Принцип кентавра

Люси-Мэй заметно повеселела, сунула букет в пыльную вазу на подоконнике, хлюпнув туда воды из пластиковой бутылки, и присела на край стола рядом с креслом, где разместился Хью Барбер.

— Что я могу сказать? — загадочно протянула Люси-Мэй. — Пожалуй, я помогу тебе. Дам портрет человека в общих чертах.

— А под диктофонную запись? — поинтересовался Барбер.

— Ну, если у тебя плохая память, — засмеялась Люси-Мэй, — то включай.

Подождав завершения необходимых манипуляций, Люси-Мэй начала:

— Что я могу сказать об авторе текста? Будучи ребёнком, эта девочка получала внимание только от отца, мать в её воспитании не присутствует. Это приводит неизбежно к развитию представления о моноцентричности мира. Среднестатистический ребёнок в той или иной степени тянется к центру мироздания, который для него представляет собой мать. В данном случае таким центром стал отец. Ребёнок, воспитанный отцом, становится более хрупким и романтичным, как ни странно, но при этом, как правило, лишён инфантильности и лени. Судя по запискам в дневнике, девочка очень любит своего отца, она придумала ему ласковое прозвище «Папичка», часто упоминает его в своих записях. Ей важно одобрение ее поступков именно со стороны отца, и она же скрывает свои детские грехи именно от него. Так она выбросила чепчик за комод, куда явно «Папичка» не заглянет и не спросит, что к чему. Девочка подражает мужским персонажам, в частности, её тянет играть в пиратов, она копирует их лексику. Её друзья — мальчики. Да, именно с мальчиками ей интереснее играть, ведь подружек она уничижительно называет «дура Зельден» и «рыжая Трулте», что свидетельствует о её невысоком мнении о девчонках.

Люси-Мэй помолчала. Хью, воспользовавшись моментом, задал волнующий его вопрос:

— Люси-Мэй, эта девочка могла поджечь дом и убить отца? Умышленно убить?

— Трудно сказать, на что способны люди, — задумчиво сказала Люси-Мэй. — У нас мало материала, чтобы делать выводы.

— Скажи свои предчувствия, — попросил Хью Барбер. — Фразы в дневнике «гори они синим пламенем» следователи восприняли именно буквально. Я говорил с инспектором Бруксом, он считает, что ребёнок страдал шизофренией с пироманией.

— Не много ли патологий для одной маленькой девочки? — грустно усмехнулась Люси— Мэй. — Фразу про синее пламя девочка упоминает в дневнике часто, но вовсе не потому, что она пироманка. Если ты заметил, она играет в пиратов, а это выражение достаточно пиратское, свирепое что ли… Думаю, что фразе «гори оно синем пламенем» не стоит придавать больше значения, чем «чёрт бы тебя побрал». К тому же психиатрической практике неизвестны случаи пиромании у детей. Шизофрения также проявляется в столь юном возрасте редко. У детей можно с лёгкостью диагностировать аутизм, слабоумие. Но можно ли выявить расщепление сознания выявить у ребёнка восьми лет? Не знаю, не знаю…

— Что же ты скажешь по поводу эссе «Казанова»? Разве там не говорится именно о расщеплении сознания? О том, что девушка чувствует себя одновременно несколькими личностями? — не унимался Хью Барбер.

— Это интересный текст, — оживилась Люси- Мэй и пересела за стол, взяв в руки эссе. — Девушке не отказать в литературном даре. Как ты думаешь, больной человек считает себя больным, страдает ли он от болезни, относится ли к себе критически? Как правило, нет. Посмотри, что говорится о шизофрении в трудах известнейшего психиатра Курта Шнайдера. Все больные отрицают болезнь. С их точки зрения больные — мы. Так-то, Хью. В тексте мы видим фантазии девушки, причём не лишённые эротического подтекста. Это характерно для подростка. Приукрашивание образа своего героя, его романтизация, при одновременном избегании физического или словесного контакта с ним. Сама себе девочка кажется тоже героиней романа, интереснейшего романа с тайнами и грядущими разоблачениями. Как правило, эти фантазии развиваются у подростков, круг общения которых минимален или искусственно ограничен. Их жизненный опыт пока не богат, и они наполняют свою бедную событиями и эмоциями жизнь такими вот цветистыми фантазиями. Опять же я не вижу ничего необычного. Нет, это однозначно не шизофрения.

