Пробужденный

каждый доступный негазированный напиток, Амон остановил свой выбор на

апельсиновом соке, что было ожидаемо для солнечного божества. Он обеспокоено

смотрел, как я неспешно потягиваю снова полный диетический имбирный эль. Я

повторила:

– Почему ты празднуешь жизнь?

– Когда я… пробудился, я почувствовал огромный голос жизни. Неделями перед

церемонией я пировал. Я танцевал. Я окружил себя, - пока он продолжал, он коснулся

кончиками пальцев выбившейся пряди моих волос и пробежал пальцами по всей длине, пока не добрался до моей щеки, - красотой. Я наслаждался каждым моментом жизни. И

потом я думал об этом годы тьмы, согревая себя.

– А куда ты попал после церемонии?

Его выражение лица из умиротворенного стало печальным, он отвернулся и ответил:

– Не хочу говорить об этом.

– Хорошо, - было странно смотреть на Амона и не видеть тепла, к которому я уже

привыкла. – Как насчет фильма?

– И снова что это?

– Ты хотел бы посмотреть на современное видение мумий?

– Да.

Мы бодрствовали до поздней ночи, смотрели фильм за фильмом, останавливаясь

только на перерывы для походов в уборную. Я начала с классики: «Мумия» с Борисом

Карлоффым. Ответом Амона в конце было лишь:

– Следующий.

Я обнаружила, что смотрю на выражения его лица, а не на фильмы, когда мы

смотрели версию «Мумии» 1999 года, а потом и продолжение «Мумия возвращается».

Амон хмурился во время сцен, что должны были смешить, и открыто посмеивался во

время остальных. Он обращал внимание на одежду и фоны и однажды прошептал:

– Я не знаю это место.

Я попыталась объяснить, что в фильмах часто все фальшивое, созданное

художниками на компьютере, но он шикнул на меня и продолжил смотреть. Я уснула во

время третьего фильма и проснулась под конец.

– Тебе понравилось? – спросила я.

Не ответив на мой вопрос, он задал свой:

– Почему твои люди показывают Египет так? Я показан монстром, хотя мой роль в

спасении мира от тьмы. Я – не зло, Лили.

Я взяла его за руку и сказала:

– Я знаю это.

– Поэтому ты испугалась меня в Доме Муз? Ты подумала, что я съем твою плоть и

вырву душу из твоего физического тела или нашлю кучу проклятий?

– Не… совсем. Но я испугалась, да.

Амон откинулся на спинку кресла и пробормотал:

– Древние не боялись нашего воскрешения. Они ожидали нашего пробуждения.

Наши шеи укутывали гирляндами. Нас почитали как богов, принцев. Они дарили нам

свою любовь и признание. Теперь нас избегают и боятся, нас сделали созданиями смерти

и смрада. В лучшем случае мы забыты, в худшем – мстительные демоны. Мы неизвестны.

Нас не ценят. Не любят. Может, нам действительно нужно перестать тратить силы, стать

настоящими реликвиями и предать себя пыли и разложению.

Эмоции Амона – отчаяние, одиночество – я ощущала волнами, но ничего не могла

поделать, только ответила:

– Амон, - я обхватила его ладонь своими руками и тихо сказала. – Я знаю, что ты

пробудился не при идеальных обстоятельствах, и ты прав, таких… как ты не считают в

народе героями, но это не отменяет того, что ты есть, кто ты есть, и кем должен быть. И

хотя встреченные тобой люди не знали тебя, они чувствовали что-то особое и собирались

вокруг тебя. Посмотри на этих стюардесс! Они не знают, что ты принц, но они стараются

услужить тебе. Они словно не могут сопротивляться. Твое тепло тянет их к тебе.

Мои слова подействовали. Я чувствовала это в нем, пока он обдумывал мои слова.

Понемногу его темные мысли рассеялись, и вскоре он одарил меня огорченной улыбкой.

– Лили, ты божество, принявшее современный облик? У тебя есть мудрость богов.

Я усмехнулась.

– Я не богиня, поверь мне. Просто я умею видеть людей.

– Ты смотришь, но не взаимодействуешь?

– Как правило, нет. Я стараюсь не вмешиваться в человеческие жизни.

– Но почему нет?

– Думаю, это разрушит всю загадочность.

– А для меня нет ничего загадочного. Когда я фокусируюсь на определенном

человеке, то могу видеть его мысли.

– То есть ты можешь читать сознание любого, не только мое? – спросила я.

– Я одарен Зрением Хораса.

– Кто вообще этот Хорас, и почему его глаза могут видеть все? – спросила я, нервно

оглядываясь и понижая голос.

– Не беспокойся, Лили. Многие вокруг нас спят, и если бы я пожелал, они не смогли

бы услышать нас. Я могу… разрушать их слух.

– Как с твоим фото?

– Да. Это то же самое. Они знают, о чем мы говорим, но не понимают нас, - он

сконцентрировался на мгновение и потом сказал. – Готово.

То, что в самолете было темно, и никто теперь нас не слышал, создавало ощущение, что я попала в интимный пузырь с Амоном, но мне нравилось это ощущение:

– Окей, тогда расскажи мне про Хораса.

Улыбка Амона сверкнула в темноте.

– Ты не устала, Лили?

– Устала, но я очень хочу услышать про него.

– Отлично, - Амон замолчал на мгновение, а потом начал. – Хорас – сын Амон-Ра.

Его называли Золотым Солнцем, и пока отец его был Восходящим Солнцем, Хорас был

светом, что разносится над холмами в начале нового дня, заполняя мир от края до края.

– Горизонт, - пробормотала я. – Он – горизонт.

Амон склонил голову, раздумывая нал моими словами.

– Да. Наверное, так будет правильнее.

– Расскажи еще, - сказала я, достав свой блокнот, чтобы рисовать, слабо включив

лампочку над головой, чтобы видеть. – Ты можешь его описать?

– На настенных рисунках он всегда изображается с головой сокола, но как твои…

фильмы показывают, это восприняли неправильно. У него не было головы сокола, как у

Анубиса не было головы собаки. Эти животные – их спутники.

Амон уставился на мой набросок и продолжил:

– Боги и богини часто изображались с головами их животных-покровителей, так их