Проданная Истинная. Месть по-драконьи

Миг назад мне казалось, Сопределье пылало белым демоническим огнем, но теперь я видела, как по земле полз жутковатый морозный узор. Заледенели кусты роз, высаженные вдоль храма, а взорванные стены стали напоминать причудливый сахарный домик — весь белый от снега и льда.

Среди ифритов началась паника. Некоторые от безысходности лезли обратно в разлом, навстречу перевертышам, и погибали. Ифриты переносили заражение гораздо хуже драконов.

Зажатые между холодом и перевертышами, ифриты метались по территории Гнезда, выискивая укрытие от ледяной магии герцога.

Белое демоническое пламя не жгло и не грело, лишь ломало землю, да чертило в воздухе руны. Из лекций по истории Сопределья я знала, что холод не причиняет вреда жителям и официальным гостям Сопределья. Герцог даровал им свою милость. Просто до этого дня, я не думала, что его милость так буквальна.

Даже я, чувствуя холод на тонких веках и кожистых перепонках лап, не ощущала пагубного воздействия ледяной магии. Холод был терпим. А когда меня накрыло тонким и прочным, как стекло щитом Анвара, стало совсем тепло. Мне оставалось лишь нежится в безопасности, наблюдая, как ифриты застывают меловыми фигурками и рассыпаются со стеклянным звоном на сотни осколков.

Так красиво и так страшно.

Анвар поднялся в воздух следом за мной, похожий на пылающий факел, филигранно уходя от чудовищной белой вспышки, а после камнем бросился вниз, атакуя Хисса. Видящий сны метнулся подобно зайцу, выворачивая пламенем пласты земли и выставляя их щитами. Анвар бил их хвостом, словно в насмешку не желая тратить на противника магию.

И Хисс дрогнул. Потом побежал. А после очередной защитной вспышки рассыпался хрустальной крошкой, как снежная фигурка, вылепленная неловкой детской рукой.

Но практически сразу Анвара с земли атаковал подоспевший отряд ифритов. Эти действовали слаженно, умно, неспешно, чертя своей магией прямо на земле языческие руны, которыми их наделили боги.

Анвар чередовал огненный дождь с ледяными потоками, но богиня выпила половину его магии, а ифритов было слишком много. У многих оказались артефакты, защищающие от магии Фалаш. Отряды переформировывались, меняли тактику, сбивали с толку и, все чаще, прикрывались перевертышами.

Уже скоро земля оказалась усыпана телами ифритов и драконов, мертвыми кайранами и пылью разбитых артефактов.

Я чувствовала себя зрителем, случайно шагнувшим из кинозала на экран. Все что я могла — парить в небе, глядя, как схлестываются в кровавой бойне смуглые орды ифритов с белокожими драконирами. Темная языческая магия билась против белого потока драконов, меч против пики, огонь против огня.

У Вороша оказалась обледеневшей половина лица, у Диана висела плетью правая рука, и ему уже не удавалось перекинуться в первородную форму. Лучше других держался Кастор. Кажется, его роду была доступна холодная магия этой земли, и магия Анвара хотя и не проявлялась в нем в полной мере, была ему все же доступна. Но и на него накинулись сразу четверо, и он медленно, но отступал.

Потихоньку расклад менялся не в нашу пользу. И стратегию битвы меняли перевертыши. Впервые за этот месяц я подумала, что нападением на Сопределье руководил вовсе не Хисс. Истинный церемониймейстер битвы остался за кулисами военного театра.

Магия Анвара лилась на землю ледяным дождем, а рядом лилась его кровь.

В груди шевельнулся страх. Я не могу потерять его снова.

Расправив крылья, ударилась всем телом о тонкую преграду щита, после дохнула огнем, потом, уяснив, что добром Анвар меня не выпустит, решилась на хитрость.

«Проси его дракона, — шепнула онемевшими губами своей драконице. — Проси, как умеешь, иначе они оба умрут».

Взывать к животной сути мужчины, особенно в минуту боя, считалось не самым красивым поступком. Вот мной самой и считалось. Но я помнила вкус зелья, холодную руку Анвара, черные тени век, его запрокинутое к небу лицо, исписанное кровью.

Спустя миг щит поддался. Лишь на мгновение дал слабину, чтобы вновь обрести кристаллическую твердость, но я успела, навалилась всей огневой мощью, выдавливая себе проход.

— Вернись, Аль! — рык Анвара, усиленный Зовом, разорвал небо, но я не послушалась.

Теперь, когда я скинула щит, его ослабленная потерей крови и магии драконья суть чувствовалась особенно остро.

В эту секунду я знала, что делать.

— Прости, — сказала искренне. — Только не злись. Я просто не знаю другого способа.

Шум боя перекрывал мой голос, но Анвар услышал.

Полоснул белым от ужаса взглядом, рванулся за мной, но языческие руны ифритов крепко держали его в ловушке, не давая двинуться. Он был магически опустошен. Его отчаянный Зов оглушил меня, но вокруг было так много крови и смерти, так много потерянного времени.

Полностью слившись с драконицей, я ныряла в воздушные потоки, уходя от атак ифритов, разрывала атакующие руны клыками и когтями, пока не опустилась в разлом холма, на котором когда-то стоял храм богини. Шкуру обожгло мимолетное соприкосновение со скверной темного источника, но я только крепче сжала зубы. Это была хорошая, правильная боль. Во благо.

Спланировав в черный зев разлома, я перекинулась в человека, отыскивая обостренными рецепторами единственную вещь, которая могла дать Сопределью шанс на жизнь.

Возможно, я была единственным человеком, способным чувствовать артефакт на расстоянии, будучи его создателем.

Перевертыши, которые неспешно лезли вверх, задумчиво повисли на земляных сколах. Мое появление их дезориентировало.

Меня это волновало меньше всего.

С отчаянным всхлипом я вцепилась в землю, нащупывая пальцами каменный край алтаря богини. Где-то здесь. Так близко!

В разлом спрыгнуло несколько смуглых мужчин, подбирающихся ко мне с волчьей грацией и огнем в миндалевидных глазах. Один из них уже чертил на земляных стенах руны ловушки.

Всхлипнув, погрузила пальцы в землю глубже и… нашла. Пальцы нащупали круглый бок и спустя мгновение на ладонь легла перепачканная в земле черная бусина. Единственная бусина, которую не выпила богиня. Мгновенная смерть.

Ифриты не знали, что она из себя представляет, но чуяли фон сильной магии. На азиатских лицах отразилось беспокойство.

— Положи артефакт, дева, и твоя смерть будет легкой, — сказал один из них.

— Может, мы даже оставим тебя в живых, — поколебавшись, сказал самый юный из всех. — Может, мы даже подружимся.