Принцесса на горошине
Шрифт:
– Для чего?
– Я не знаю, - растерялась я. – Я посчитала это правильным. – Я на экономку посмотрела, попыталась объяснить: - Шура, она моя мать.
– Мать, - возмутилась та тут же, да ещё в полный голос. – Мать, которая за двадцать лет ни разу тобой не поинтересовалась. – Вскинула руку в широком жесте. – И не надо, не надо мне говорить, что у неё возможности не было!
– Не буду, - шепнула я в сторону.
А вот Шуру уже было не остановить.
– Я что, папу твоего не знаю? Да Александр Григорьевич был справедливейшим, добрейшим человеком! Как бы он на неё не злился, если бы она хотела тебя
Тут уже я не выдержала и настойчиво попросила:
– Шура, заканчивай это. Не хочу я слышать таких выражений.
Экономка тут же приутихла. Виновато посмотрела и коснулась моего плеча.
– Прости. Прости меня, дуру. Но я ведь… - Шура сделала глубокий вдох, будто перед прыжком в воду. – Марьяна, скажи мне правду. Ты хочешь пригласить их жить сюда, в дом? – И тут же отчаянно качнула головой. – Я не смогу, я с ним не уживусь.
Я на Шуру посмотрела, потом обняла её, прижалась щекой к её виску. И сказала:
– Успокойся. Никого я сюда жить не зову. Не собираюсь даже. Ты в доме хозяйка, Шура, ты.
Шура заметно успокоилась, присела ко мне на диван. Мы с ней обе помолчали, неожиданно пригорюнившись. Смотрели на портрет отца.
– Что делать будем? – грустно поинтересовалась Шура.
– Что-нибудь придумаем, - уверенно сказала я. И попросила её: - Только не нервничай. У тебя же давление.
Шура пообещала не нервничать, ушла к себе, и, видимо, всё-таки придумала выход. Как ей показалось самый правильный. Потому что уже спустя пару часов приехал Давыдов. Я совсем его не ждала, а он просто вошел в мою комнату и остановился в дверях. Я посмотрела на него и с удивлением, от его внезапного появления, и с настороженностью. Потому что выражение его лица ни о чем хорошем не говорило.
– Не хочешь ничего мне рассказать? – поинтересовался он сходу.
Я вздохнула, отвернулась. Проговорила в сторону, уже обо всем догадавшись:
– Не нужно было ей тебе звонить.
– Серьёзно? – удивился он. – А кому ещё звонить?
– Ничего страшного не случилось, между прочим.
– Пока не случилось, - поправил он меня. И тут же высказал претензию: - По-твоему, мне не нужно знать, что твоя сестра работает в компании?
– Она тебе мешает?
– При чем здесь это? Но как тебе это только в голову пришло? Зачем?
– Лиле нужна была работа, - терпеливо проговорила я. – Кажется, это вполне резонно.
Марат смотрел на меня в полном замешательстве. После моих слов хмыкнул, прошелся по комнате.
– И ты устроила её в компанию?
– Она бумажки да кофе разносит, Марат!
– В нашей компании, Маша! Почему ты мне не сказала? Я же тебе говорил, я тебя предупреждал, что твою сестру, как и твою мать, нужно держать подальше от семейных дел. Нашел бы я твоей родственнице работу! Где-нибудь подальше!
Я недовольно поджала губы.
– Я посчитала, что лучше держать её на глазах.
– Ещё, знаешь ли, вопрос, кто кого на глазах держит. Ты её или она тебя!
От такого предположения, я не удержалась и фыркнула. Попросила его:
– Я тебя умоляю.
– Что?
– У Лили ни за что не хватит ума на то, чтобы собирать в компании какую-то информацию.
Она даже ходить туда не хочет.– Вот пусть и не ходит.
Я поднялась с кресла, в котором читала до того момента, как Давыдов не ворвался в комнату, кинула на него красноречивый взгляд, аккуратно Марата обошла и из спальни вышла. Направилась вниз. Он шёл за мной. Шёл, сверлил мой затылок недовольным взглядом и рассерженно сопел. А я шла и возмущенно размышляла о том, для чего Шура ему всё рассказала. Совершенно не нужные объяснения и нервы.
Шура, конечно же, нашлась в столовой. Накрывала к ужину, дорогого гостя собиралась кормить. Я её заботе в отношении Давыдова совсем не удивилась. Вот для Дмитрия Алексеевича Шура всегда старалась только после просьбы или напоминания, а Давыдов всегда был обласкан и накормлен.
– Шура, - начала я, невольно повысив голос, - зачем ты ему позвонила?
Экономка от моего громогласного вопроса ничуть не заволновалась, и вины за собой, явно, не почувствовала. Спокойно взглянула и поинтересовалась:
– Кто-то же должен нам помочь.
– Помочь? – переспросила я, даже руками развела. – А в чем нам нужно помогать? Нас что, грабят или убивают?
– А я, Марьяна, не удивлюсь, - заявила она мне в ответ. – Не убьют, так ограбят точно, - добавила она со всей своей уверенностью.
Я глаза закатила.
– Что за глупости?
Марат прошёл мимо меня, снял пиджак и кинул его на спинку дивана. И, конечно же, поддержал Шуру.
– Это ты у нас наивная душа, - сказал он мне. – Всем веришь, всех любишь. А люди, Маш, они, знаешь ли, непредсказуемы. А некоторые и опасны.
– Ты себя тоже имеешь в виду? – поинтересовалась я. Услышала, как Шура укоризненно ахнула.
А Давыдов спокойно кивнул, подтвердил:
– Я всех имею в виду, без исключения. Обстоятельства в жизни бывают разные.
– Замечательно, - пробормотала я. Ткнула пальцем за окно. – Маловат забор-то? Сделай повыше, чтобы я уж точно никуда не сбежала.
– Не надо утрировать, - попросил он. – Как я понимаю, вопрос с любимыми родственницами, ты уже некоторое время пытаешься решить самостоятельно. И хочется поинтересоваться: как успехи? Будешь содержать обеих до конца их жизни?
Я обиделась, присела за стол, но подальше от Марата. Ужинать я не собиралась, мечтала закончить этот разговор и вернуться в свою комнату. Вот только после прошлой ночи, не была уверена, что это можно будет назвать спасением, и мне удастся остаться одной.
Я украдкой за Маратом наблюдала. Он тоже сел за стол, придвинул к себе тарелку, собрался ужинать. И на его лице читалось такое спокойствие, будто он каждый день вот так возвращался с работы, садился за этот стол, кстати, на стул отца, ничего непривычного для него не происходило.
Шура принесла для Марата тарелку с фаршированным мясом, поставила её на стол, и тихо вышла за дверь. Я проводила её взглядом. Я знала, что Шура довольна тем, что Марат в доме. Ей от его присутствия становилось спокойно, как когда-то с папой. Была уверена, что эти двое способны решить любые проблемы.
– Никого я содержать не собираюсь, - проговорила я негромко, и мои слова прозвучали немного странно. За столом уже некоторое время висела тишина, мы с Маратом думали о своём, почему-то я уверена, что не о моей матери и сестре он размышлял.