Продавец проклятых книг

— Игнасио, тебя что-то беспокоит? — спросил Уберто, проталкиваясь сквозь толпу вслед за ним.

Торговец повернулся к мальчику, взглянул на него, как на дурака, и опять стал смотреть вперед с легкой улыбкой. Тогда Уберто бросил вопросительный взгляд на Гийома, но француз только пожал плечами.

Они бродили среди ларьков по рынку перед церковью Иакова Старшего. Уберто не мог понять, в какую сторону они идут, и ему казалось, что они ходят по кругу.

В какой-то момент Игнасио оглянулся назад, подозвал француза и шепнул ему что-то на ухо. Гийом кивнул в ответ, спрятал лицо под капюшоном и быстро ушел.

Уберто проводил его взглядом и спросил:

— Куда он пошел?

— Иди и не смотри на него, — велел торговец. — Я послал его проследить за одним делом. Позже он присоединится к нам.

Игнасио и Уберто еще несколько минут ходили под навесами рыночных ларьков.

— Настоящее имя Готуса Рубера — Бартоломео, — сказал мальчику торговец. — Прозвище Готус он носит потому, что его семья происходит от вестготов, которые жили на Иберийском полуострове еще до арабов. Почему его называют еще Рубер? Ну, это ты поймешь сам, когда увидишь его. — Игнасио улыбнулся. — Тебе надо знать, что когда-то Бартоломео был одним из самых талантливых алхимиков в Толедо.

Уберто стало почти весело. Он начал привыкать к странностям Игнасио.

— Как ты с ним познакомился? — спросил он.

— Это случилось, когда я был молодым, учился в Толедской школе переводчиков и переводил книги, доставленные с Востока, — ответил торговец. — Уже тогда Бартоломео занимался алхимией. Меня очаровали его мысли о металлах. Я усердно ходил к нему в гости, и мы стали друзьями. Когда я уехал из Толедо, мы потеряли друг друга из виду и встретились снова лишь через много лет почти случайно. Я знал, что он обеднел и был должен денег нескольким ростовщикам из Сарагосы. Впрочем, это можно было предвидеть, ему для экспериментов нужны были золото, серебро и редкие книги. Поскольку он не мог содержать себя сам, я решил взять его с собой, чтобы он смог заработать немного денег, и стал учить его искусству торговать реликвиями.

В центре рынка небольшая группа паломников собралась вокруг скамьи, над этим кружком раздавался веселый голос Готуса Рубера. Алхимик стоял за деревянной тележкой, которую использовал вместо прилавка. Его голову защищал от солнца навес из квадратного куска оранжевой ткани. Все вместе это походило на маленькую тунисскую лавочку, до краев набитую всевозможными вещами.

Прохожие совали свои носы в пеструю кучу, с интересом копались в амулетах, реликвиях и обожженных солнцем пергаментах. Готус Рубер возбуждал их интерес, громко расхваливая качество своих товаров.

— Поглядите сюда, синьоры! Это лоскут туники святого Иакова, нашего Сантьяго! А как вам вот это? Зуб святого Христофора, острый, как у волка! А вот здесь лежит пепел святых Гервасия и Протасия, который я лично собрал в Милане, руководствуясь видением святого Амвросия! А что вы скажете об этом маленьком сосуде? В нем я запечатал манну, которая истекает из мощей святого Николая Мирликийского! Понюхайте! Чувствуете аромат ладана? Что скажете вы, синьор с печальным лицом в заднем ряду? Ваше поле бесплодно? Купите эту книгу. В ней записаны все молитвы и заклинания, необходимые, чтобы ваша земля стала плодоносить! Эти слова сделают плодовитой и вашу жену, если она бесплодна или слишком стара, чтобы иметь детей. Что? Вы не умеете читать? Это не важно! Вам достаточно держать книгу под подушкой! А вы сейчас же положите то, что держите! Это не игрушка, это копье Лонгина! Итак, кто следующий? Чья очередь? Кто хочет что-нибудь купить?

— Я бы хотел приобрести «Ключ Соломона»! — крикнул кто-то в толпе.

«Что за нелепая просьба? — подумал Готус Рубер, морща свой толстый нос. — „Ключ Соломона“ — руководство по колдовству, и это правда».

