Принцесса на горошине

Марат глянул на меня, изучающе. И снова спросил:

– Маш, как ты?

Никто и никогда кроме него, не называл меня Машей. Никогда. И никто. И от этого стало ещё больнее и печальнее. Я отвернулась к окну, надеясь скрыть предательские слёзы.

Сказала:

– Папа умер.

Марат кивнул. Помолчал, вроде как не знал, что мне сказать.

– Твой отец был уникальным человеком. Очень умным, очень правильным. И очень душевным.

Что он прицепился к этому слову? Душевность, душевность!..

– Я думала, что вы с ним в ссоре, - осторожно заметила я.

– Это было давно, - ответил он. – И не имеет уже никакого значения.

Вот как. Не имеет значения. То, что отец не позволил нам пожениться, что заставил Марата уехать из Москвы на долгие пять лет, не имеет значения. Я до боли в глазах вглядывалась в то, что видела за окном. Пригород Ржева, со старыми домами и промышленными территориями.

– Как ты отнеслась к тому… что мать жива?

– А как я могла отнестись? – усмехнулась я. – Вся моя жизнь – сплошная ложь. Вот и всё.

– Не придумывай, - отозвался Марат. – Твой отец поступил так, как считал лучшим для тебя.

– Я знаю. Он всегда так поступал.

Между нами повисло неловкое молчание. Я уже успела пожалеть о том, что согласилась ехать с Маратом в одной машине. Нужно было ехать с Пал Палычем. У меня хотя бы было бы достаточно времени, чтобы обдумать его появление.

Я голову повернула, принялась Давыдова разглядывать. Всё-таки время наложило на него свой отпечаток. Я помню Марата моложавым, очень претенциозным, Давыдов всегда казался мне собранным, рассудительным, а ещё очень любящим свой комфорт и тщательно следящим за своим внешним видом. Моя память подсовывала мне воспоминания о его гладко выбритых щеках, аромате дорогого одеколона, напоминала о его любви к идеально выглаженным рубашкам и дорогим костюмам. Галстуки Марат не слишком любил, а вот костюмы очень уважал. Когда мы познакомились, он работал в престижной московской компании, и другой жизни, как столичной и офисной, для себя, кажется, не представлял. А сейчас… сейчас рядом со мной сидел повзрослевший, возмужавший Марат, с небрежной щетиной на щеках, с задумчивыми морщинками на лбу. Ворот темной футболки охватывал его шею, волосы чуть взъерошены, хотя, они куда короче той стрижки, которую он когда-то носил. И, вообще, Марат какой-то непривычный и незнакомый, пример небрежности по отношению к своему внешнему виду. Даже эта машина, на которой мы сейчас ехали, она была совсем не по характеру, не по привычкам тому Марату Давыдову, которого я когда-то знала.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я его. Вопрос сам собой слетел с моего языка.

Он тоже голову повернул, глянул на меня. И ответил совершенно серьёзно:

– Я приехал позаботиться о тебе.

– Почему?

– Твой отец просил меня об этом, - сказал он и отвернулся.

ГЛАВА 8

Шура встречала нас с восторженной, проникновенной улыбкой. Вышла на крыльцо дома, услышав шум открывающихся ворот и подъезжающих машин. Я сама вышла из машины Давыдова, не стала дожидаться его помощи. К тому же, когда я открыла дверь, ко мне уже подоспел охранник и подал руку. Я спрыгнула с высокой подножки, порадовавшись, что удалось избежать помощи Марата.

Поездка, морально, выдалась очень трудной. По крайней мере, для меня точно. Я все ещё пыталась осмыслить сам факт появления Марата, меня мучило множество вопросов, я не знала, как на него посмотреть и что ему сказать. Мне казалось, что любое моё слово может показаться лишним и глупым. Я ведь не знаю ситуацию изнутри, не знаю его намерений, поэтому могу себе нафантазировать, что угодно.