— Что же скажешь о письме, последнем письме, — задумчиво произнёс Хью Барбер.

— Ничего для тебя нового. Девушка — манипулятор. Ей известно не только о твоём профессиональном, но и личном интересе. И она попыталась, как смогла, донести до тебя мысль, что она никакая ни пироманка и не психопатка. Удивительно, что при своей проницательности ты ничего этого не заметил. — усмехнулась Люси-Мэй.

— Спасибо, Люси-Мэй. — Хью Барбер медлил, не уходил, словно ждал ещё какой- либо подсказки от Иэн.

— Не за что, было интересно, — кивнула Люси- Мэй. — Несмотря на то что ты не ввёл меня в курс дела, я поняла, что речь идёт о девочке из семьи Майеров.

— Как?! — поражённо воскликнул Хью Барбер, который вымарал все имена и фамилии, которые могли хотя бы косвенно намекнуть на принадлежность документов к делу Юю.

— И хотя я живу в Антверпене всего три года, я же специализируюсь на трудных подростках. Все наши учебники о девиантном поведении детей содержат описания случая Юю Майер.

— Не может быть! — продолжал удивляться Хью Барбер.

— В литературе описан этот случай как классический случай детской шизофрении, но с отсутствием предполагаемых тобой симптомов пиромании и психопатии. Шизофрения — это многогранное явление, его даже трудно классифицировать как болезнь. Скорее всего, это состояние психики. Так вот, в учебниках, которые ты можешь полистать и сам, приводится описание состояния Юю Майер как посттравматического ступора. Например, в книге профессора Бреццеля ««Психопатологии в детском и раннем подростковом возрасте». Ни о каком расщеплении личности, пиромании, эротомании и подобном речь быть не может, если речь идет о шизофренике. Чтобы тебе было понятно, шизофреник зацикливается на чём-то одном. — Люси— Мей помочлала и добавила. — Я даже сомневаюсь, что все документы, которые ты мне принёс, могут относиться к личности Юю Майер.

— Как это? — не понял Барбер.

— Если дневник относится к периоду детства Юю Майер, у которой потом диагностировали шизофрению, а именно посттравматический ступор, то она должна была сидеть как фикус в горшке, смотреть в одну точку, повторять монотонные фразы или однообразные движения. Развитие психической деятельности, её поливариантность исключена. Крайне редко детей выводят из состояния ступора, но их эмоционально— волевая сфера, а тем более, интеллектуальное развитие, угасает.

— Так, — начал понимать Хью Барбер, — написанное эссе и письмо не могут быть плодом деятельности шизофреника. Ты же исходила из того, что девочка Майеров шизофреник?

Люси-Мэй кивнула.

— Да, я брала за основу этот вывод. Принадлежность дневника не вызывает сомнения. Но и он не говорит о шизофрении его автора. Учитывая к тому же, что Юю Майер умерла, и никак не могла написать последнее письмо, то я не могу быть уверена, что это её письмо.

— Очевидно так, — уверенно заявил Хью, радуясь тому, что не подставил Юю, раскрыв тайну, — А могла ли Юю Майер вводить в заблуждение психиатров, полицейских? Симулировать симптомы?

— О нет, это исключено. Даже взрослый, опытный и подкованный симулянт не может продержаться долго, а тут речь о восьмилетней девочке. И о профессоре Бреццеле. Это светила с мировым именем, Хью.

— Что же ты думаешь о документах?

— Думаю, что тебя кто-то разыграл, — Люси-Мэй улыбнулась.

— Спасибо, Люси-Мэй. Ты мне очень помогла, — улыбнулся Хью Барбер и приобнял девушку.

— Не за что, приходи снова, с розами и романтическими письмами. По крайней мере, не скучно, — ответила ему улыбкой Люси-Мэй.

Хью Барбер ушёл от Люси-Мэй в приятных размышлениях. Во-первых, он укрепился в уверенности, что Юю не совершала поджога виллы в 1972 году, и что профессор Бреццель действительно подделал заключение о болезни девочки, которая не страдала ни пироманией, ни шизофренией. А во-вторых, Юю и теперь не была больной психопаткой, которая могла совершить ужасные вещи. В третьих, Люси-Мэй не догадалась о том, что девочка Майеров жива.