Притяжение

Да, мне натерпеться выяснить отношения, доказать свою правоту. Нечего я не снизошла до него. Я люблю его. Я чуть не умерла, когда он лежал бездыханным. Я столько слёз выплакала, смотря на его бледное лицо. Я не считаю его каким-то неприемлемым для себя. Всё что сказано в порыве гнева, это следствие моих разбушевавшихся гормонов, и собственных страхов, которые так виртуозно оживила мама, своими разговорами.

Но я стою. Потому что он не хочет сейчас разговаривать, и я должна уважать его желания. Сегодня я уже его ранила. Я знаю это. Каким бы сильным он не казался, я точно знаю, как можно нанести ему болезненное ранение. И мне от этого звания плохо. И поэтому я стою, призывая себя успокоиться.

* * *

В ванной шумит вода, и этот звук, будит меня из зыбкой дрёмы, в которую я погрузилась, после безуспешных ворочаний в пустой кровати.

Минуты сменялись минутами. Часы, часами. В голове проносилось миллион мыслей. Шевелился Тимур в животе, видимо потревоженный моим общим нервозным состоянием. Я гладила свой живот, пытаясь успокоить сына, но меня успокоить было некому. И вот, когда я наконец забылась в полусне, меня разбудил шум воды.

На часах около пяти утра. Голова тяжёлая, и чувства необратимой потери тут же сковало меня.

Я пошарила рукой по второй, холодной половине кровати, и совершено точно осознала, что Руслан не спал сегодня со мной.

И спал ли вообще?

Я встала и влекомая непреодолимым желание хотя бы коснуться его, заглянуть в глаза, уверить себя, что всё в порядке, не смотря ни на что, пошла на звук льющийся воды.

Руслан стоял, за стеклянной ширмой, уперев руки в стену, и потоки воды бились о его плечи. Эта его поза кричала об отрешённости и одиночестве, потому что даже наедине с собой, он оставался безучастным ко всему. Погружённым в себя. И я тут же почувствовала укол совести, потому что причиной его уныния, конечно же, была я.

Я скинула, сорочку, оставшись в одних тонких трусиках, и открыв дверцу, шагнула к нему, под горячие струи воды. Прижалась всем телом, насколько мне позволял мой живот, и впечатала губы, в смуглую кожу между лопаток. Обняла за талию, и стояла, вдыхая его аромат, растворённый в водном мареве.

Он вздрогнул, как только я его коснулась, но тут же расслабился, но сердце его задробило быстрее, а лёгкие стали качать кислород быстрее.

Сейчас в этом прикосновении, я не хотела плотской откровенности. Мне хотелось согреть его душу, его сердце. Я знаю, что у него очень сильное и выносливое тело. И также знаю, какое ранимое сердце. Оно только кажется чёрствым, на самом деле оно уязвимое. Все мои удары приходиться точно в него. И сейчас мне хотелось исцелить своего падшего ангела. Согреть своим телом его душу.

— Я люблю тебя, люблю, — шептала я, перемежая поцелуи во влажную кожу, и слова. — Люблю, люблю.

Руслан молчал, но мне казалось, что тело под моими руками расслаблялось. Уходила скованность, и отрешенность. Он реагировал на мою близость, тихой дрожью, и участившимся дыханием. Сердце его всё разгонялось, заряжая меня своим драйвом. И я скользила руками по рельефному торсу, гладя и расслабляя его мышцы. Запутывалась пальцам в мокрой поросли волос, ласкала его спину губами, и шептала только одно слово: «Люблю».

Руслан, наконец, развернулся ко мне, аккуратно расцепив мои руки.

Склонился, впиваясь тёмным взглядом, изучая пальцами мои губы, скулы, щёки, нос, глаза, словно он потерял зрение и сейчас узнавал меня на ощупь. Эта ласка, настолько была пронзительная, нежная, томительная. Проникала в самую глубь, теплой патокой, исцеляла, моё истерзанное, изболевшееся сердце. И оно оживало, убыстрялось и громыхало в груди. Хотела исцелить его, а исцелилась сама.

Руслан продолжал гладить моё лицо, убирая со лба намокшие пряди, и рассматривал, словно пытался что-то понять для себя.

Мы точно выпали из этой реальности, создав при этом свою, в которой не было никого, только мы, только шум воды, только эти влажные прикосновение, и соединение наших тел.

В глубине его тёмных глаз, теперь я отчётливо видела боль и тоску, не прикрытую ничем, потому что он решил быть со мной откровенным. Я видела, что ранила его, и ему больно. Моему сильному, порочному и циничному, падшему ангелу, больно. Он транслировал эту боль, через острожные касания к моей коже. Через нежные поглаживания шершавыми пальцами. Через гулкий бит сердца, и жар влажной кожи. Он безмолвно говорил, что истекает кровью от моих ударов, и избавить его от боли могу только я.

— Руслан, — я потянулась к его губам, но он остановил меня, обхватив ладонями моё лицо, проведя большими пальцами по щекам, стирая капли воды с лица.

— Я готов отпустить тебя, царица, — произнёс он.

И сказал это глухо, и тихо, но всё равно, что кричал мне в лицо.

Я задохнулась от той боли, что причинили мне его слова. От острой рези в груди, там, где билось сердце. Дыхание моё сбилось настолько, что я всё пыталась вздохнуть и никак не могла.

Смотрела в бесконечно тёмные глаза, с золотыми искрами ответной боли, и не могла дышать от того огненного шара, что расползался в груди.

Цеплялась за его руки, чтобы не упасть, потому что ноги внезапно оказались ватными.

— Прогоняешь? Опять? — вытолкнула из себя.

Руслан рванул меня на себя, и крепко прижал к груди, у меня только сдавленный всхлип вырвался. Его сердце, громко стучало точно под моим ухом, и голос гулко отразился в груди, когда он заговорил.

— Я многое могу пережить, царица. Многое стерпеть. Но только не твои страдания, не твою боль…

— Что ты говоришь? — я попыталась выбраться из его рук, но он не пустил.

— Совершенно очевидно, Вика, что ты переоценила свои возможности и силы. Тебе для счастья мало одного меня…

— Нет! Нет же! — я снова толкнула его, и опять безуспешно.

— Я готов бросить к твоим ногам весь этот лживый и грёбаный мир, царица, но тебе нужно больше…

— Нет, Руслан, — он, наконец, выпустил меня из своих объятий, — не говори так! Мне никто не нужен, кроме тебя!

— Правда? — криво усмехнулся он. — Никто? Ни твои родители, ни твоя дочь?

Я выдохнула, переводя дыхание, и честно говоря, не зная, что на это сказать.

— Вот видишь, — снова его губы сложились в грустную усмешку.

— Что, видишь? — крикнула я, совсем теряя самообладания.

Мой мозг лихорадочно работал, чтобы найти подходящий ответ. Чтобы убедить его, что он не прав, но ничего не шло в голову, и эмоции брали вверх.

— Прогнать меня снова хочешь? После всего, что было? Что есть?!

— Ты сама хочешь уйти, царица, — проговорил он.

— Да пошел ты! Не говори за меня! Если наигрался, то будь честным и скажи, что устал от меня!