Проект «Геката»

Он успел взмахнуть шокером; Гедимин машинально уклонился, попутно перехватив его руку и скрутив её так, что захрустела обшивка. Охранник с отчаянным воплем упал на дно фургона, в кольцо каким-то чудом расступившихся людей. Толпа сомкнулась над ним, как вода. Гедимин услышал треск бластерного разряда и оборвавшийся хрип — а затем заскрежетал экзоскелет, раздираемый на части. Те, кто не смог сразу подойти ближе, плотной массой двинулись к упавшему. Гедимин шагнул в сторону и обнаружил, что рука упирается в стенку. Сверху орали, кто-то пытался открыть верхний люк, но механизм заклинило. Гедимин услышал грохот и почуял запах горящего фрила. Фургон рассекло надвое. Задняя часть свалилась с прицепа, на ходу выкрашиваясь сквозь проёмы в сварном каркасе. Охранники ещё болтались на нём, паля во все стороны, но фургон уже несло куда-то в степь, заросшую тёмной стелющейся травой. Гедимин выпрыгнул на ходу, прокатился по кагетской флоре, не получив ни царапины, и, уже не оглядываясь, бросился прочь от дороги. Вокруг бежали люди в странных обмотках, болтающихся на бегу, — самцы, самки, крупные и мелкие. За спиной трещали разряды — охрана опомнилась и открыла шквальный огонь. Гедимин успел подумать, что надо бы найти укрытие, — в следующую секунду разряд станнера вошёл ему между лопаток, и сармат рухнул ничком и пару метров проехал на животе, отметив сквозь наплывающий туман, что трава на Кагете очень колючая.

— Sahasu, — выдохнул он, понимая, что побег не задался. Так не повезло не ему одному — охранники уже бегали вокруг, собирая в траве тела и стаскивая к остановившимся фургонам. Гедимина, пару раз врезав шокером по чему попало, швырнули в открытый люк. Кто-то, придавленный им, вскрикнул и затрепыхался. Гедимин ничем не мог ему помочь — ни руки, ни ноги не подчинялись.

— На выход! — заорали над головой. Сармата схватили за ноги и выволокли из остановившегося «Кенворта». Сверху спрыгнул кто-то из пленных, не разбирая в спешке дороги, и пробежал по лежащему Гедимину. Его снова дёрнули за ноги, оттащив на обочину, и он сердито сощурился — биться ушибленным затылком о камни было очень неприятно.

— Устроил побег, — доложил кому-то охранник, пнув лежащего сармата под рёбра. — Убил конвоира.

— В колодки его, — буркнул второй на ходу, наступив Гедимину на руку. — На выходе из ущелья. Чтоб другим неповадно было.

«Кого я убил?!» — сердито сощурился Гедимин. Его уже тащили, взяв за руки и за ноги, и он периодически задевал камни головой. «А, теперь не оправдаешься. Has-sulesh… хоть бы мозги не выбили! Сконструируешь тут нормальный реактор…» — он, насколько смог, прижал подбородок к груди, оберегая голову, и закрыл глаза.

05 мая 31 года. Кагет, Обугленные горы, урано-ирренциевый рудник

Тычок шокера в плечо грубо оборвал дремоту, заставив сармата дёрнуться, вскинуться и едва не вывернуть себе руки, спросонья забыв о колодках. Над головой раздался хриплый смешок.

— Вставай, hasu, — буркнул охранник, бросив перед Гедимином зазвеневшую миску. Половина воды, налитой в ёмкость, тут же расплескалась. Сармат кое-как распрямил руки и поддел миску ладонью, поднося её ко рту. Высоко поднять не удалось — мешал стальной трос, уходящий в скалу.

Солнце уже поднялось над степью, но сармат его не видел — всё небо затянула сизая дымка. Ветер, бьющийся о горы, пропах сыростью и сероводородом с далёких гниющих озёр. Над лагерем, растянувшимся вдоль Обугленного хребта, протяжно выла сирена. Охранник, оглянувшись на ряды бараков, бросил в миску Гедимина комок Би-плазмы. Сармат наклонил ёмкость ко рту, втягивая разбавленную жижу, и уронил пустую миску на камни. Она покатилась, звеня, вниз по склону, охранник, выругавшись, попрыгал за ней, на прощание огрев Гедимина шокером.

Полежав немного на холодном камне, сармат приподнялся и сел на левое бедро, неловко подвернув ногу. Попробовал цепи на руках, — расшатанная скала понемногу, по миллиметру, начинала поддаваться. Гедимин слегка напряг мышцы, приподнял руки и услышал тихий шорох песчинок. «Через пару дней треснет,» — подумал сармат. «Или им надоест меня тут держать. Вообще не понимаю, в чём смысл.»

