Природа жестокости

— Нет, но это другое.

— Это совсем не другое. Некоторым людям нравится фотографировать природу, некоторым — городские пейзажи. Я фотографирую тела. Ну, чтобы быть точнее, женские тела.

— Ладно.

— Ладно?

— Да, ладно. Я поняла. Но есть одна вещь.

— Какая?

— Пожалуйста, снимай кого-нибудь другого. Я не хочу, чтобы ты фотографировал меня.

— Но ты единственный человек, которого я хочу фотографировать.

В течение нескольких напряженных секунд мы пристально смотрим друг на друга, затем я откашливаюсь и собираюсь с мыслями.

— Ну, прости за это, но не более. От этого мне становится неловко.

Я снова беру камеру в руки. Не знаю зачем, но я пролистываю другие фотографии, которые Роб снял на пляже, и у меня отвисает челюсть. В основном на них я. Снимки были сделаны тогда, когда я даже и не знала, что он был поблизости. Все за прошлую неделю, когда мы жили вместе: вот, я ем яблоко, вот сижу на диване, глядя на свои руки, вот поливаю в саду цветы и так далее, и тому подобное. Не знаю, как ему удалось сделать их без моего ведома, но, полагаю, парню пришлось изрядно поползать. Дрожь пронизывает моё тело.

Поднимаю на него взгляд и вижу во взгляде Роба интерес к себе. Он впитывает мою реакцию, будто она нужна ему больше, чем воздух.

— Я не... — Шепчу я, затихая. — Я не знаю, что сказать.

Роберт массирует свою шею.

— Ты, э-э-э-э, стала чем-то вроде музы.

— Конечно, кажется, это факт, — соглашаюсь я дрожащим голосом.

О. Боже. Несколько снимков меня спящей. Он входил без разрешения ночью в мою комнату. Господи Иисусе.

Я роняю камеру на одеяло. У меня в животе всё переворачивается от стресса. Я всегда мечтала о мире, где Роберт бы интересовался мной. Теперь эта мечта сбылась, но это совершенно не похоже на то, что я ожидала. Чувствую себя отвратительно.

— Тебе нужна помощь, знаешь об этом? — говорю я, смотря ему в лицо, беру книгу и встаю.

— Я не собираюсь их никому показывать, — отвечает он, будто это всё сделает лучше.

Его заявление возмущает меня. В явном недоумении я бросаю в него потрепанную книгу. Она хлопает мужчину по плечу и падает на траву.

— У тебя проблемы. Просто больше не заговаривай со мной, Роберт. Даже не дыши в мою сторону, пока я здесь. И больше никаких фотографий!

Сказав это, я кое-что вспоминаю и стремительно поднимаю камеру с одеяла.

— Что ты делаешь? — немедленно спрашивает он с подозрением в голосе.

Быстро, как только могу, я выбираю все фотографии, сохранённые в его камере. У меня нет достаточно времени, чтобы выбрать только те, на которых я, поэтому удаляю их все. По какой-то непонятной причине лёгкие угрызения совести грызут меня, ведь, хотя я и избавляюсь от фотографий, которые он сделал без моего разрешения, нарушив мою частную жизнь, но такое чувство, будто я разрушаю его искусство. Я быстро отбрасываю эту мысль. Это не искусство. Это вуайеризм в чистом виде.

Роб выхватывает у меня фотоаппарат, неожиданно понимая то, что я сделала.

— Ты удалила их все, — шепчет он в недоумении, прокручивая вверх и вниз, будто это сможет вернуть их.

У меня наворачиваются слёзы.

— Да, и я имела на это полное право.

У него искажается лицо от подавляемого гнева.

— У тебя не было права, — скрежещет Роб зубами, двигая челюстью. — Чёрт возьми, я даже порядком ещё не сохранил их на своем компьютере, Лана.

— Я должна была избавиться от них. Ты снимал меня спящую, Роберт. Это не здорово.

Мое минутное негодование исчезает, и сейчас я просто чувствую себя виноватой.

— Прости, но ты не можешь хранить такие фотографии. Ты... ты просто не можешь.

Роб подходит ко мне и грубо хватает за плечи. Его взгляд настолько выразительный, что я не понимаю, он поцелует меня или даст пощёчину. В конце концов, мужчина не делает ни то, ни другое. Отвернувшись, Роберт резко проскальзывает мимо меня и гордо заходит в дом. А я остаюсь стоять в светлом солнечном саду, пока моё сердце падает в беспокойную темноту.

Интерлюдия 2

Роберт.

Сентябрь 2004

После каникул первый день в школе всегда захватывающий. Я только что вернулся домой от отца, где проводил лето. Оказывается, жизнь в Ирландии не настолько ужасна, как я ожидал. Безусловно, она отличалась, но не обязательно в плохую сторону. Например, в Лондоне мы бы украли выпивку из бара наших родителей и отправились пить в подворотню. В Ирландии мы заставляли какого-нибудь старшего брата или сестру купить нам выпивку и шли пить на пляж или посреди фермерского поля, а после чего угоняли машину и ехали кататься по сельской местности.

В принципе, я — лидер парней в своём классе. Они все смотрели на меня, будто я какой-то крутой бог. По-моему, акцент работал в мою пользу. Здесь он делал меня неординарным для ребят и предметом для подражания.

Сегодняшний день волнующий не только из-за того, что это первый день после каникул, а потому, что и первый учебный день Ланы. Саша и я старше её на два года, поэтому раньше мы никогда вместе не посещали школу.

Это своего рода грандиозное событие, когда новая девушка начинала учиться здесь, ведь это заведение ещё несколько лет тому назад было школой-интернатом только для мальчиков, поэтому тут явный недостаток женщин. Я не видел свою маленькую рыжеволосую девочку всё лето и сейчас с нетерпением ожидал встретить её в коридорах или на обеде.

Моя первоначальная ненависть стихла. Я больше не винил её за то, что она подруга Саши, когда мне нужно было, чтобы моя сестра была одинока. Теперь у меня развилось к ней новое чувство. Это что-то более порочное, что я не могу его объяснить. Мне нравилось делать её несчастной... и видеть тень вспышки боли в красивых голубых глазах.

Это своего рода садизм, но, чёрт возьми, возможно, я — садист. Всё, что мне известно, я жил для того, чтобы быть возле неё и смочь эмоционально причинить девочке боль. Это было похоже на словесную прелюдию. Должно быть, что-то деформировано в моей психике, ведь если передо мной будет кнопка, я нажму на неё. И если кто-то являлся человеческим эквивалентом кнопки для меня, это — Лана.

Иногда она казалась такой непосредственной, но всё же мог сказать, что я добирался до неё на более глубоком уровне. Она никогда не позволяла этому показаться на поверхности. Как маленький стоик-воин, она не давала мне тот всплеск эмоций, который я так жаждал. Возможно, это то, что заводило меня. Я должен был продолжать делать это, пока она, в конце концов, не сломается.

Эти признаки такие крохотные, но после двух лет я научился распознавать их. И когда я бил по больному месту, её глаза становились огромными и ноздри подергивались. Это восхитительно!