Принимающий удар
Шрифт:
— Дальше я буду работать над игроками. Жаль, что у меня нет рисунка с благотворительного аукциона «Кодиаков» в качестве образца. Это должно быть легко, но нарисовать тебя оказалось сложнее, чем я думала.
— Интересно, почему так?
Песня меняется на что-то в стиле даунтемпо. Я одним глотком опрокидываю напиток, который держу в руке, и ставлю стакан на стойку.
— Мне казалось, что я тебя вижу. Я ошибалась.
Когда я выпрямляюсь, Клэй пристально смотрит на меня.
— Нова. Насчет свадьбы…
— Ты был прав, — перебиваю я, потому что мне невыносимо слышать,
Брови Клэя сходятся в разочарованную линию.
Я показываю бармену палец и заказываю порцию текилы.
— Когда я сказал, что мы — ничто, я не имел в виду, что ты — ничто, — говорит он, пока бармен наполняет рюмку.
Это ничуть не лучше, потому что я ценила то, что у нас было. Это было похоже на крошечный распустившийся цветок, и он раздавил его своими руками.
Я тянусь за кошельком.
— Она с тобой? — спрашивает бармен Клэя.
Клэй кивает, и другой мужчина отмахивается от моего бумажника.
— Я не…
Они игнорируют меня.
— Размениваюсь по мелочам, — говорю я ему.
— Так вот чем мы занимались?
Мой взгляд опускается на чернила, проступающие из-под его рубашки.
Раздаются аплодисменты, когда на сцену выходит Маленькая королева.
Я смотрю в сторону танцпола и вижу, как Брук машет мне рукой.
Тянусь за своей рюмкой и солью.
— Хочешь? — я протягиваю напиток.
Клэй качает головой. Потому что он не пьет в течение сезона.
Баскетбол на первом месте. Все остальное на втором, если вообще получит хоть какое-то место. Нет места слабости или заботе о другом человеке.
Кодашьяны все еще наблюдают за мной, как стая стервятников, ожидающих, съем ли я свою добычу или оставлю немного для них. Но когда одна из них шепчет на ухо другой и обе смеются, оглядываясь на меня, становится ясно, что они не считают меня угрозой. У меня возникает внезапный порыв пометить территорию, даже если она больше не моя.
Я тянусь к руке Клэя, и от тепла его кожи у меня мгновенно сводит желудок. Я раздвигаю его большой и указательный пальцы, сыпя между ними соль. Не сводя с него взгляда, я слизываю соль с его кожи, ощущая при этом толчок жара между бедер. Когда я опрокидываю рюмку, алкоголь обжигает горло.
Я ставлю рюмку обратно на барную стойку, его ноздри раздуваются.
Внезапно мне кажется, что я не уклонилась от пули. Такое ощущение, что я упустила что-то важное.
Я начинаю отворачиваться, но рука обхватывает мое запястье и тянет меня назад. Я прижимаюсь к твердой поверхности мускулов и татуировок.
— Сколько стен? — его рот прижимается к моему уху, на этот раз более настойчиво.
— Что? — я поднимаю глаза на него.
Я так хочу прижаться к нему губами и не знать ответа. Ощущение того, что он так близко, переполняет меня, заставляя мои эмоции идти наперекосяк.
— Сколько стен мне нужно разрисовать, чтобы ты меня простила? — его голос грубый, а взгляд на тысячу миль вглубь.
Я поднимаю на него глаза, не пытаясь скрыть эмоции, бурлящие
во мне вместе с текилой.Каждая частичка меня болит за него. Даже сейчас его выражение лица говорит о том, что во всем клубе есть только мы.
Без разрешения моя рука скользит по его груди к плечу, пальцы проводят по линии татуировки под рубашкой. Ту, которую выбрала я.
Но он не хочет меня. Он хочет прощения. Отпущения грехов.
Потому что он готов жить дальше, а если я буду умной, то найду способ жить дальше.
— Слишком много, — шепчу я, прежде чем отстраниться.
8
КЛЭЙ
Черт, все пошло не так, как я планировал.
Нова двигается на танцполе, подняв руки над головой, и в ее розовых волосах отражается свет.
Мои «Кодашьяны», как она их называет, машут из-за столика, покачиваясь вместе и посылая возбужденные взгляды.
Единственная женщина, к которой я испытываю интерес, это та, что танцует с Брук.
Я сказал себе, что приду сегодня, чтобы доказать ей, что мы можем сосуществовать. Но все пошло наперекосяк.
Она не хочет иметь со мной ничего общего, а я понял, что не могу сделать ни одного вдоха, не думая о ней.
Когда я увидел ее сегодня вечером, это было похоже на зарядку на максимальной мощности. В ее ярких глазах плясал огонь. Ее блестящие губы заставили мой член встать и обратить на себя внимание.
Она похожа на все слабости, которые я когда-либо отрицал: ее волосы спадают волнами на плечи, а платье обнимает каждый изгиб, который я так и не смог запомнить руками. Или моим языком.
Более того, она серьезная, веселая и такая жизнелюбивая, что это причиняет боль. Я бы ходил за ней на коленях, если бы она попросила меня об этом.
Мы — ничто.
Это было неправдой, когда я это писал, и еще меньше правда сейчас.
Притворяться, что мне было все равно месяц назад, было адом. Изображать мудака, который причинил ей боль, сейчас еще хуже.
Она ненавидит меня.
Я страдаю из-за нее.
Я хотел невинную, вопрошающую девушку, которая приехала сюда, и еще больше я хочу женщину, которая красит стены и бросает в меня упреки сейчас.
Предполагалось, что ее отъезд спасет нас обоих, но я все еще в Денвере, и, оказывается, она не нуждалась в моей помощи.
— Шоты? — удивленно спрашивает Джей, когда я тянусь за своей нетронутой текилой. — Это что-то новенькое для тебя. Я думал, ты за рулем.
— Лимузин за мой счет.
— Хочешь поговорить об этом?
— Не совсем.
— Хорошо, — он хлопает меня по плечу и направляется на танцпол.
Мне не нравится, как алкоголь обжигает мое горло, но я не собираюсь признаваться в этом.
— Не ввязывайся в драку, — говорю я Майлзу, имея в виду парня, которого он чуть не ударил, когда я подошел.
— Потому что ты — образец соблюдения правил, — он ухмыляется.
Если выбирать из всех ребят в «Кодиаке», когда мне нужно с кем-то поговорить, я обращаюсь именно к Джею. Но с тех пор как я храню секрет о «Лос-Анджелесе», мы общаемся не так часто, как раньше.