Признание

– Какие обвинения?
– тихо спрашиваю я.

– То, что за твоей спиной я трахаю других женщин, - он крепче сжимает мою руку.
– Это было один раз, и это было ошибкой. Я говорил тебе, почему я это сделал, но эти причины не оправдывают меня. Это было неправильно. И я чист. Я ценю свое здоровье. Оптимизированное тело является ключом к убедительным идеям.

– Почему нельзя было сразу сказать это?

– Потому что, - он издает звук, схожий с ворчанием и хихиканьем.
– Потому что ты должна знать лучше. Потому что это был тупой вопрос.

– Да, - говорю я, прижавшись лицом к его телу. Я слегка смеюсь.
– Да, боюсь, что так.

– Ты знаешь, как я ненавижу разгильдяйство, Лилли-цветочек, - говорит он.
– А также то, что я дорожу тобой. Я бы не сделал ничего, чтобы подвергнуть твое здоровье опасности. По крайней мере не так.

"Но сотнями другими способами", - шепчет мне внутренний голос. Но я заставляю его замолчать.

Лимузин останавливается. Я была так занята, что даже не заметила, что мы сошли с главной дороги.

– Мы на месте, - говорит Стоунхарт.

Я отталкиваю его и смотрю в окно.

– Мы на...пристани?

– Ну же, - говорит он. Он сплетает свои пальцы с моими и помогает мне.
– Давай забудем обо всем. У меня для тебя сюрприз, Лилли. Я думаю - Я надеюсь тебе понравится.

Мы выходим. Солнце близко к горизонту, остались считанные минуты, когда оно имеет такой великолепный красный оттенок.

Стоунхарт оглядывается, ориентируясь, а затем улыбается и показывает.

– Там, - говорит он.

Я слежу за направлением его пальца. Он показывает на самый конец пирса, где стоит самая крупная, самая показушная яхта, которую я когда-либо видела. Должно быть она сорок, пятьдесят футов в длину. Она пришвартована поодаль от других лодок из-за своих размеров. Садящееся солнце отражается на её глянцевом, чистом корпусе. Яхта безупречно белая.

Стоунхарт берет меня за руку и ведет вперед. Достаточно нескольких шагов, чтобы солнце зашло за огромной яхтой, создавая впечатление сияющей жемчужины.

– Она твоя?
– спрашиваю я.

– Всю следующую неделю она наша, - исправляет он.

Мы поднимаемся на борт. Затем водитель лимузина поднимает наш багаж. Я никогда не была на корабле, гораздо меньше яхты, тем более такой красивой, как эта. Всё блестящее и новое. Перила из золотого металла холодят кожу руки.

Стоунхарт показывает мне яхту изнутри. Всё сделано из лакированного дерева и белой кожи. Верхний свет, встроенный в потолок, включается, как только мы входим.

– Итак. Ты какая-то тихая. Что думаешь?

– Я никогда не была фанатом открытой воды. Но думаю эта яхта сможет заставить меня передумать.

Стоунхарт смеется.

– Пошли, - говорит он.
– Я хочу показать тебе спальню. Я чувствую, что большую часть времени мы проведем именно там.

***

На следующее утро я просыпаюсь поздно и одна. Прошлым вечером Стоунхарт накормил и напоил меня. Все это время он был джентльменом. Не было никаких сюрпризов и неприятностей. На самом деле я могу с полной уверенностью сказать, что наслаждалась часами, проведенные с ним.

Это было похоже на продолжение того времени, что мы провели перед его двухнедельной поездкой. Перед моим грандиозным промахом. До последующего наказания.

Конечно же такого больше не будет. Тогда я была наивной. Я думала, что Стоунхарт может измениться, что я смогу простить его поведение в прошлом.

Я повелась на иллюзию. Иллюзию жизни, которую он дал мне. Гигантский особняк, недвижимость, богатство...и он. Его сердце, весь он.

Но он не способен измениться. Человек, который поднялся с нуля, отказавшись от своего имени прежде, чем свергнуть отца, для которого воздействие и месть значат так много...

Нет, я не могу ожидать, что Стоунхарт изменится. Не так, как я думала прежде.

Но это уже неважно. Мне не нужно, чтобы он изменился. Мне нужно, чтобы он остался таким же. Мне нужно дать ему ложное чувство безопасности. А затем, когда он будет наиболее уязвим...я нанесу удар.

Я зеваю и потягиваюсь. Это еще не значит, что я могу успокоиться. Это даже не значит, что я могу наслаждаться моментами, как прошлым вечером, со Стоунхартом. Увидев Пола...в сочетании с признанием, что он мой отец...привяжет меня к Стоунхарту навсегда.

У него тоже есть ошейник. Но пока я контролирую свое поведение, он не причинит мне боль.

Последняя мысль, которая мне приходит в голову, как только я собираюсь встать: Пол может быть даже не мой настоящий отец. Его история, конечно, была убедительной. Но вот находится ли он в здравом уме остается под вопросом. Я видела эпизод с чайным набором. Кто знает, может Стоунхарт подговорил его.

Но это неважно. Не имеет значения, действительно ли Пол является моим отцом или нет. Это единственный человек, который когда-то играл роль в моей жизни. И им манипулирует, как и мной, Стоунхарт.

Вот, что я всегда буду помнить. Увидев извивающегося Пола на полу было хуже, чем когда Стоунхарт показал мне записи моих собственных нескольких дней в плену. Потому что это случилось с кем-то другим. Потому что я чувствовала ответственность за действия Стоунхарта.

Он не знает, что со мной сделала поездка в это место. Между нами всё изменилось. Если раньше я надеялась, что между мной и Стоунхартом может быть хоть какое-то будущее, на отношения, не определяемые контрактом...эта часть была уничтожена.

Все к лучшему для меня. И к худшему, для Стоунхарта. Я не знаю, каковы его намерения, и как они изменились с тех пор, как я впервые появилась в его доме. Всё, что я знаю, так это то, что я стала стойче и решительнее, чем когда-либо.

Схожее чувство, что и сейчас, было в средней школе, чтобы добиться успеха, чтобы не кончить, как моя мать, подтолкнуло меня закопаться в книгах и стремиться к Лиге Плюща. Я сделала это. Письмо о зачислении из Йеля было окончательным подтверждением всех моих усилий.