Его приковали за руки и за ноги к большой глыбе, когда-то отвалившейся от ближайшей горы и теперь лежащей неподалёку от входа в рудничное ущелье. Сидеть, постоянно опираясь ладонями и коленями на камень, было неудобно, но сармат быстро привык. Кажется, такое положение предполагалось унизительным, равно как и кормление из миски, поставленной на землю. Спросить, что имелось в виду, было не у кого — охранники общаться не хотели, а каторжники, понукаемые конвоем, пробегали мимо, не поднимая глаз.

Сирена в последний раз взвыла над лагерем и смолкла. Между бараками, за разомкнутой стеной ветрорезов, выстраивались заключённые. Охранники в серо-зелёных экзоскелетах проходили вдоль рядов, пересчитывая пленников по головам. Колонна, прошедшая учёт, тут же отправлялась в ущелье, на рудник. Когда к шахте отправили последний барак, первый уже возвращался — заключённые, разделившись по двое, несли контейнеры с рудным концентратом. На крышках были химические символы урана, серебра, ирренция, иногда — кеззия. Контейнеры выглядели лёгкими — по центнеру каждый, самое большее, и Гедимин с удивлением смотрел, как двое мужчин еле волокут их. «Даже филк донёс бы в одиночку и не устал,» — думал сармат, разглядывая людей. Многие из них выглядели измученными даже сразу после подъёма, некоторые спали на ходу, хотя Гедимин видел, что им отвели на отдых целых шесть часов и во время сна не тревожили их.

Сармату не выдали никакой одежды, оставив его в старом комбинезоне; видимо, спецодежды на кагетских рудниках не было вообще — все рабочие, которых видел Гедимин, были в тех комбинезонах или многослойном тряпье, в которых их взяли в плен. Им дали какие-то обмотки для рук, а у тех, кто выносил контейнеры, были повязки, прикрывающие рот, — больше сармат ничего не заметил. «А нам в Ураниуме выдали комбинезоны,» — думал он, рассматривая красные веки и припухшие розоватые пятна на тонкой человеческой коже. «И сапоги. И респираторы… Интересно, душевая тут есть?»

Из лагеря донёсся треск бластерного разряда, чуть позже он повторился, и шахтёры, возвращающиеся в ущелье, на секунду замедлили шаг; кто-то вздрогнул и съёжился.

— Ну что сегодня? — крикнул, остановившись в воротах, один из охранников. Он был на особом положении — об этом свидетельствовали красные полосы на обшивке его экзоскелета.

— Минус два, — отозвался охранник, выходя из барака. Из ущелья, куда ушли шахтёры, Гедимин услышал короткое ругательство, а за ним — треск шокера, которым помахали в воздухе для острастки.

— Места прибавилось? — спросил «командир».

— Хватит на целый грузовик, — заверил охранник. Из барака за его спиной вышел филк в сером комбинезоне, волоча за собой тележку с неподвижным телом.

— Ладно, работай, — «командир» развернулся, и проём ворот за его спиной закрылся, затянувшись поверх створок защитным полем. Гедимин следил за сарматом, пока он не исчез в невысоком строении, по виду неотличимом от бараков. За воротами был посёлок охраны, отделённый от лагеря парой вышек с бластерными и кинетическими турелями, снятыми с подбитого «Койота». Турели, как и всё в этом поселении, выглядели древними и отчаянно нуждались в ремонте.

На дальнем краю лагеря несколько рабочих возились с опорами для новой секции ветрореза; ещё несколько раскладывали каркас будущего барака. Из прямоугольного участка с содранной почвой торчали костыли, забитые в камень, — скала не позволяла заложить фундамент, а лёгкие фриловые строения без опоры ветер таскал, как хотел, несмотря на все заграждения. «Расширяются,» — думал Гедимин. «Большой лагерь. Наверное, давно тут. Я-то думал, что на Кагете просто сольвентные скважины…»

На самой шахте он ещё не был, но уже сомневался, что там вообще применяют сольвент. Доносящиеся из ущелья звуки относились к грубой примитивной работе — бурению и дроблению, смешиванию и промывке. «Они там что, добывают ирренций вручную?» — сармат недоверчиво хмыкнул. «Хотя… может, поэтому он такой взрывоопасный.» Он попытался вспомнить формулу сольвента, вспомнил, что в процессе участвует жидкий азот, и досадливо поморщился. «Ничего, что-нибудь придумаю,» — он снова напряг руки, расшатывая скалу, — по его расчётам, до первых трещин оставалось четырнадцать часов постоянной работы. «Ирренций вручную не добывают. Дикарство какое-то!»