Привилегия любить

– Китти, маленькая моя, как я по тебе соскучился, - Роджер присел на одно колено и прижал к себе хнычущего ребенка, - почему ты плачешь, солнышко мое?

– Роджер, - проговорила девочка сквозь слезы, - обещай что больше никогда от меня не уедешь. Китти соскучилась и по тебе и никуда больше не отпустит.

– Ах ты, мой юный страж, - Роджер смотрел на сестричку с обожанием, он любил это четырехлетнее создание наверное больше всех на свете и не мог видеть ее слез. Он потрепал ее по головке, - так и быть, ваше высочество, я никуда больше не уеду, - он улыбался.

Улыбнулась и его сестричка.

Это юное создание всегда встречала его слезами. Она ужасно не любила, когда брат покидал ее. Слезы при встрече означали то, что она скучала и надеялась что брат, увидев ее слезы, не уедет больше. Все обитатели замка знали об этой забавной черте характера юной леди и к этим слезам относились довольно равнодушно, хотя иногда и посмеивались.

И вот сейчас вытерла свои слезы и потянула брата в замок.

Как давно он тут не был. Он соскучился по матери и сестре, но еще предстоит встреча с отцом.

– Мама, - обратился он к идущей сзади женщине, - а где отец?

– Сынок, он ждет тебя. Он сейчас в своих покоях.

– Я сейчас же поднимусь к нему.

– Роджер, ты не пойдешь с Китти к озеру?
– девочка смотрела на него умоляющими глазами.

Роджер сразу понял что от сестрички ему не отвязаться.

– Малышка, мне надо навестить отца, ведь ты не хочешь чтобы он сердился на твоего братика?

Это подействовало. Только слова о том, что на брата кто-то может сердиться могли утихомирить этого ребенка. За всё то время, что они с Китти общались ничто не действовало на нее так, как эти слова. Девочка мгновенно отпустила руку брата и умчалась куда-то видимо уже совершенно забыв о том, что приехал брат.

Роджер с улыбкой посмотрел на убегающую девчушку. Она была его маленьким ангелом, ангелом, за которого он не задумываясь отдал бы жизнь.

* * *

– Отец, вы хотели меня видеть?

– Да, сын. Присаживайся куда пожелаешь.

Герцог Бедфорд сидел в кресле напротив камина, спиной к входу в свои покои. Он не повернулся, когда услышал негромкие шаги сына.

Роджер видел только седую макушку головы отца. Он не мог понять почему отец так странно себя ведет.

– Отец, что случилось?
– Роджер опустился в соседнее кресло и уставился на огонь в камине.

– Ты слышал последние новости?

– Нет, что случилось?
– в голосе сына слышалась тревога.

– Эдуард V заключен в Тауэр.

– Не понимаю что тебя беспокоит. Йоркам самое место в Тауэре.

– Ты еще не знаешь всей правды, - он усмехнулся, - до власти добрался их опекун - Ричард Плантагенет, герцог Глостер. Теперь ты понимаешь почему я так опечален?

На несколько минут Роджер потерял дар речи, Ричард был жестоким человеком, дядей короля, который сейчас скорее всего по его же указу заточен в Тауэр. Что мог сделать юный 12-и летний король своему опекуну?

– Ходят слухи, - продолжал отец, - что королева со своим младшим сыном укрылась в монастыре, но думаю это не на долго. Ричард разделается со всей королевской семьей и приберет власть к своим рукам.

– Что за черт? Молодого короля было бы легче свергнуть с престола, а его опекун - это человек, который просто так не сдастся. Впереди нас ждут еще более тяжелые времена.

– Да сын, борьба предстоит еще более тяжелая, но мы должны победить, государство не должно достаться Йоркам. Оно принадлежит Ланкастерам и больше никому.

Роджер погрузился в свои мысли. Что же теперь делать? Последний год все в стране были уверены что Эдуарда V с престола свергнут именно члены дома Ланкастеров. Никто даже не мог предположить что появится еще один претендент на престол со стороны Йорков.

– Мне надо поговорить на эту тему с Джеффри, - нарушил воцарившееся было молчание Роджер.

– А ты с ним не встретился?
– встрепенулся отец.

– Нет, я думал что он тут.

– Нет, он несколько дней назад поехал проведать тебя. Думаю он уже должен быть в твоем лагере, если вы еще конечно не сменили место пребывания.

– Да что за чертовщина? Что-то не везет мне в последнее время. Вот сейчас с братом разминулись в дороге. Надо срочно возвращаться в лагерь.

– Да угомонись ты, неужели тебе это так срочно нужно?

– Нет, но хотелось бы с ним поскорее поговорить.

– Думаю он должен скоро вернуться, ведь если он не застанет тебя там, то вернется сюда сразу же.

– Будем надеяться.

– Как там Габриэль? С ним все в порядке?

– Не волнуйтесь отец, с 6ним все наилучшим образом, - Роджер улыбнулся.

– Я на днях ожидаю гонца из Лондона, он должен принести вести о том, что творится в мире. Думаю тебе это будет интересно.

– Будем надеяться что все обернется хорошо.

С этими словами Роджер поднялся и вышел из комнаты.

ГЛАВА 5

Джессика сидела у костра и смотрела на огонь. Свежий воздух расслаблял ее, а игра костра успокаивала. Она наверное так и смотрела бы на пламя, если бы ее не отвлек звук приближающихся шагов. Девушка со смесью испуга и удивления посмотрела на приближающегося к ней человека. Это был тот самый юноша, которого она спасла несколько дней назад.

– Миледи, - обратился он к ней, как только подошел ближе, - я уже давно хотел отблагодарить вас за мое спасение. Могу я присесть рядом?

– Конечно, присаживайтесь.

Он присел и продолжил.

– Я знаю что совершил непростительную глупость, когда выронил меч из рук. Настоящие рыцари такого не допускают. Я опозорился, допустив что кто-то отбил атаку Джослина, тем более моим спасителем было столь хрупкое создание как вы.

– Габриэль, не смущайте меня, пожалуйста. Ваши комплименты немного неуместны.

– Прошу прощения, миледи, - юноша немного смутился, - я не хотел вас смутить.

– Вы прощены, - она смотрела на оправдывающегося молодого рыцаря и понимала что начинает испытывать к нему симпатию.

– Что занесло вас сюда, миледи? Как вы оказались в этом мужском обществе, да еще и вдали от людей, в этом богом забытом месте, да еще и в такое время?

– Я сама не знаю как оказалась тут, видимо такова моя судьба оказаться тут. Габриэль, вы верите в судьбу?

– Верю, но почему вы спрашиваете?
– юноша не мог понять, почему девушка, да еще такая юная, рассуждает о таких вещах как судьба, ведь считалось что женщина не способна ни о чем думать, кроме как о собственной персоне.