Притяжение
Шрифт:
— Я виновата! Прости меня, прости, — зашептала, утыкаясь лбом в грудь, не поднимая глаз, на которые тут же навернулись слёзы. — Я не хочу тебя потерять…
Слова, давались и легко, и в то же время я понимала, что говорю что-то не то. Не то, что он хотел бы услышать, потому что Руслан, не расслаблялся, не отвечал и не делал попытки обнять меня в ответ. Лишь только его сердце, гулко бьющееся в груди, убыстрило ход. Только оно не смогло справиться с контролем. Только оно показывало, насколько он взволнован.
Я несмело подняла лицо,
Руки я разжала сама, а он тут же отступил, и не глядя, вышел, и в отличие от Вика, тихо притворив за собой дверь.
37
С затаенной надеждой, возвращалась вечером домой. Надеялась, что он остынет и вернётся, и мы всё же поговорим.
Но дом был пуст.
Тот дом, который стал для меня сперва тюрьмой, а теперь надежным пристанищем, где жила наша любовь.
А сейчас…
А сейчас я не знала, что будет дальше с этим домом. Со мной.
Потому что его хозяина не было здесь. И надежды, что он появиться тоже. И поэтому эта современная и красивая махина, сейчас мне казалась просто грудой безжизненных камней.
Я набирала его номер раз, за разом, ходя кругами по гостиной, и натыкаясь на картину с маяком. И мне казалось, что море на ней взбесилось. Бурлило и билось огромными волнами. Обрушивалось на маяк, раз за разом, проверяя его на прочность, и не отступая. А маяк стоял, и как только откатывал очередной вал, появлялся свет, указывая путникам, дорогу.
Механический голос в трубке, раз разом твердил мне, что абонент не доступен. Что при всём моём упорстве он не возьмёт и не ответит, потому что он не хочет, ни говорить, ни того чтобы знали где он находиться. Поэтому, я поборов своё смущение, набрала Антона, чтобы узнать, где Руслан.
Антон был как всегда тактичен, и ни голосом, ни наводящими вопросами не выдал своего отношения. Пообещал, что найдёт его и даже попросил меня успокоиться, отключился.
Я сидела в кресле, как пришла, в платье и туфлях, и гипнотизировала Гуммбаха, и мысленно призывала море успокоиться.
Но телефон безмолвствовал, а тоска и тревога нарастали.
За окном становилось темнее, и надо бы встать и включить хотя бы торшер, чтобы разогнать этот мрак. Но я безучастно крутила контакты в телефоне, нервно постукивая пальцами по экрану.
И тут нечаянно я нажала на иконку Миланы, и сработал вызов. Сперва я хотела сбросить, но потом с надеждой прижала трубку к уху.
— Да? Алло. Мам? — послышался из трубки родной голос дочери.
Я даже сперва растерялась, и не ответила.
— Мам? Что случилось? — в голосе Миланы послышалась тревога.
— Всё в порядке, — поспешила я отмереть, и
успокоить дочь. — Привет, Милаш! Как дела? — мой голос заметно дрогнул.Милана не сразу ответила, и я думала, сейчас бросит трубку.
— Милаш? — снова с дрожью произнесла я.
— Я здесь, — проговорила она.
Голос её звучал тоже жалко. Тихо и тоненько. И в этот момент, на меня обрушилось понимание, как же я давно не обнимала свою доченьку. Не тянула с её белокурой макушки сладкий аромат. Как давно с ней не разговаривала. Не видела её прекрасных глаз. Не чувствовала тепла.
Слёзы неконтролируемо катились по щекам.
— Я так соскучилась, Милаша, — всхлипнула я в трубку, уже не стараясь контролировать свой голос.
— Я тоже мама, — ответила Милана. Я слышала, что это искренне.
— Мне так тебя не хватает, милая, — продолжила я.
— Мам, ты что плачешь?
— Да есть немного. Наверное, гормоны шалят, — отмахнулась, окрылённая тем, что дочь со мной разговаривает. — Расскажи лучше, как твои дела?
— Всё нормально, — начал она насторожено, прислушиваясь к каждому моему всхлипу. — Сегодня ездили с Ленкой в парк, там наши ребята из класса выступали, мы их поддерживали. Потом гуляли весь вечер, вот только домой пришли.
— Так, поздно, Милаш, — не стерпела я.
— Нас Витька, с Ромкой провожали. Да и лето же мам! — в своей беззаботной манере отозвалась Милана.
— А папа что? Не ругался?
— Да он и сам недавно вернулся, — отмахнулась Милана, — весь злой, сразу в кабинете своём засел, только кофе попросил сделать.
И этот разговор, был как бальзам мне на сердце. Мы общались снова, как ни в чем не бывало. Словно не было между нами этого месяца отчуждения и непонимания.
— Ладно, не трогай его, — вздохнула я.
— Мам, а у тебя точно всё хорошо? — спросила дочь.
Можно только удивляться её проницательности. Хотя мы же родные люди, и чувствуем друг друга. Но вываливать на дочь ворох своих проблем и страхов я естественно не стала. Да и не поймёт она. В силу её возраста, ей легче осудить, или уйти от проблемы. И не её это проблемы, чтобы забивать ими голову.
— Всё хорошо, милая. Вот только по тебе ужасно скучаю, — ответила я.
— Я тоже скучаю, мам.
— Может, мы встретимся завтра. Пообедаем. Приезжай ко мне в галерею, — предложила я.
— А этот будет?
— Руслан?
— Да.
Я грустно улыбнулась.
Ох, Милана, я теперь вообще ни в чём не уверенна.
— Милана, я не стану вас насильно знакомить, и настаивать, чтобы вы общались, если ты этого не захочешь, — я снова глянула на Гуммбаха.
Море на картине, всё бушевало, а маяк светил.
— Но мы же с тобой можем видеться? Пожалуйста, детка, мне так тебя не хватает!
Сказала это, и опять почувствовала, как щиплет в носу от слёз. Снова подкатил к горлу ком. По ещё не высохшим следам мокрых дорожек на щеках, снова полилась вода.