Природа жестокости

— Ох, — говорю я, и моё сердце замирает, лишь услышав, что кто-то флиртует с Робертом. — Ну, твой отец никогда не был разборчив в подобных вещах. Но я бы не беспокоилась об этом. Я имею в виду, не похоже, что будет огромная разница, если бы это написала ты или кто-то другой.

— Отец не одобряет, если я отказываюсь от возможностей, даже самых маленьких.

Вздохнув, она подкладывает подушку себе под голову.

— Серьёзно, Саша, у тебя удивительная карьера для такой молодой девушки, я даже не могу представить себе — ты работаешь на газету, равноценную дьяволу.

Она смеётся над этим, и на минуту мы замолкаем.

— Ну, — начинаю я, — как Роберт поступил с подружкой?

— Ну, у него хватило ума не флиртовать в ответ, но это было что-то. Но всё равно вся эта ситуация чертовски удручает.

— Что чертовски удручает? — спрашивает Роберт, незаметно входя в комнату.

Увидев меня в банном халате, он ухмыляется и садится с нами на кровать, скинув обувь, как это сделала Саша. В некоторых случаях они так похожи, аж страшно.

— Безостановочные попытки Мелани флиртовать с тобой. Пожалуйста, не притворяйся, что ты не заметил.

— О, я заметил. Жаль, что отец нет.

— Что он вообще делает с этой тёлкой? Я просто не понимаю, — вздыхает Саша.

— Я бы мог подумать о нескольких вещах, — отвечает Роберт, покачивая бровью.

Саша мягко пинает его ногой.

— Э, это отвратительно.

— Отвратительно, но, правда. Мне очень неприятно открывать это тебе, сестрёнка, но наш отец — самец, и всегда был таким.

— Ах! Не хочу это слышать, — вскрикивает Саша, выхватывая подушку у себя из-под головы, и прижимает её к своим ушам.

— Хорошо, хорошо, я больше ничего тебе не скажу, — говорит Роберт, поднимая руки вверх.

Я хихикаю, потому что это правда. Алан Филипс — большой дамский угодник. Полагаю, это то, что Роберту досталось от него.

— Правильно, я потащилась в постель, прежде чем засну здесь, — говорит Саша, вставая и направляясь прочь из комнаты.

Когда Саша выходит из комнаты, внимание Роберта переключается на меня, и от него веет ожиданием.

— Думаю, что я тоже баиньки, — говорю я с большой особо обозначенной зевотой, заползая под одеяло. — Выключи свет, когда будешь выходить, хорошо?

Он хватает меня рукой за ступню, прежде чем мне удаётся полностью спрятаться под одеялом, и ласкает мою голую голень.

Продвигаясь вверх к изголовью моей кровати, Роб дёргает пояс моего халата.

— И что у тебя под ним? — спрашивает он, обводя глазами одетое во флис тело. — Пожалуйста, скажи, что ничего.

— На мне надета моя ночная рубашка, — отвечаю я, отодвигая его руки и затягивая халат на своей талии.

— О, даже лучше, — продолжает Роб, и следующее, что я помню — это его твёрдое тело на моём, а его губы на моей шее.

— О-о-о-о-о-о, — вырывается звук удивления из моего рта.

Роб мягко смеётся в мою кожу, и я становлюсь возбуждённой, покрываясь румянцем.

— Не мог дождаться, когда вернусь к тебе сюда, — шепчет он. — Сними его.

Роберт тянет за концы халата, но я собираю достаточно сил, чтобы остановить его.

— Мы не будем делать этого.

— По-моему, ты придёшь к выводу, что будем, — весело не соглашается он, обхватывая моё лицо своими руками. — Боже, как ты красива.

Я практически задыхаюсь, когда сотни эмоций проносятся сквозь меня, и не могу сдержать их, но мне нужно сопротивляться.

— Это большое противоречие, ведь ты называл меня уродиной, — тихо говорю я.

— Ты никогда не была уродиной. Не говори, что ты поверила во всю эту чушь? Ты есть и всегда была самым симпатичным созданием, которое я знал.

— Что?! — восклицаю я, отодвигаясь от него.— Так ты лгал, чтобы задеть мои чувства?

— Возможно, да.

— Как ты можешь говорить мне это с невозмутимым видом?

Роб садится, изучая моё потрясённое выражение лица.

— Я могу, потому что просто сделал это. Думал, мы оставим прошлое в прошлом, Лана.

— Это прошлое было не так давно, Роберт. А теперь ты говоришь мне, что вся та боль и неуверенность, через которые я прошла, были зря?

— Ну, это было не зря. Во-первых, я ненавидел тебя. Не пойми меня превратно — ты мне не казалась чем-то ужасным, но я все равно ненавидел тебя.

— Почему? Мне всего лишь было двенадцать лет. Я никогда не делала ничего, чтобы причинить тебе боль.

— Да, но ты сделала. Ты украла Сашу. Мне было нужно, чтобы она была со мной, но потом приехала ты, и я остался один. Поэтому я делал то, что сделал бы любой незрелый четырнадцатилетний мальчик — я оскорблял тебя.

— Ты ревновал меня, потому что я украла Сашу? Хм, ладно.

У меня занимает минуту, чтобы привести мысли в порядок. Всегда думала, что неприязнь Роберта была просто случайной, и я не была тем человеком, который ему нравился. Предполагаю, что близнецы очень ревнивы друг к другу, но не думала, что это будет так сильно... что тот, кого оставили без внимания, будет ненавидеть человека, который забрал у него другого.

Он поднимает мою руку и проводит пальцами по моей ладони.

— Через некоторое время это просто стало делом привычки. Я не знал другого способа, чтобы быть с тобой, и поэтому не прекращал делать этого.

Я осторожно вытаскиваю руку из его.

— Это ранило моё сердце всякий раз, когда ты обзывал меня или делал что-то, чтобы испортить мне настроение.

Роб ерошит свои волосы, глядя на меня с обиженным выражением лица.

— Но ты всегда казалась такой неуязвимой. Ты лишь посылала мне ненавистный взгляд и просто уходила.

— Я уходила потому, что не хотела, чтобы ты видел, как я плачу, — шепчу я.

Он открывает рот, образуя круглое «о», и его взгляд встречается с моим.

— Поверила бы ты мне, если бы я сказал, что на самом деле это была форма симпатии?

— Что? — спрашиваю я с тихим меланхоличным смехом.

— Я жил, чтобы насмехаться над тобой и вытащить какую-нибудь реакцию из тебя, независимо от того, какая крохотная она бы не была. Возможно, это просто моя индивидуальность, а, возможно, я просто долбанутый, но мне очень нравились наши стычки. Я считал их бодрящими.

Я снова тихо смеюсь.

— В этом нет никаких «возможно». Ты просто долбанутый.