судьба не была. Сашка версию озвучил, все поверили, посочувствовали, да и думать забыли. Никто же от него подтверждения и документов не требовал. На похороны никто не просился, и на поминки. Остался мужик с ребенком на руках.

– Расскажите мне всё, что знаете, - попросила я.

– Если честно, мне и рассказывать особо нечего. Только то, что я от Сашки знал. Мать твою я видел несколько раз всего. Я в те времена на приисках месяцами пропадал, свою-то семью не видел. Сашка после первой, сильной студенческой любви долго жениться не мог. Романтиком он был, в любовь верил. Знаешь, не в ту, что с неба под ноги упала, люблю – не могу. А в настоящую. В какую-то неземную. Где только набрался всех этих сказок. А потом с матерью твоей встретился, случайно, на улице. Она молодая была очень красивая. Этого не отнять. Огонь девка. Ты на неё очень похожа, кстати.

У меня вырвалась кривая усмешка.

– Я тоже огонь? – невесело переспросила я.

А Лысовский улыбнулся, головой качнул.

– Нет. Ты, Марьяна, бриллиант. Отец тебя так воспитал. У тебя уникальная огранка. Красива, воспитана, умна, с характером. А твоя мать… она была красивой бабой. И этим всё сказано. Сашка только этого сразу не понял. Да и как понять, когда ему сорок, а ей двадцать? Взыграло всё, что могло взыграть.

Мне, если честно, было неловко слушать про то, что у папы когда-то что-то взыграло, пусть и по отношению к моей матери. Я бы предпочла, чтобы дядя Гриша использовал другие выражения. Влюбился, потерял голову, был пленен её красотой. Я на Лысовского взглянула, и напомнила себе, что он точно не романтик и не поэт. Какое тут «пленен»?

– Сашка к тому времени уже задумывался о серьёзном бизнесе, «купи-продай» его никогда особо не прельщало, но на дворе девяностые, все только этим и занимались. Полный бардак творился. А мать твоя, как ты уже поняла, из приезжих. – Григорий Филиппович откровенно ухмыльнулся. – На улице познакомились. Свезло же девке. Такое, если и случается, то раз в жизни, и то далеко не со всеми. Свою удачу надо за хвост хватать. Вот она и хватанула. Люба, вообще, такая… хваткая. – Лысовский покивал каким-то своим мыслям. – И имя ей досталось замечательное, - заметил он, - под стать приключившейся влюблённости взрослого мужика к молодой деве.