Притяжение

Потом разговор стекает на папины рассказы, про свою преподавательскую деятельность. Папа очень любит свою работу, даже сейчас, уже уйдя на покой, может часами рассказывать про своих студентов, и коллег. И надо постараться, чтобы выслушать все эти рассказы. Мы-то с мамой привычны, а вот Руслан.

Я снова гляжу на него.

Ничего сидит, слушает, и вроде даже интересно ему.

К горячему, папа поведал, две истории о своих удачливых студентах, которые теперь сделали головокружительную карьеру, и о своих коллегах, которые, не смотря ни на что, не изменяли любимому делу, и оставались верными себе.

— Поможешь мне? — спрашивает мама. — Или посидишь?

Я с удовольствием бы походила, сильно затекла спина. Да и не картошку она меня копать зовёт, а всего лишь помочь накрыть на стол.

— Конечно, — я встаю.

Но тут Руслан, прервав разговор, повернулся ко мне, цепко оценивая моё состояние.

— Ты как? — простой вопрос, но так приятно.

И я, немного стесняясь родителей кладу ему руку на плечо, и сжимаю.

— Всё хорошо, спасибо.

Темные глаза ещё немного изучают моё лицо, его горячая ладонь, напротив, без стеснения накрывает мою, и сжимает в ответ.

— Правда, — несмело улыбаюсь я, потому что родители наблюдают за нами, и мне неловко.

46

На кухне мама суетиться, и я понимаю, что она не готова ещё обсуждать, без осуждения, все те изменения, что произошли в моей жизни. И поэтому она предпочитает скрываться за нарочитой хлопотностью, хотя я знаю, что у неё всё под контролем. Ожидаемо, что на кухне для меня не находиться никаких срочных дел, и я устало приваливаюсь к стене, усевшись на жёсткий табурет.

— Ох, Вика, как ты решилась только! — наконец выдаёт мама.

Интересно про что она. Про Руслана. Про беременность. Про уход из семьи.

— Просто выбрала себя, — отвечаю также неоднозначно.

Мама останавливается, поворачивается ко мне.

— Ты счастлива теперь?

— Каждый день, — пожимаю плечами.

— А с Виктором, страдала?

— Нет, — вздыхаю я, — мне с ним было хорошо. Возможно, если бы я не встретила Руслана, то до сих пор, да даже наверняка, всё было по-прежнему, потому что я бы не знала, как может быть по-другому.

— По-другому? — мама задирает бровь.

— По-другому, мам. Совсем по-другому. Словно сравнивать солнечный свет, со светом лампы. Море с речкой. Ураган с лёгким бризом, — поясняю я, ища всё новые сравнения. — С Виком мне было комфортно, хорошо, а с Русланом, замечательно. Порой страшно, и непонятно, неоднозначно, но во много раз лучше, чем с Виком. Руслан буквально перевернул мою жизнь.

— Вика, а если для него не все, так как для тебя? — спрашивает она. — Если ему не так замечательно? Что останется после него, ты подумала, после того как сломала свою жизнь? Он младше тебя на пять лет, он молод и горяч, и у него в запасе много шансов от жизни. А у тебя?

Она так пронзительно на меня смотрит, и своими словами поднимает из глубины души все те страхи, что таятся в ней.

Нет, он не даёт мне усомниться в своей искренности, и преданности. Но мама права. Где гарантии, что не найдётся та, что затмит меня, и для которой он захочет гореть так же ярко.

— А у меня, тогда не останется ничего, — отвечаю и опускаю глаза.

— В том то и дело, Вика, — назидательно говорит мама, развернувшись, начинает выкладывать дымящийся плов на блюдо. — Опасно так растворяться в мужчине. Без остатка, без ума.

— Но неужели ты не так любишь папу? — восклицаю я.

Мама замирает и поворачивается ко мне.

— Так, — говорит в ответ, и я вижу в её глазах, затаённую печаль, — и по сей день боюсь его потерять.

И я вспоминаю, тот всепоглощающий ужас, когда смотрела на Руслана, лежавшего на асфальте, и не понимала, дышит он или нет. И потом, пока Антон вёз нас вслед за скорой. Что я только не пообещала господу богу, взамен на его жизнь и здоровье. Я до одури боялась его потерять. Я каждый день сидела у его кровати, и плакала и звала его, верила, что мой голос его пробудит, и каждый прошедший день без результата приносил столько боли. Мне не нужна была жизнь без него. И я эгоистично не думала даже о своих детях. Это я признаю только сейчас, после слов мамы.

— И что же, мама? Что теперь? Не жить? — вырывается из меня.

— Просто иногда, Вика, хорошо, лучше, чем замечательно, — отвечает она.

Из кухни, я возвращаюсь подавленная, и на подходе, к гостиной застаю папин вопрос адресованный Руслану.

— Почему не женитесь, Руслан? Уже и ребёнок будет скоро.

Руслан не успевает ответить, потому что мы с мамой заходим в гостиную, и мама водружает блюдо с пловом на середину стола. Мы усаживаемся, и тогда видимо Руслан считает подходящим ответить.

— Я сделал Вике предложение, дальше дело за ней. Готов отвезти в ЗАГС, хоть завтра.

И все смотрят на меня.

— Да, это так, — сглатываю я, под прицелом трёх пар глаз, — вот только сейчас не особо подходящее время. Я бы хотела на собственной свадьбе, не быть раздутой как шар.

— Вика, ну какая свадьба! — всплеснула мама руками, будто я сказала что-то выходящее за рамки.

— Обыкновенная, — разозлилась я. — Я не претендую на фату и белое платье, но хотя бы элегантный костюм и отсутствие отдышки могу себе позволить.

Мама поджимает губы.

— Не злись, дорогая, — мягко упрекает меня отец, — тебе не стоит волноваться. Я уверен, что вы сделайте так, как посчитаете нужным.

— Вот именно, — не унимаюсь я, — если захочу, мам, то надену и фату и платье, и закачу трёхдневный праздник, потому что мне нечего стесняться!

— Вика! — восклицает мама, пытаясь меня остановить.

— Что?! Что Вика? — завожусь я не на шутку. — Простите, что разочаровала вас! — вырывается из меня. — Что не оказалась той, какой вы хотите меня видеть. Не осталась с идеальным Виком! Разрушила семью! Так же вы обо мне думаете!

— Виктория! — это уже папа, говорит строже, только я уже взвинчена до предела. Я итак волновалась, переживала, а мамины слова, словно подстегнули меня, ударили в самое больное место.

— Вы же мои родители! — вырывается из меня. — Вы же должны быть счастливы за меня, ведь я же счастлива! Почему же у вас такие скорбные лица, словно я украла что-то, или совершила преступление…

Я осекаюсь, потому что мне на плечо ложиться тяжелая и горячая ладонь. Я поворачиваюсь к Руслану. Он смотрит спокойно, словно старается впитать в себя весь тот раздрай, что твориться у меня сейчас в душе.