— А почему бы не «Некрономикон» Абдул Альхарзреда в переводе на греческий Теодора Филеты из Константинополя?! — спросил он в ответ.

Но еще до того, как закончить эту фразу, он встретился взглядом с человеком, говорившим о «Ключе». Алхимик немного помедлил, вспоминая, кто это. Потом на его лице отразилось удивление.

— Игнасио из Толедо? Ты ли это? Какого черта ты здесь делаешь, старый разбойник? Это же действительно не кто иной, как ты!

Игнасио улыбнулся ему с другой стороны прилавка и сказал:

— Рад видеть тебя в добром здравии, дорогой друг. А здесь я нахожусь по своим делам.

Уберто стоял рядом с Игнасио и разглядывал Готуса Рубера. В самом деле, странный человек — коренастый мужчина лет пятидесяти, в зеленом халате без подкладки. Лицо лилового цвета, глаза — длинные и узкие, волосы на голове — целая шапка рыжих завитков. За эти волосы его и прозвали Рубер. На латыни это слово означает «красный», а в итальянском языке «красный» можно истолковать и как «рыжий». Если хорошо присмотреться, лицо алхимика похоже на лицо фавна.

— Ты вечно крутишься ради денег, словно шлюха! — сказал Рыжий. Его переполняли удовольствие и радость. — Я рад видеть тебя, старый черт. Прошло столько времени, а я все еще у тебя в долгу.

Игнасио ухмыльнулся, скрывая грусть за злой насмешкой, и ответил:

— Ты ничего мне не должен, кроме дружбы, грубиян. И что ты мог бы мне предложить? Четыре заплесневевшие кости в мешочке из грязной кожи?

— Эй, легче с оскорблениями! У меня весь товар подлинный! — заявил Готус Рубер, не желавший, чтобы его порочили перед толпой потенциальных покупателей. — Я не такой, как эти вшивые старьевщики-евреи из провинциальных городков, — проворчал он. — Держи, мальчик, это большой палец ноги святого Киприана. Настоящий! Дарю его тебе!

Готус Рубер вложил в ладони Уберто маленькую желтоватую кость, потом снова повернулся к торговцу и спросил:

— Кстати, кто этот молодой человек?

— Уберто. Мой помощник, — ответил Игнасио.

— Уберто. Верно? — спросил Рыжий и перегнулся через прилавок, чтобы лучше рассмотреть мальчика. — Тебе повезло. Тебе достался лучший учитель на свете. Видел бы ты его пятнадцать лет назад во время взятия Константинополя! Он тогда провел отряд солдат по императорской столице среди пожаров по извилистому пути между монастырем Иоанна Крестителя и арабским кварталом. Какое было время! Я был тогда с ним.

— Ну да. — Игнасио поднял взгляд к небу.

Ему было неприятны слова Готуса Рубера, неуклюже влезшие в прошлое, словно большие и неловкие руки.

— Скажи мне, Игнасио, вот что, — снова заговорил Рыжий, подмигивая Уберто. — Ты помнишь того долговязого негра, которого мы встретили в Константинополе? У него на лбу был огнем выжжен крест. Поверить невозможно!

— Что? — вырвалось у мальчика, который в это время вертел в пальцах большой палец ноги святого Киприана.

— Я это помню, — подтвердил Игнасио. — Он говорил на неизвестном нам языке и поэтому водил с собой переводчика, который переводил его слова на латынь. Он сказал, что из христианского народа, но про этот народ никто из нас не знал. И еще он сказал, что у них принято тому, кого крестят, во время обряда выжигать раскаленным железом крест на лбу.

На Уберто этот рассказ произвел сильное впечатление.

— Мне кажется, Бартоломео, что это был Лалибела, царь Эфиопии. Если я не ошибаюсь, он говорил, что паломник и хочет побывать во всех святых христианских городах.

— Кто знает, сумел ли он это сделать… А теперь выкладывай главное, старый лис. — Рыжий почесал свои рыжие брови. — Что ты здесь делаешь?

— Я не стану уклоняться от ответа, друг, — ответил Игнасио, взгляд которого стал острым, как булавка. — Я иду по следам Вивьена де Нарбона и книги «Утер Венторум», которую ты, несомненно, видел.