Профессия: театральный критик

Пеппино де Филиппо — большой мастер трансформации; кажется, в этой области для него нет преград. Владея в совершенстве искусством внешнего перевоплощения, этот замечательный актер раскрывается и как смелый художник психологического театра. Прячется ли его герой в широких одеяниях философа или исполняет легкомысленную пляску мумии, актер доносит до зрителя всю полноту разнообразных ощуще­ний, испытываемых в эти моменты самим Пеппино Саракино. Тут и радость творчества, наслаждение собственной выдумкой, и комически преувеличенная старательность, и одновременно — покоряющая увле­ченность подлинного художника, мастера фарса. "Метаморфозы бродя­чего музыканта" — результат творчества дружного и талантливого кол­лектива. Пеппино де Филиппо — лишь первый среди ярких.

Комедия, насыщенная пением, музыкой, танцами, завершается шутливой мелодией тарантеллы, написанной тем же поистине вездесу­щим Пеппино де Филиппо. И в ней тоже звучит то неподдельное и обаятельное лукавство, на которое так щедр спектакль наших гостей.

(Шквал смеха//Театральная жизнь. 1965. №17).

Туринский драматический театр

"Хозяйка гостиницы" К. Гольдони, "Анконитанка" и "Диалоги с Рудзанте" А. Беолько, "Укрощение строптивой" У. Шекспира

Июнь 1966 г.

На спектаклях этого театра — и на сцене, и в зале — царили то грусть, то веселье. Равнодушных не было. Гость из Италии — Турин­ский драматический театр сердечно, талантливо рассказывал москвичам о человеке и человечности.

Сначала, и неожиданно, в комедии Карло Гольдони "Хозяйка гос­тиницы" — о тоске одиночества, горечи неразделенного чувства. О том, как мучительно обрести веру и тут же ее утратить.

Затем—о любви. Самой разной: то возвышенной, поэтичной, то зем­ной, полной и радостей, и опасений, серьезной и легковесной, даже чуточ­ку смешной — в старинной комедии Анджело Беолько "Анконитанка".

А в "Диалогах с Рудзанте" Беолько небо затянули тучи. Мы увиде­ли расточительство рядом с нищетой, равнодушное легкомыслие и "бе­ду войны". Мы страдали вместе с обездоленным крестьянином, жалким и одновременно почти величественным в своем безумном и справедли­вом гневе.

Но под конец из-за туч снова вышло солнце веселья — на сцене одержали победу буйство красок и лукавая усмешка: это Петруччо в окружении персонажей "Укрощения строптивой" сражался с Катариной во имя любви, счастья, радости...

Наши гости не привезли пьес современных драматургов, однако каждый их спектакль был по-своему современен. Туринцы проявили завидную смелость в обращении к забытым пьесам, в переосмыслении классики. Так, они бесстрашно пошли на спор с установившейся тради­цией истолкования "Хозяйки гостиницы". Во имя дня нынешнего.

В этой постановке — красочной, энергичной по ритму — как будто сохранено все, что составляет прелесть комедии Гольдони: затейливая вязь интриги, рискованные розыгрыши, расчетливое кокетство Миран-долины, которая посрамляет женоненавистника кавалера Рипафратту и при этом успевает весело водить за нос других своих незадачливых вздыхателей. Однако в веселом калейдоскопе событий постепенно все отчетливее начинают звучать ноты тревожные.

В центре внимания на этот раз оказалась не очаровательная Миран-долина, а ее "жертва"—кавалер Рипафратта, неожиданно молодой, кра­сивый и... наивный. Он наивен и в своем безграничном презрении к жен­щинам, и в том, как легко поддается обаянию Мирандолины: искренне, открыто. Джанфранко Омбуэн тонко прослеживает зарождение и развитие любви своего героя, любви, не столько страстной, сколько доверчивой.

Да, кавалер "виновен", его надменность справедливо посрамлена, самоуверенность разбита. Но, посмотрите, какое обновление принесла ему любовь, каким новым светом озарила она героя. Он не смешон, ка­валер Рипафратта, он искренне потянулся к человеку, а над ним насмея­лись, он поверил, а его обманули...

И вот кавалер уходит. С низко опущенной головой, с разбитыми надеждами, неразделенной любовью, оскорбленным доверием. А на сцене в долгой и неловкой паузе замерли те, кто остался. Сейчас нач­нется всеобщее веселье. Вот уже слуги с букетиками цветов спешат по­здравить хозяйку и ее будущего супруга, вот уже обворожительная и лицемерная Мирандолина— Валерия Морикони задорно произносит прямо в зал заключительные слова комедии. А в зале невесело, зал за­думчив и расстроен. Режиссер Франко Энрикец рассказал нам веселую историю с печальным концом, историю о бездумной жестокости и че­ловеческом горе...

Можно спорить с подобной трактовкой комедии Гольдони, но пра­во театра прочесть ее оригинально, по-своему. И он сделал это последо­вательно и убедительно.

По существу, экспериментом были и следующие два спектакля. Туринцы обратились к забытым пьесам "отца" итальянской комедии масок Анджело Беолько. Они усвоили древний диалект, разучили ста­ринные песни и танцы, и перед зрителем раскрылись гуманистические идеи, народность произведений.

"Анконитанка" — спектакль, безудержно веселый и безоблачно ра­достный, — начинается песней и удалой пляской. Зрители дивятся лег­кости, с какой носятся из конца в конец сцены пышнотелые матроны, любуются стройными красотками, сильными гибкими юношами.

Чего только ни увидишь на этом представлении! Здесь пленники усердно и остроумно демонстрируют свои таланты, дабы кто-нибудь выкупил их на свободу. Здесь страстные красавицы влюбляются в девушек, переодетых в мужские костюмы, а эти последние — тоже в девушек, и тоже замаскированных мужчинами! Здесь горбатый и дряхлый скупец стойко и напористо домогается любви куртизанки и мечтает сплавить кому-нибудь собственную жену! И во всем этом во­рохе необычайных приключений, полных грубоватого комизма и соч­ного народного юмора, словно рыба в воде, чувствует себя "поэт любви" Рудзанте.

Когда-то эту маску исполнял сам Беолько. В спектакле туринцев Рудзанте играет Джанкарло Дзанетти и играет великолепно. Вот он, белокурый красивый крестьянский парень, как и все герои "Анконитан-ки", сгорает от страсти. Да нет, не сгорает — его буквально распирает от чувства так, что он взаправду лезет на стенку! Но даже и тогда этот персонаж не забывает дирижировать событиями, проявляет чудеса лов­кости, конечно, не без выгоды для себя.

Кажется, проделкам Рудзанте не будет конца, каскаду уморитель­ных трюков — предела. Любовь и молодость победно смеются в этом спектакле над похотью и богатством.

"Анконитанка" — спектакль безоблачный, но не беззлобный. И бо­лее всего в нем досталось богатому и сластолюбивому старцу Томао. Молодой актер Альвизе Баттаин до полной неузнаваемости перевопло­тился в своего героя, высмеял его жестоко и со вкусом.

Джанфранко де Бозио решил "Анконитанку" как площадное народ­ное действо, проникнутое духом импровизации и игры.

В "Диалогах с Рудзанте", так же поставленных руководителем Ту­ринского театра, перед зрителем предстал Беолько трагический. Спек­такль снова открылся танцами и пением, но на этот раз исполненными глухой боли и бессильного гнева. В танце кружились на сцене офицеры-вербовщики, в танце уходили за ними на гибель обманутые крестьяне.