Принцесса на горошине
Шрифт:
– Спасибо, Дмитрий Алексеевич. Утром будут любимые блинчики Марьяны. Вы на завтрак останетесь? – как бы между прочим поинтересовалась она.
А я кинула на Шуру предостерегающий взгляд. Правда, та на меня даже не взглянула. А Абакумов, тем временем, кивнул.
– Останусь.
Вот так вот. Моим мнением никто не поинтересовался.
Но разве не об этом я мечтала ещё полгода назад? Кажется, это было так давно, в прошлой жизни. Я была беззаботной, занятой лишь своими чувствами и эмоциями, а все проблемы решал папа. Я о проблемах вовсе не думала.
– Что ты скажешь дома? – осторожно поинтересовалась
– Правду, - ответил он, продолжая сосредоточенно жевать. Затем кинул на меня внимательный взгляд исподлобья. – Мне кажется, пора, Марьяна.
Я промолчала. Молчание длилось около минуты, после чего Дмитрий Алексеевич деловито продолжил:
– Я считаю, что тебе не следует больше встречаться с этими людьми. Нужно переговорить с Пал Палычем, чтобы он собрал информацию. Побольше информации.
– И что дальше?
– Я думаю, что он решит всё. Сможет договориться.
Я ковыряла вилкой салат. Раздумывала, затем усмехнулась.
– Сколько ты хочешь предложить им денег?
Абакумов дёрнул плечом.
– Не знаю. Это зависит от того, что узнает Пал Палыч. В какой финансовой заднице они находятся. – Он посмотрел на меня, ободряюще улыбнулся. – Уверен, мы отделаемся малой кровью.
– Сколько, вообще, стоит молчание бывшей жены Александра Дегтярева? – якобы в задумчивости проговорила я.
А Димка тут же нахмурился и попросил:
– Не нагнетай, пожалуйста.
– Дима, я хочу сама с ней встретиться, - сказала я.
– Не выдумывай, - в легком раздражении отмахнулся он.
– Она моя мать, Дима.
Он в раздражении выдохнул.
– Я считаю, что это ошибка, Марьяна.
– Это неважно. Мне нужно её увидеть… познакомиться.
– И что ты хочешь от неё услышать?
– Это неважно, Дима. Я хочу услышать хоть что-то. Хочу разобраться.
– Я против, - выдал он резким тоном.
А я, признаться, в растерянности моргнула.
– В каком смысле?
– В прямом. И я думаю, что со мной все согласятся.
– Кто?
– Лысовский. Шура. И Пал Палыч тоже.
– Причем здесь Пал Палыч? – развела я руками.
– Он отвечает за твою безопасность, Марьяна.
– Считаешь, что меня там убивать станут? – не удержалась я от усмешки.
– Нет, конечно, - ровным голосом проговорил Дмитрий Алексеевич. – Но ограбят, глазом не моргнут.
– Может быть, - не стала я с ним спорить. – Но это моё право – встретиться с родственниками. А ты, милый, мне не муж, чтобы что-то запрещать, - закончила я в возмущении. Я из-за стола поднялась, допила залпом вино из бокала. И оповестила: - Я иду спать. А ты можешь отправляться к Пал Палычу, выдать ему дополнительные инструкции. Кого ко мне подпускать, а кого нет. По твоему мнению.
Как же я на Димку разозлилась. За его трезвые суждения, на которые он, по сути, права не имел.
А с матерью я всё равно встречусь, я так решила. И только после этого буду раздумывать о том, какое решение принять.
ГЛАВА 4
– Ты на меня злишься?
Само по себе, проснуться в своей постели в доме отца, не одной, было странным. А тут еще Димка решил, едва я успела открыть глаза, обсудить со мной вчерашнее недопонимание. Хорошо хоть
я лежала к нему спиной, и Дмитрий Алексеевич не мог видеть моего лица. Я глаза открыла, почувствовала, как он обнял меня, чуть навалился сзади, и задал этот вопрос. И я в тот же момент поняла, что совсем не рада его присутствию рядом.Что со мной происходит?
Кажется, переживания об отце, вытеснили из моей души все остальные чувства, радости и печали. Ещё совсем недавно я жила лишь эмоциями, связанными именно с Димой. С нашей непростой, как мне казалось, ситуацией. Я любила, я мучилась, ждала, терзала себя чувством вины и снова ждала. Нашей с ним встречи, звонка, сообщения. Моя жизнь последние два года проходила в этом бесконечном ожидании. И я радовалась, когда видела его, я была уверена, что люблю его. А теперь уже ни в чем не уверена. И то, как резко сменилось моё настроение, мои чувства, приводило меня в недоумение.
Но так ведь не может быть, говорила я сама себе. Скорее всего, это просто стресс. Сильнейший стресс из-за смерти отца. Пройдёт немного времени, и всё непременно наладится. И мои чувства, не только к Дмитрию Алексеевичу, но и ко всему остальному миру, вернутся. Надо только подождать, дать себе время.
А пока не срываться, не ссориться, держать свои эмоции под контролем, как говорил отец.
Поэтому я выдавила из себя улыбку, и ответила:
– Не злюсь, Дима.
Абакумов пристроил подбородок на моём плече. Стало неудобно, даже немного больно, но я терпела.
– Хорошо. Я не люблю с тобой ругаться. Когда мы ругаемся, мне кажется, что мир начинает в другую сторону крутиться. – Он взглянул на мою сонную физиономию. – У тебя нет такого ощущения?
У меня такого ощущения не было, но я интуитивно знала, что в данный момент лучше согласиться с ним. Поэтому кивнула.
– Есть. – И продолжила вполне искренне. – Я тоже с тобой ругаться не люблю.
Правдой было то, что я, вообще, ругаться не любила, в принципе, ни с кем. Но зачем Димку расстраивать уточнением деталей.
Я аккуратно пошевелила плечом, и он отодвинулся. Снова откинулся на подушки, закинул руку за голову, выглядел вполне себе довольным жизнью. А я не утерпела и спросила:
– Что ты скажешь дома?
Абакумов перевел на меня взгляд.
– По поводу чего?
– По поводу, своего отсутствия дома этой ночью, - подсказала я.
Он удержал мой взгляд. Спросил:
– Тебя это беспокоит?
– Вообще-то, да, - призналась я. На постели села, спустила ноги на пол, собираясь встать с кровати. Потянулась за халатом. – У тебя хорошая жена, Дима, - вырвалось у меня. Я, на самом деле, так думала, и уже давно. И эта мысль не давала мне покоя.
– Никто и не говорит, что она плохая, - не стал он спорить. Но тон его был очень ровным, будто Абакумов обдумывал каждое своё слово. И сказал, подтверждая мои выводы: - Хорошая. Но дело ведь не в этом, Марьяна. Ты должна понимать.
Я обдумала его слова, после чего кивнула.
– Понимаю.
Я с постели поднялась, прошла в ванную комнату, остановилась перед зеркалом, не прикрывая за собой дверь. Димка, судя по всему, душевную беседу со мной ещё не прекратил. Следил за мной взглядом, и продолжал подбирать слова. Я видела это по его глазам. Что он осторожничает. И меня это расстраивало.