Приручение. 2. Исцелю тебя

Все, что могло попасть к пациентке Князевой не от меня, должно было оставаться на ресепшене.

У Давида не было бы шанса пройти дальше приемного покоя. И деньги бы ему в этом не помогли. Это я тоже устроил. Заплатил Сергею Анатольевичу, чтобы тот предупредил охрану.

Мне было важно комфортное и безопасное пребывание Богданы в клинике. Эмоционально ей требовался покой и я готов был сделать невозможное, чтобы ее глаза больше не наполнились слезами. Если только эти слезы не будут слезами счастья.

Сердце бешено заколотилось, как только я увидел Богдану. Ее провезли по коридору и она не заметила моего присутствия. Склонившись к сыну, она то и дело поправляла цветастую пеленку, бережно поддерживая его второй рукой. Восхищенная улыбка озаряла измученное лицо. И казалось, что теперь весь ее мир сузился до этого крошечного комочка.

Мысли о том, что я не должен им мешать внезапно ввели меня в ступор. Запустив пальцы в волосы, взъерошил и без того неидеально торчащую шевелюру.

Волнение дрожью прокатывалось по телу, которое от перенапряжения отказывалось меня слушать. Не знаю, сколько минут я простоял в пустом коридоре, но когда, собрав последние силы, зашагал к палате, приготовленное поздравление моментально вылетело из головы.

Стучать не стал. Побоялся разбудить малыша. Просто тихо приоткрыл дверь и замер на пороге. Застав Богдану за тем, как она разглядывала сына, улыбнулся.

Самое прекрасное, что я когда либо видел — это беременная Дана. Так я думал раньше.

Теперь все изменилось. Передо мной сидела юная девушка… Прекрасная, счастливая и такая хрупкая, но в то же время самая сильная. Совсем еще малышка с новорожденным малышом.

— Заходи, — не подняв головы, позвала Дана. — Я тебя познакомлю кое с кем, — в голосе звенела радость и гордость.

И я гордился силой и выдержкой Богданы. А еще мне не терпелось поцеловать их обоих, подержать на руках сына той, чей образ полностью заполнил меня изнутри, оставив лишь местечко для малыша.

— С удовольствием, — с придыханием отозвался я, чувствуя как задрожал не только мой голос, но и руки.

В предвкушении шагнул вглубь палаты. Подошел к больничной кровати и присел на корточки рядом с Богданой.

Малыш мирно посапывал, иногда морщась или причмокивая пухлыми губками.

— Правда он красивый? — подняла на меня глаза, наполненные влагой и радостью.

— Конечно, весь в мамочку, — потянулся и заправил влажную прядь за ушко Богданы. Не удержался. Пальцами сжал мочку уха, ощутив, как Дана благодарно прижалась щекой к моей руке. — Устала?

— Совсем немного, — неумело соврала и прикрыла глаза.

— Я могу покачать его, а ты поспи. Хорошо?!

Замер в ожидании ответа. Готов был к тому, что она откажет и даже оттолкнет меня с моими предложениями.

— Так не хочется его отпускать, — склонившись, легонько коснулась лобика сына, потом пухлых щечек и тот недовольно заерзал в ее руках. Выразил свое недовольство, вызвав ироничную улыбку на губах мамочки.

— Настоящий мужчина не любит нежности, — отшутился я и положил свою ладонь поверх бледной ладошки Богданы.

Мне стало мало простого присутствия рядом с ними. Хотелось разделить и радость рождения, и хлопоты, и стресс от бессонных ночей.

— Готов? — вдруг спросила она, а я еле сдержался, чтобы не закричать, что как пионер всегда готов.

Богдана поморщившись, поднялась с кровати и дождавшись, когда я выпрямлюсь, передала мне сына.

Крохотный, почти невесомый сверточек с новым человеком, который появился на свет в заботе и любви. Боясь сделать даже вдох, задержал дыхание. Любовался чудом, которое делало меня еще счастливее.

— Марк это Герман. Герман это Марк Князев, — шутливо представила нас обоих и привстала на носочки.

Теплыми ладошками обхватила мои щеки и слегка развернула меня к себе лицом. Подушечкой большого пальца очертила контур губ, а после секундной заминки поцеловала.

Вначале словно с благодарностью, но после увлекшись и углубив поцелуй, обозначила совсем иную эмоцию.

— Спасибо, что ты есть у нас.

Я чувствовал на губах сладость поцелуя вперемешку с солеными слезами Даны, которая умудрилась расплакаться от счастья.

— Спасибо, что позволяешь, — вдруг накатило чувство вины, вытеснив эйфорию. Когда-нибудь я должен буду ей во всем признаться. Сам. Не дожидаясь признания Давида. Но не сейчас. — Иди, отдыхай.

Легонько подтолкнул Богдану обратно к кровати. Дождался, когда она уснет и прошел в соседнюю комнатку. Носил Марка на руках, не желая расставаться с ним ни на секунду, хотя мог и положить его в люльку.

Спустя час, пролетевший совершенно незаметно, пришлось разбудить Дану. Малыш требовательно плакал, и причмокивая губами, искал грудь.

— Я куплю все, что нужно и сразу вернусь, — передав ребенка, направился к двери. — Может, ты чего-нибудь хочешь?

— Чтобы ты скорее вернулся.

Обернувшись, увидел ясную улыбку на ее губах, несмотря на усталость в каждой черточке ее лица. Она успела приложить сына к груди и без стеснения начать его кормить. Мне стоило усилий отвернуться от них и уйти.

Спешил по коридору, держа в голове образ кормящей ребенка Богданы. До парковки добрался почти бегом — терять время не хотелось. Снова хотелось вернуться в палату и никуда не уходить.

Пару шагов не дошел до машины. Замер, почувствовав, как каждая мышца в теле превращается в камень. Сжал кулаки… и приблизился к брату.

— Давид, — сухо бросил вместо приветствия.

— Герман, — словно подражая мне, отозвался он.

Спрашивать о цели его визита, было верхом идиотизма, и я просто молча ждал, что он скажет.

— Спасибо, что нашел ее… да еще и в таком интересном положении, — в его голосе прозвучала насмешка. — Я слышал, она родила мальчика! Моего долгожданного наследника. Теперь ты тут не нужен, брат! Сделал все, что от тебя требовалось. Давай, поезжай, — с деланным радушием похлопал меня по плечу и я скрипнул зубами. — Что? — вскинув брови, Давид изобразил удивление. — Или ты думал, я отдам тебе своего сына? Нет! Он только мой!

=22=

Богдана

Все утро и почти половину дня провела в сборах. Жутко нервничала перед выпиской, не понимая, как быть дальше. Остаться без поддержки Германа стало бы испытанием для меня. Я привыкла, что мне было на кого положиться. Теперь Герман был неотъемлемой частью нашей с Марком жизни. Помогал мне во всем. Большую часть времени проводил с нами в палате. Принимал неоценимое участие. С легкостью пеленал и качал на руках Марка, давая мне возможность выспаться или принять душ, не прислушиваясь к плачу в палате. А когда все же укладывала сына, Герман составлял мне компанию, и, мы просто болтали на отвлеченные темы.