Проделки дядюшки Дэнба(Тибетское народное творчество)

Но стоило ему увидеть влюбленных, как руки у него опустились, и колчан упал на землю.

«Я такой же молодой, как они, — подумал юноша, — могу ли я убить невинных людей?»

Он выпустил одну стрелу в ворона, а другую — в филина, обмазал кровью птиц стрелы и пошел домой.

— Выполнил твою волю, мать, — сказал сын и достал окровавленные стрелы.

Обрадовалась злая женщина и велела позвать гадалку.

— Скажи, есть на свете женщина красивее меня?

— Твоя падчерица, госпожа, красивее тебя, красивее всех на свете.

«Проклятье! И собственный сын обманул меня! Велю запороть его плетьми!»

На третий день, когда Цюмэй Раму ушла со своим стадом к реке, злая мачеха схватила лук, стрелы и бросилась вдогонку. Первой стрелой она ранила в ногу Джаси Дордэ, но убить юную Цюмэй Раму ей не удалось: тетива со звоном лопнула.

Пуще прежнего рассвирепела мачеха и, что было сил, припустилась домой — новый лук искать. А Цюмэй Раму тем временем переплыла реку и стала ухаживать за раненым возлюбленным.

— Нас никто с тобой не может разлучить, — успокаивала она Джаси Дордэ.

— Да, — отвечал он со слабой улыбкой. — Мы всегда будем вместе. Но сейчас ты должна вернуться домой. Если люди моего племени увидят тебя — нам обоим будет худо. Иди, а я поползу к своей палатке и выпью целебную травяную настойку. Если завтра ты заметишь белые облака над моим жильем — значит, я спасен. Если черные тучи закроют небосвод, тогда…

В слезах провела Цюмэй Раму остаток дня и ночь. А на зорьке, когда она погнала стадо к реке, из-за дальних гор вдруг показались мрачные тучи. Они надвигались быстро, неотвратимо, неся с собой страшную весть о смерти Джаси Дордэ. Над горными кручами закружили орлы.

Затуманились карие глаза юной горянки, глухие рыдания вырвались из ее груди. Замолкли детский смех, веселые песни молодежи. В монастыре забили в барабаны монахи. Три дня перед статуей золотого Будды читали они заклинания. Три дня плакали родные и близкие Джаси Дордэ. На четвертый день в центре селения был разложен большой костер: по древнему тибетскому обычаю тело умершего от яда должно быть предано огню.

В назначенный час все племя с южного берега собралось на площади. Люди стояли понурившись, в скорбном молчании. Только невнятное бормотание монахов да треск сухого валежника нарушали гробовую тишину.

Никто не заметил, как юная Цюмэй Раму протиснулась сквозь толпу. Она подошла к самому костру, где лежало тело возлюбленного, и громко крикнула:

— Смотрите все! Ничего не было сильнее нашей любви! Ничто не может разлучить нас: ни злые люди, ни вода, ни огонь. Смотрите, люди! — И с этими словами Цюмэй Раму бросилась в бушующее пламя.

Когда отец и злая мачеха узнали об этом, на том месте, где пылал костер, остался лишь пепел. «Пусть и после смерти их души живут отдельно», — решила про себя злая мачеха и спросила мужа:

— Чего больше всего боялась Цюмэй Раму?

— Зеленой жабы, — ответил убитый горем отец.

— А чего боялся твой сын? — спросила она у отца Джаси Дордэ.

— Мой сын был храбр. Ничто не могло его устрашить. Он только ненавидел ядовитых змей.

Злая мачеха позвала слугу и велела ему поймать зеленую жабу и ядовитую змею и бросить их в пепел. Как только приказание было выполнено, пепел разделился на две половины. Прах Цюмэй Раму и Джаси Дордэ похоронили на северном и южном берегах, друг против друга. Весной на могильных курганах выросли тенистые ивы, их ветви сплелись между собой. Враждовавшие племена увидели в этом добрый знак и порешили восстановить мир.

Только одна злая мачеха была недовольна. Она велела слуге спилить деревья и пустить их вниз по реке. Но на следующую весну из земли снова показались зеленые побеги. Они тянулись вверх так быстро, как это бывает лишь в сказках. И опять мачеха позвала к себе слугу. Теперь она велела выкопать ивы и перенести одну за горы, где много соленых озер, а другую на южный склон горы Чжилин, где много чайных кустов.

«От соли погибнут корни; а чайные кусты задушат молодой побег», — думала злая женщина.

Но ее черным мечтам не суждено было сбыться.

— С той поры, — закончил свой рассказ старый скотовод, — в память о двух любящих сердцах, в нашем народе заведен обычай: пить чай вместе с солью. Добрые силы сильнее злых. Чай и соль означают единство.

— А почему, старик, ты называешь реку Разлукой? — спросил я рассказчика.

— Есть и на это ответ. Злую мачеху звали Тусин, что значит «разлука». Ее именем и назвали реку. С той поры она рассказывает людям историю о злой мачехе и двух любящих сердцах. Я подслушал ее и рассказал тебе, а ты поведай другим. Пусть все знают: у всякого зла, как и у реки, есть конец.

О том, как тибетский народ научился цинко сеять

Рассказывают, что давным-давно, в самом сердце Тибета лежало королевство Бура. Жители Буры ничего, кроме говядины и баранины, не ели, ничего, кроме ячьего и козьего молока, не пили. Фруктовые деревья росли только в королевском дворце, и только королевская семья знала вкус их плодов.

Был у короля сын. Звали его Арчу. Королевич был умный, храбрый и очень добрый юноша. Услыхал он однажды, что у духа гор есть какие-то зернышки. Стоит их бросить в землю, как они вырастут и дадут вкусный и питательный ячмень цинко [3] . Арчу любил свой народи хотел, чтобы он питался не только мясом, от которого люди быстро старятся. И вот решил королевич отправиться к горному духу и добыть у него чудесные зерна.

3

Цинко — голосемянный ячмень, наиболее распространенный в Тибете злак.

Чтобы добраться до его обители, предстояло пройти девять тысяч ли [4] , перевалить через девяносто девять высоких хребтов, переправиться через девяносто девять больших и бурных рек. Испугались король с королевой — как бы не погиб в пути их единственный сын — и стали отговаривать Арчу от задуманного. Но уговоры не помогли. Королю и королеве пришлось выбрать двадцать лучших рыцарей, чтобы они сопровождали их сына.

На другой день королевич Арчу и двадцать доблестных рыцарей верхом на лошадях двинулись в путь. Они были вооружены длинными острыми пиками, на поясе у каждого висел меч.

4

Ли — мера длины, равная 0,5 км.

Много дней и ночей ехал Арчу со своими телохранителями. Стоило им перевалить через одну огромную гору, как перед ними сразу же вырастала другая, еще более неприступная. Стоило им переправиться через один бурный поток, им встречался другой.

В тяжелом пути один за другим погибли все телохранители. В живых остался один королевич. Это было перед девяносто девятым хребтом. И вот, обессиленный, Арчу, держа коня на поводу, взобрался на девяносто девятую гору. Под высокой сосной он увидел безобразную старуху. Она сидела на земле и пряла шерсть. Приблизился к ней королевич, поклонился и спросил, где лежит обитель горного духа и как его отыскать. Старуха даже бровью не повела. Тогда Арчу рассказал, кто он такой и зачем пришел. Старуха взглянула на королевича и сказала: