Принцесса самозванец и целебная маска

Нимхэ вышел на палубу, с тяжелым подносом фруктов и пряностей в одной руке, и диковинным самоваром в другой. За ним едва плёлся Джомни, с тяжеленным чемоданом наперевес. Погода была хорошей, а Нимхэ никогда не упускал возможности провести время с удовольствием. Он сказал Джомни поставить чемодан на середину палубы и нажать на кнопку.

Чемодан засвистел как пылесос, расстегнул застёжки и раскрылся. Внутри чемодана была невероятно сложная система из прорезиненной ткани с припаянными к ней пластиковыми пластинками треугольной формы. Она начала наполняться воздухом и складываться как оригами, превращая невероятно сложную геометрическую форму в стол, солнечный зонтик и лавки со спинками. Невероятное хитросплетение форм и деталей заходили в сложнейшие зацепления и превращались в упругие и функциональные геометрические формы, великолепно подходящие для пикника. Нимхэ смотрел на эту штуку с гордостью и жадностью, как будто видел это чудо пневматической мысли впервые. Когда насос прекратил работу, Нимхе гордо вздёрнул носик и поставил самовар и сладости на стол.

— Это твоё изобретение? Невероятно. — восхищался Джомни поглаживая бежевую поверхность стола.

— Нет, это изобретение моего отца. Он хотел сделать так, чтобы эта штука в карман помещалась, думал в походах использовать, но на субмарине такая штука гораздо лучше смотрится. — ответил Нимхэ и гордо положил руки на талию, напрашиваясь на комплимент.

Нимхэ и Джомни пили чай, молча наслаждаясь видом океана. Постепенно сладости и фрукты пропадали с подноса, а на лицах проявлялись признаки удовольствия от мелких радостей жизни. Джомни даже пожалел что с ними нет ни Косички, ни Аарона с Назиром, но Нимхэ только посмеялся и грустно припомнил доктора. Джомни попытался осторожно спросить о нём, но Нимхэ грустно задумался, и не ответил.

— Я ведь облажался тогда. Тогда, с китайцами. — сказал Джомни и допил чай.

— В целом да. Но так и было задумано. Так что можно сказать что нет.

— Зачем, но почему ты просто сам с ними не договорился? Ты ведь мог сразу всё им сказать.

— Я тебе больше скажу. Я мог с ними вообще не договариваться. Я мог бы тупо отобрать у них то что мне нужно. Пол Китая поклоняется драконам, которых произвёл на свет я. Как тех осьминогов.

— Зачем тогда было всё это затевать?

— Для того, чтобы Джиао получила своё. И благодаря тебе, у неё возможно будет ребёнок. — сказал Нимхэ и улыбнулся.

Он взял чашку Джомни и налил в неё немного горячего чая, протянул его Джомни и сказал:

— Ты очень хорошо себя показал. Как ты ловко надавил на нужные рычаги Вэя. Всё сложилось как нельзя лучше.

— И что такого ты ей отдал? И почему ты не стал делиться этим с остальными китайцами?

Нимхэ не ответил. Он взял апельсин и стал своими ногтями процарапывать на его кожуре шестигранники и пятигранники, по форме футбольного мяча. затем взял ещё одну, и стал делать с ней то же самое. Джомни впервые нормально рассмотрел ногти Нимхэ. Это не был женский маникюр, ногти были больше похожи на когти, материал скорее напоминал зубную эмаль чем хитин. Они были острыми как нож, и практически не деформировались при нажатии. Джомни не выдержал и взял руку Нимхэ чтобы получше их рассмотреть. Джомни сам не заметил как стал рассматривать и остальное тело Нимхэ. Тот не стал сопротивляться, он не чувствовал неловкости или другого дискомфорта, в отличие от Джомни, который вдруг резко переключился на изобретение отца Нимхэ.

— Почему женщина? — вдруг спросил Джомни — Разве тебе не хотелось быть похожим на своего отца? Судя по его изобретению, он был очень толковый малый.

Нимхэ усмехнулся и продолжил очищать апельсин своим хитрым способом.

— Не просто женщина, а моя мать. Она сильно болела перед смертью, в её лучшие годы я её не помнил. Поэтому я взял её фотографии и постарался повторить её внешность в мелких деталях. Да да. Такой вот портрет матери. В каждом зеркале. — сказал Нимхэ, оторвал кусок душистой апельсиновой кожуры и съел.

— Но разве тебе не хотелось быть похожим на своего отца? Ты его не любил?

— Ну, он мою мать тоже любил, иначе бы я не появился на свет. — сказал Нимхэ и посмеялся. — Кроме того, я похож на своего отца. Вот здесь. — сказал Нимхэ и указал когтем на свой висок.

— Понимаешь, Джомни, — продолжал Нимхэ — Я люблю жизнь. А в нашей галактике её так и не нашли, хотя обшарили телескопами каждую звезду. Все попытки найти её другие формы, там кремниевую, железную — тоже претерпели неудачу. Когда я решился превратить себя в нечто большее чем просто человек, я преследовал одну важную цель. Я хотел сохранить то что я люблю, а единственным надёжным способом сделать это, это самому стать источником того, что я люблю. Источником жизни. Независимым от медицины, от технологий, от промышленности. Эльфам не нужны институты и лаборатории, всё что нужно для воссоздания цивилизации уже находится в моём теле, и передаётся по наследству.

— Не нужны институты? Без знаний не может быть цивилизации. — сказал Джомни.

— Ну, тебе институт не понадобился. — Рассмеялся Нимхэ и отправил Джомни воздушный поцелуй.

Джомни сильно задумался. Он несколько раз пытался что-то сказать, но каждый раз сбивался глядя на хихикающего Нимхэ. В конце концов фыркнул, потряс головой и уставился в океан, стремительно поедая рахат лукум.

— Погоди, сохранить жизнь? От чего? — вдруг спросил Джомни.

— Когда я был ребёнком, депопуляция шла стремительно. Надежды моего отца на роботов, которые защитят нас от самих себя не оправдались. Он сильно об этом переживал. Мать была более прагматична в этом вопросе. Она считала что достаточно тридцати здоровых человек, чтобы люди не вымерли,. А я. А я тогда об этом вообще не думал. Но когда мне удалось найти способ печатать жизнь прямо с компьютера, я кое что понял.

Нимхэ взял все шестигранные очистки от апельсин, и стал выкладывать их на столе так, что они подходили друг к другу плотно замостив поверхность стола без зазора. Затем он взял пятигранные обрезки кожуры и составил из них платоновы тела.

— Я не самый крутой умник на земле. Если кто-то ещё сумеет стать источником жизни, или скажем построить робота способного печатать жизнь, он может не устоять перед соблазном.

— Каким таким соблазном? — Спросил Джомни.

— Стать сразу двумя людьми. Последним и первым.

Мать Гидра продолжала свой путь. Солнце скрылось за облаками, а волны практически исчезли. Только бурный кильватер создавал кое какую активность. От могучего гребного винта отходила длинная полоса пены, она постепенно растворялась и создавалось ощущение что дорога по которой двигалась субмарина уходила за горизонт.

— Я так понял, ты уже встречал таких. И кто были эти маньяки?

— Не только встречал. Но и убивал. — сказал Нимхэ. — Как только я создал первый рабочий образец биопринтера, у меня его тут же похитили. Украли идею. Я поднял панику, но никто не реагировал. Половина мне просто не верила, власти надо мной посмеялись. А когда я запатентовал свою версию технологии, меня чуть не убили. Я уничтожил тот принтер и стёр все данные, но я не мог быть уверен, что его не восстановят. Я не мог пустить всё на самотёк, ведь если человечество вымрет, то единственная разумная жизнь в галактике исчезнет по моей вине. Я не мог этого допустить, поэтому я сделал ещё один принтер и спрятал его там, где никто не сможет им воспользоваться во зло. В моём собственном теле

— И что, никто не попытался уничтожить тебя?

— Пытались, конечно, и не раз. Один раз у них это почти получилось, но меня спас один парень. Он не только понял куда я вляпался, но и превзошел меня. А ещё он открыл мне глаза на одну важную вещь. Борьба за место под солнцем, куда более жестока, чем кажется на первый взгляд. — Сказал Нимхэ и швырнул кусок апельсиновой кожуры в самовар.

— Тот про которого говорили те азиатки?

— Да. Именно. Он очень жесток. Он практически безжалостен. — тихо ответил Нимхэ, и принялся за апельсиновые дольки.

— То есть тот старик. Ты говорил что когда ты был молод, он тебя спас?

— Я его лет сорок не видел, а он ещё и старше меня. Но он жив, хотя он и стар. Он жив, я это точно знаю. Когда в последний раз мы с ним общались он стал одержим властью. Постоянно интриговал, в политику лез.

— Сколько ему лет?

— Да не так уже и много. Он крепкий малый.

— А может он просто повзрослел? Ведь если бы ты полез в политику пораньше, то возможно… Избежал бы… — осторожно начал Джомни.