Проданная Истинная. Месть по-драконьи

Так было у моей матери. Так будет у моей сестры. Кто знает, быть может, так будет и у меня. Если герцог купил меня, чтобы получить сильного сына, то разве этот сын не станет тем самым ресурсом, которым я буду владеть?

От мысли, что я способна до такого додуматься, остановилась, как вкопанная. Ну что за грязь только что была в моей голове?! Сдаться, позволить себя использовать, позволить еще даже не существующему ребенку пробивать мне жизненный путь?

— Ваша карета в центре, видите? — вейр подтолкнул меня вперед. — С золотым гербом.

Карета, вызывающе покрытая золотой резьбой в форме императорских азалий, опутывала одну из карет, и я со вздохом прошла к ней.

Лакей помог мне забраться внутрь, расправил подол около туфель с неожиданным уважением, словно я была не купленной Пустой, а обычной вейрой. После чего я оторвала наконец взгляд от лакейской макушки и испытала желание выпрыгнуть за этой макушкой обратно во двор. Да что там, я бы даже в окошко протиснулась. Напротив меня сидел герцог все еще в черной полумаске и легонько постукивал стеком по глянцевому сапогу.

Но карета тронулась и деться мне было некуда.

«Это, — подумала с вновь проснувшимся гневом. — Он назвал меня «это»!»

— И зачем вы меня купили?

Подняла тяжелый взгляд, который передался мне от отца-военного. Я больше не хотела быть той, что прячется и притворяется, по моим искалеченным потокам вместо магии текла грозовая туча с громом и молнией. Мимолетная мысль о смирении, настигшая меня в том полутемном коридоре, буквально истлела от ярости.

— А как вы считаете?

Герцог откинулся на спинку сиденья, и его лицо приобрело неуловимо довольное выражение. Коротким рывком он снял маску и кинул ее рядом.

— У меня нет магии, я полезна только как сосуд для сильного сына… — рассуждала я вслух, едва сдерживаясь от распиравшей меня темной злобы. — Интересно, а если родится дочь? Вы ее утопите, как лишнего котенка, и попробуете снова?

Анвар неуловимо нахмурился, хотя внешне его лицо походило на совершенную, отлитую из белого фарфора маску. Но я каким-то странным образом чувствовала, что он недоволен, и сердце мое возликовало. Значит, и я могу причинить боль.

— Дети — счастье для дракона, — сказал он, наконец, хрипло.

Даже не отрицает своих планов, мерзкое драконье семя.

— Дети! — тут же вцепилась я за сказанное. — Интересно как вы их сделаете? Замотаете мне лицо простыней и изнасилуете?

Анвар без улыбки уставился на меня темнотой и холодом глаз.

— А мне говорили, что у семьи Фьорре послушная и умная дочь…

— И красивая, — вставила я поспешно.

Теперь, когда меня лишили семьи, титула и будущего, хорошие манеры приказали долго жить. Однако, герцог не отреагировал на подначку.

— Послушная, умная и красивая дочь, — повторил он без улыбки. — Драконы, моя прекрасная вейра Аланте, никого не насилуют, к ним приходят в постель добровольно. И вы тоже придете.

Он медленно, как в дурном сне, наклонился ко мне ближе, словно давая почувствовать, насколько я слаба перед силой драконьего обаяния. Самым страшным было то, что я почувствовала. Мерцающий сладкой темнотой взгляд, внимание, даже нежностью в том, как Анвар придерживал меня на особенно резких поворотах. Мягкий голос, которым охотник подманивает неосторожную птицу.

Я отшатнулась. Может, у Аланте и не было опыта в сложных связях с мужчинами, зато я к своим пятнадцати владела ими в избытке. Кому я только не нравилась в далеком туманном мире, меня не купишь парой ласковых взглядов.

— Итак, — сказала похолодевшим голосом. — Вы планируете со мной только детей или еще и пить меня будете?

Анвар нахмурился, а после вдруг попытался поймать рукой меня за подбородок. Я отчаянно увернулась, толкнув его руками в грудь. Ровно в этот миг карета снова подскочила на повороте, и я сначала пошло упала герцогу на грудь, а после попыталась вывернуться, как в бульварном романе. С таким же успехом я могла бы пробовать выбраться из объятий железной девы. Наконец, когда дорога выровнялась, герцог легко выпустил меня, и мы благополучно растолкнулись.

В полном молчании я забилась в дальний угол, а герцог хмуро уставился в окно.

— Кто будет вас пить в здравом уме, в Пустых нет магии.

— Но дети-то рождаются одаренные, — огрызнулась я.

Мне было все еще сложно отойти от пережитых объятий с собственным кошмаром. Что-то опасно похожее на ненависть снова подняло свою оскаленную морду внутри моего слабого, ни на что не годного тела. Он назвал меня «это», он меня продал, а потом купил, как кусок телячьей вырезки, как платье, как питомца. Как вещь.

— Научно это необъяснимо, — задумчиво согласился Анвар. — Но Пустые способны выносить необычайно одаренного ребенка, но вот что их можно выпить, я слышу впервые.

Значит, вот как… Слухи, которыми меня пугала Калахне, оказались беспочвенными. Хотя судьба вечно беременной страшилы, запрятанной от чужих глаз в Гнезде герцога мне нравилась еще меньше.

Мой взгляд против воли вернулся к герцогу. На одну ужасную секунду я вдруг подумала, что в постели с ним было бы сладко. Такая живая, энергетически заряженная личность, взятая под ледяной самоконтроль, должно быть раскрывается в любви. Откровенно, яростно.

Меня кинуло в жар, а после сразу в холод. Я не корила себя за такие мысли. Это ведь мысли, не поступки. Несколько мгновений мечты, которые я вырву из сердца и выкину, едва остановится карета. Просто еще немножко посмотрю. Представлю, как это может быть по любви с таким мужчиной, как герцог Анвар Фалаш.

Карета тяжело качнулась, и остановилась. Герцог, сидевший заледеневшей греческой статуей последние полчаса, неожиданно энергично выпрыгнул из кареты, а после подал мне руку.

Капризничать я не стала и охотно оперлась на герцога, тяжело перевалившись через выдвинутую ступеньку.

В полном молчании, отмахнувшись от услуг мажордома и экономки, герцог провел меня к через весь дом, не особенно задерживаясь в залах и покоях. Слуги смотрели на нас дикими глазами, словно герцог притащил домой неведомую зверушку.

Сам же дом… был странным. Военный аскетизм обстановки соседствовал со старинной, давно утерянной роскошью мозаичного пола, венецианских окон, стен, выложенных маленькими магическими витражами со сценами боев, танцев богов, пира отца-дракона, рождения богини Смеха, и еще не утратившими защитную функцию маяками, вкрапленными в ниши. Странную эклектику дополняли потерявшие первоначальный блеск стульчики, потертые гардины, да и мозаика была кое-где выщерблена.