Притворство с привилегиями
Шрифт:
Со вздохом я отпускаю ее, и Лейла залезает под кровать, вытаскивает серебряную коробку, бросает ее на одеяло и срывает крышку, открывая нашим взглядам стопки распечатанных электронных писем.
— Я сохранила все электронные письма, которые отправляла учителям, и у меня до сих пор хранятся все их ответы, — объясняет она, просматривая их, пока не находит стопку рукописных заметок. — Я даже заставляла учителей подписывать бланки каждый раз, когда подавала жалобу. Наверное, это глупо, но я просто… хотела доказать себе, что поступаю правильно. Даже если никто не понимал этого.
— Это не глупо, —
На мгновение воцаряется тишина. Мы все поворачиваемся, чтобы посмотреть на Люка. Он смотрит на разложенные бумаги беспокойным взглядом.
— Люк? — повторяю я. — Ты в порядке, приятель?
Он сглатывает и встает, выходя из комнаты.
Глава 37
Лейла
Дверь громко захлопывается за Люком, и я прикрываю глаза. Случилось именно то, чего я боялась.
— Он винит себя.
— Почему? — спрашивает Зак, беря круассан и откусывая огромный кусок. — Его там даже не было.
— Потому что он все еще думает, что я лишь ребенок, о котором он должен был заботиться, — выплевываю я. Если честно, то его чрезмерная учительская опека начинает надоедать.
— Он прав, — ровным голосом отвечает Джош, поглаживая меня по плечу. — Он должен был.
Я отталкиваю его и соскальзываю с кровати, хватая с комода резинку для волос.
— Ты действительно думаешь, что он не помог бы мне, если бы знал, что происходит? Люк не виноват в том, что не знал, — говорю я, собирая волосы в конский хвост.
— Он был там, — настаивает Джош. — Ему следовало быть повнимательнее. Он сидел с тобой в комнате по несколько часов каждую неделю и должен был заметить, что что-то не так.
Я качаю головой, стиснув зубы.
— Это было десять лет назад. Пора бы ему оставить все позади. — Гнев разгорается внутри меня. — Какого черта он просто так ушел? Я не виновата в том, что Донни был придурком. И не заслуживаю того, чтобы меня избегали. Я не сделала ничего плохого. — Засунув ноги в тапочки, я топаю к двери из спальни. — К черту. Мы разбираемся со всем прямо сейчас.
Зак хочет встать, но Джош хватает его за футболку и тянет обратно, а я с грохотом вылетаю из комнаты.
Когда я захожу в гостиную, Люк стоит у окна и смотрит вниз, на город. Каждый сантиметр его тела напряжен, и мой гнев немного утихает. Должно быть, эта ситуация съедает его изнутри.
Он сглатывает, когда слышит, как я вхожу, поворачивает голову, но не смотрит на меня.
— Лейла…
— Это не твоя вина, — твердо говорю я.
— Это моя вина, милая. — В его голосе слышится смирение. — Это действительно так.
— Ты не мог знать…
— Я был твоим учителем, — перебивает он меня. — Моя работа заключалась в том, чтобы защищать своих учеников. Я нес ответственность за тебя. И не справился.
— У тебя было чем заняться, — замечаю я. — Ради бога, ты был в процессе развода, конечно, ты был занят.
Он смеется, но звук получается пустым.
—
Ты что, шутишь? В каком мире взрослый мужчина, разводящийся со своей женой, приравнивается к ребенку, подвергающемуся издевательствам и домогательствам на грани жизни и смерти? Я… — Дрожь пробегает по его широким плечам. — Ты просиживала на моем уроке по несколько часов в неделю, а я даже ни о чем не подозревал.— Верно, — медленно произношу я. — Потому что ты преподавал, а не читал мысли. Ты не можешь знать того, о чем тебе не говорят.
Люк на мгновение замолкает, опуская голову. Мне кажется, что он меня не услышал, и я открываю рот, чтобы повторить, но замираю, когда вижу, как побелели костяшки его пальцев, вцепившихся в подоконник. Я удивленно смотрю на эту картину. Люк всегда такой сдержанный. Такой ответственный за собственные эмоции. Я никогда не видела, чтобы у него от злости белели костяшки.
— Только вот мне говорили, — произносит он в конце концов. — Не так ли?
Я моргаю.
— Что?
Люк поворачивается ко мне, и выражение его лица такое напряженное, что я борюсь с желанием сделать шаг назад. Его губы сжаты. Глаза горят ненавистью к самому себе.
— Ты сказала, что ходила ко всем учителям. К каждому. Ты когда-нибудь подходила ко мне?
Я ничего не отвечаю, но я никогда не была хорошим лжецом. Люк видит ответ на моем лице.
Он закрывает глаза.
— Ты подходила. — Он потирает лоб. — Расскажи мне, что произошло.
— Это не имеет значения…
— Расскажи мне.
Я вздыхаю.
— Однажды я попросила разрешения поговорить с тобой после урока, — признаюсь я. — Ты согласился и назначил встречу в обеденный перерыв в учительской. А потом так и не появился. Я ждала целый час, но… — Я замолкаю. До сих пор помню тот обеденный перерыв. Как сидела на пластиковом стуле в коридоре под пытливыми взглядами проходящих мимо учителей, которые, наверняка, думали, что у меня неприятности. Как наблюдала за часами, медленно отсчитывающими минуты до физкультуры, а в моем животе нарастал страх.
— Иисусе. — Он отворачивается от меня, проводя руками по густым волосам.
Я пытаюсь смягчить удар:
— Отчасти это была моя вина. Я знала, что ты был занят со студентами-отличниками. Мне следовало попробовать еще раз.
— Зачем? — спрашивает он с горечью в голосе. — Когда мне, очевидно, было все равно?
— Тебе не все равно. Я знаю это. И знаешь почему? — Он не отвечает и я делаю шаг вперед. — Потому что сейчас ты мне веришь
Люк хмурится.
— Что? Да. Конечно, я тебе верю. Почему нет?
Я облизываю губы, стараясь дышать ровно.
— Бьюсь об заклад, если бы я сейчас рассказала об этом кому-нибудь из своих прежних учителей, — медленно произношу я, — они бы просто отмахнулись. Или сказали бы, что я лгу и что я никогда не обращалась к ним за помощью.
Люк сглатывает, и его кадык заметно дергается.
— Конечно, ты обращалась. Я… тогда я едва справлялся с работой. Думаю, что тихая, хорошо воспитанная студентка-выпускница, просящая о встрече за обедом, вылетела бы у меня из головы. Черт, я, наверняка, заперся в кабинете, пытаясь избежать встречи с Эми. Или споря с ней. — Он делает глубокий вдох, затем смотрит мне прямо в глаза. — Мне так жаль.