Я и фантазировала, пока мы молчали в машине. Надумала себе много всего, но отсоветовала себе озвучивать свои мысли вслух. Чтобы, опять же, не попасть впросак со своими глупыми мыслями.

– Я так рада, что вы приехали. – Шура направилась ко мне, раскинула руки, и я позволила себя обнять. Хотя, кинула на экономку обвиняющий взгляд. И шепнула той:

– Могла бы и предупредить.

Шура вздохнула, совсем рядом находился Марат, и она не осмелилась при нём мне что-то отвечать. Вместо этого засуетилась:

– Пойдемте в дом. Я уже к обеду всё накрыла. – Я заметила, что её взгляд обратился к Давыдову, Шура в неловкости помедлила, затем аккуратно проговорила: - Марат Назимович, вы пообедаете?

Я стояла к Давыдову боком, он не мог видеть моё лицо, поэтому позволила себе закатить глаза. Меня душило раздражение. Оно было одуряющим, удушающим, у меня едва получалось с ним справиться.

Не знаю, заметил ли Марат моё состояние, или ему было не до таких мелочей, но в ответ на предложение Шуры он лишь кинул взгляд на часы на запястье, и тут же качнул головой, отказываясь.

– У меня встреча через час, там и пообедаю. – Сказал это, и посмотрел на меня. – Увидимся позже?

Что это за вопрос такой, вообще? Предложение, постановка перед фактом, извещение?

Я нервно пожала плечами, изображая равнодушие, и направилась в дом. Шура припустила следом за мной. А я влетела в холл, услышала, как входная дверь за моей спиной хлопнула, отгораживая меня от Давыдова, и тогда я остановилась. Попыталась справиться со сбившимся дыханием.

– А где… где Пал Палыч? – поинтересовалась я.

– Так он… судя по всему, он с Маратом отбыл, - проговорила Шура, с опаской приглядываясь ко мне. Потом осторожно поинтересовалась: - Марьяна, всё хорошо?

Я к ней повернулась. В сердцах развела руками.

– А похоже, что всё хорошо? – Я глянула на экономку обличающе. – Вы все, все мне врали!

Шура, не скрываясь, ахнула, даже руку к груди прижала, к сердцу. И ведь не скажешь, что она играет. На самом деле пребывает в шоке от моего обвинения.

– Марьяна, да ты что, да кто же тебе врал?

– Вы все, - категорично заявила я, направляясь в гостиную. – Марьяна, приезжай домой, Марьяна, тебе нужно вернуться в Москву! – передразнила я всех своих доброжелателей. – Шура, ты же меня с детства знаешь! – решила я применить ядерное оружие. – От тебя я такого точно не ожидала!

– Да что же я сделала-то?

– Ты мне не сказала! – возмутилась я. – Мы же говорили с тобой по телефону! Почему ты просто не сказала мне: «Марьяна, Марат приехал»? Почему не сказала, Шура?

Экономка вздохнула, покаянно опустила голову.

– Хотела… Правда, хотела, Марьяна. Но…

Шура замолкла на полуслове, а я огорченно кивнула, и продолжила за неё:

– Тебе запретили. И ты послушалась.

Я буквально рухнула на мягкий диван, откинула голову на мягкие подушки и обреченно прикрыла глаза. Шура стояла рядом, молчала, видимо, придумывала, что мне сказать. Потом аккуратно присела рядом со мной, на самый краешек. Тронула меня за руку.

– Марьяш, - позвала она, как в детстве, и осторожно проговорила: - а может это к лучшему?

– Что к лучшему? – переспросила я, не открывая глаз.

– Что Марат приехал. Ты знаешь, сразу как-то спокойнее на душе стало. Значит, не дадут тебя в обиду.

Я глаза открыла, на экономку посмотрела.

– А ты спросила его, для чего он приехал? И надолго ли?

– Я? – удивилась Шура. – Я думала, ты спросишь.

– Как я спрошу? Мы пять лет с ним не виделись. Что я должна у него спросить? Приехал ли он меня спасти?